Николай Буянов - Искатель. 2013. Выпуск №7

— Жанна! — снова закричал я — вернее, просипел, потому что сорвал голос. — Жанна, я не виноват, слышишь? Я не виноват в его смерти, Жанна!!!

И мне почудилось, что океан — громадный, черный, исполненный нерассуждающей ярости — хохочет надо мной. Над жалкой попыткой его одолеть…

Судя по настенным часам в номере, поезд, на котором собиралась уехать мадам Блонтэ, давным-давно отошел от вокзала. Чемодан сиротливо лежал на софе, в воздухе плавал сигаретный дым, и в бронзовой пепельнице (хрестоматийный чертик, обнимающий передними лапами бесформенное корытце) высилась гора окурков.

— Одного не понимаю, — тихо сказал Егор. — Как вы могли так легко сдаться? А что, если ваш дневник — обыкновенная фальшивка? А если даже и настоящий — почему вы уверены, что ваш пра-пра-прадед написал правду? Вдруг он, извините, страдал душевным расстройством? Вдруг он попросту ошибался? Ведь нет никаких доказательств, что Наполеон выпил этот бокал. Нет никаких доказательств, что Наполеон не умер от банального рака желудка — есть только предположения, версии, смелые гипотезы, не более того. И я не могу поверить, что вы испугались…

— Испугалась? — Женщина отшвырнула сигарету и вскочила с кресла. Верный секретарь успокаивающе взял ее за руку, но мадам Блонтэ только отмахнулась. — Вы знаете, что сделал Юлий, когда я приехала к нему в особняк? Он показал мне его.

— Кого? — не понял Егор.

— Дневник моего пра-пра-прадеда. Точнее, его копию. И сказал, что копию дневника ему передала одна известная нам обоим особа. И эта же особа организовала кражу медальона: отключила сигнализацию, провела в дом грабителей, наняла курьера для переправки ценности в Россию…

— Курьером был Владислав Виндзоров? Скрипач?

Мадам Блонтэ кивнула.

— И еще он сказал, что я ни в коем случае не захочу чтобы организатора кражи арестовала полиция, потому что… — Она запнулась. — Потому что это была моя племянница.

— Ваша племянница? — потерянно переспросил Егор, припомнив слабый голос Виндзорова на магнитофонной пленке. — Лаура…

— Лаура Дассен, — тихо произнесла мадам Блонтэ. — Ее мать, моя сестра, умерла рано, и я взяла Лауру на воспитание. Своих детей у меня не было… Знаете, месье Егор, она была очень талантливой скрипачкой, лучшей на своем курсе…

— Была? — так же тихо проговорил Егор. — Она…

— Она погибла три месяца назад. Автомобильная катастрофа, — Аника дотронулась до своего шрама. — Лаура была за рулем, я — рядом, на пассажирском сиденье.

Секретарь Андрэ снова, как давеча, мягко коснулся ее плеча. На этот раз мадам Блонтэ не сопротивлялась: наклонила голову, нежно потерлась щекой о его запястье, села в кресло и пристально посмотрела на медальон, лежавший в коробочке на журнальном столике.

— Вы спрашивали об убийце, месье Егор? Вот он, убийца, перед вами. Лучше бы его никогда не нашли. Лучше бы его просто никогда не существовало…

Шесть цифр.

— Алло. Господина Изельмана, пожалуйста… Здравствуйте, Рудольф Исаакович. Вас беспокоит Егор Волынов.

— Кто-кто? Ах да, свободный художник. Что на этот раз?

Егор помолчал, собираясь с мыслями.

— Вспомните, пожалуйста, ваш последний разговор с Юлием.

— Господи, опять! Я и так все доложил следователю, неужели вам лень почитать протокол? Ну ладно, ладно, что вы хотите узнать?

— Вы предложили Юлию устроить Машину карьеру. Он отказал, вы заявили, что он как собака на сене. Девочке можно организовать гастроли в Европе, необходима лишь некоторая сумма на раскрутку. А Юлий… Как он отреагировал?

— Никак. Он от меня отвернулся, можете себе представить? Отмахнулся, как от мухи: потом, мол, все потом. И уставился на свой чертов гобелен, будто увидел его в первый раз. Будто ничего интереснее в жизни не видел…

— И вы посмотрели в ту же сторону, я прав?

— Откуда вы… Впрочем, я уже ничему не удивляюсь…

Шесть цифр.

— Ромка, ты?

— Кто ж еще? — вздох. — Хочу написать Лялин портрет, но ни черта не выходит. Вижу перед собой ее лицо — все, до последней черточки, а нарисовать не могу. Так и стою, как дурак, перед чистым мольбертом.

— Рома, — тихо проговорил Егор. — Почему ты не сказал мне, что у Аники Блонтэ есть шрам?

— Шрам? — на том конце озадачились. — Подожди, в дверь звонят, сейчас открою… А ты не ошибся? Знаешь, как бывает: игра света и тени…

— Нет, Ромка. Шрам после аварии, с правой стороны.

— Проходите, не стойте в дверях… Это я не тебе. Послушай, я кое-что вспомнил. У нее на шее было колье. Я еще подумал, что она прикрывает им морщины, но, может… Слушай, ты хочешь сказать, что к Милушевичу приезжала не она?! Но тогда получается…

— Ромка, кто у тебя в гостях?!

— Неважно. Если мы с тобой не ошибаемся, то я знаю, где коллекция. И кто убил Юлия и Лялю. Нужно только…

— Кто у тебя в гостях, черт возьми?!

Короткие гудки.

— Элеонора Львовна, пожалуйста, только один вопрос…

— Не желаю слушать, — экс-кухарка сделала попытку захлопнуть дверь, но Егор проворно сунул туда ногу.

— Извините, но дело безотлагательное. Убийца снова действует, и его нужно, остановить. — Он помолчал, сосредотачиваясь. — На похоронах Юлия Милушевича вы упомянули, что проработали в особняке дольше всех — теперь, дескать, и новое место искать будет сложно.

— Ничего такого я не помню…

— Помните, — отмахнулся Егор. — Сами говорили: у вас прекрасная память на лица и события. — Он протянул ей альбомный листок с рисунком. — Посмотрите.

Она посмотрела.

— Да ну, при чем тут…

— А вот так? — он закрыл ладонью нижнюю часть наброска.

Несколько секунд Элеонора Львовна безмолвно взирала на Егоров «шедевр», потом еле слышно ахнула:

— Боже мой…

— Элеонора Львовна, — спросил Егор, — помните кота, который утонул в аквариуме? Как его звали?

Гроза отгремела и трансформировалась в затяжной фиолетовый дождь. Струи воды пенились в лужах, лезли в глаза и немилосердно затекали за шиворот, и Егор, сбитый ими с толку, едва не заблудился в родном квартале, в десяти шагах от улицы Планерной. Он вошел в дом, где жил Ромка, поднялся на третий этаж и позвонил. Ромка не отозвался. С нехорошим замиранием сердца Егор стукнул по двери кулаком. И дверь, скрипнув петлями, подалась внутрь.

— Рома, — негромко позвал Егор. — Рома, отзовись!

Тишина и полумрак. Егор выждал несколько секунд и мягко прянул в прихожую. Никого. Он прошел в гостиную (она же спальня, она же мастерская), щелкнул выключателем… Пусто. Лишь раскоряченный на подрамнике чистый холст — Ромка собирался писать портрет своей погибшей возлюбленной…

Егор вернулся назад, в темпе проверил ванную и туалет, вошел в кухню, устало присел на табурет и окинул взглядом стол. Тарелки с ломтиками сыра, ветчиной и зеленью, бутылка «Каберне», два стакана… Егор зажмурился: почудилось вдруг, будто стаканы — тонкого стекла, с абстрактным зимним узором — взяты напрокат из квартиры покойной горничной. Белый бумажный квадратик под донышком одного из них. Егор осторожно взял его и развернул…