Артур Дойл - Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник]

Четвертого октября примерно в четыре часа пополудни шлюпки достигли южноамериканского берега. Место было пустынное, так что они отправились прочь от места высадки, неся на плечах узлы и идя вразвалку, словно заправские моряки. По легенде, их американский сухогруз, шедший из Перу в Бордо, потерпел крушение, наскочив на рифы в ста милях от берега.

Капитан и начальствующий состав находились в другой шлюпке, которую отнесло во время шторма. Пять долгих дней их мотало по морю. К вечеру они дошли до крестьянского хутора и рассказали хозяину свою историю. Услышав ее, он поверил и принял их очень тепло. На следующий день он отвез их в ближайший городок под названием Роча. Ночью Кандеро и второй помощник смогли незаметно ускользнуть с хутора, и в течение суток все стало известно властям. Бунтовщики и бандиты оказались в руках полиции.

Из двадцати человек, вышедших из Лондона на «Флауэри Лэнд», шестеро погибли насильственной смертью. Осталось четырнадцать, восемь из которых подняли бунт, и шестерым пришлось свидетельствовать против них. Остается только восхищаться решимостью и непреклонностью британского правосудия, поскольку через несколько месяцев вся разношерстная команда, включавшая словенца, негра, манильцев, норвежца, турка и француза, была доставлена с берегов далекой Аргентины в Верховный уголовный суд, расположенный в центре Лондона.

Процесс вызвал живейший интерес не столько фактом бунта на корабле, сколько совершенными там чудовищными преступлениями. Гибель офицеров произвела на публику и на присяжных куда меньшее впечатление, чем бессмысленное и хладнокровное убийство безобидного китайца. Главная трудность следствия состояла в определении степени вины каждого человека и установлении тех, кто действительно принимал деятельное участие в творившихся бесчинствах. Второй помощник Тафир, юнга Эрли, француз Кандеро, плотник Андерсон — все они дали исчерпывающие показания, изобличавшие тех или иных бунтовщиков. После тщательно проведенного расследования пятеро из них — Леон, Бланко, Ватто, Дюранно и Лопес — были приговорены к смертной казни. Все они являлись манильцами, за исключением Ватто, уроженца Леванта. Самому старшему из них едва минуло двадцать пять лет. Приговор они выслушали с поразительным равнодушием, и прямо перед его оглашением Леон и Ватто громко расхохотались, поскольку Дюранно забыл заготовленное им последнее слово. Один из приговоренных к тюремному заключению тотчас же испросил позволения, чтобы башмаки Бланко перешли к нему.

Приговор был приведен в исполнение в Ньюгейте двадцать второго февраля. Пять пеньковых веревок взметнулись ввысь и на мгновение отрывисто дернулись, тем самым поставив жирную точку в трагедии, случившейся на клипере «Флауэри Лэнд».

— Ах, дорогая моя, ты только посмотри, какой прелестный облегающий лиф! Вон на том платье от Луизы Квинз со вставками из полосок шифона.

— Ну а как тебе вот эта юбка из темно-розового шелка, обшитая парчой а-ля Помпадур и отороченная лионскими кружевами!

— Знаешь, Элис, больше всего мне понравилось вон то серое, из атласного фуляра, со стоячим кружевным воротником. Такое миленькое и как раз моего размера. Я ходила и специально узнавала.

— Так почему же ты его не купила?

— Дорогая моя! Пятнадцать гиней! Это же ужас какой-то! Если бы оно стоило десять, я бы, пожалуй, и взяла его.

Этот диалог происходил между двумя хорошо одетыми дамами, стоявшими у огромной витрины магазина на Бонд-стрит. Они зачарованно смотрели на стройные манекены, одетые в строгие, великолепно скроенные и прекрасно пошитые юбки, жакеты и вечерние платья неброских цветов и оттенков, что было последним криком моды. Дамы то и дело вскрикивали от восхищения, хватая друг друга за руки, обсуждая достоинства выставленных перед ними нарядов. Чуть позади них стояла простенько одетая женщина средних лет с печальным морщинистым лицом. Весь вид ее говорил о том, что жизнь — не увеселительная прогулка. Она критическим взглядом рассматривала выставленные одеяния и с полуулыбкой слушала разговор разодетых дам, но после последней реплики она сосредоточенно посмотрела на говорившую и робко коснулась ее руки, чтобы привлечь к себе внимание.

— Прошу прощения, мадам, — начала она. — Если вам будет угодно, я сошью вам такое же.

Одна из дам удивленно обернулась.

— Как вы сказали, милочка?

— В точности такое же платье, что вам понравилось, я смогу сшить за десять фунтов.

— И вправду сможете?

— Да, мадам. Прошу извинения, что заговорила с вами, но я случайно услышала ваш разговор. Я уверена, что вы останетесь довольны. Я была старшей швеей у мадам Давус в ее бытность придворной портнихой.

Дама вопросительно посмотрела на свою спутницу.

— Что ты на это скажешь, Луиза?

— Ну, дорогая моя, если тебе так хочется… В конце концов, ты можешь не платить, если тебе, конечно же, что-то не понравится.

— Как вас зовут, милочка?

— Миссис Рейби.

— Ну что ж, миссис Рейби, вы должны целиком и полностью понимать, что мне нужно в точности такое же платье, как в витрине, такого же материала, покроя и шитья.

— Да, мадам.

— Оно должно быть готово в понедельник к десяти утра.

— Хорошо, мадам.

— Ваша цена составляет десять фунтов, включая накладные расходы.

— Именно так, мадам, десять фунтов.

— Значит, вы обещаете, что сошьете именно такое платье и я получу его в понедельник в десять утра?

— Да, обещаю, мадам.

— Ну — с, тогда можете зайти нынче днем и снять мерки. Меня зовут миссис Клайв, мой адрес — Палас Гарденз, дом семьдесят три.

Она сухо кивнула и вновь повернулась к своей спутнице, а портниха, еще раз пристально оглядев красовавшееся в витрине платье, поспешила по своим делам.

Ей предстояло хлопотливое утро. Саму ткань надо было купить в одной лавке, подкладку — в другой, тесьму, пуговицы и прочую фурнитуру — в третьей. Все они располагались на окраине Сити, где цены не такие астрономические, как в Вест-Энде. Наконец, нагруженная множеством свертков, портниха вскочила в омнибус, который довез ее до Бромптона, где на двери стоявшего на тихой улочке дома висела скромная медная табличка: «Миссис Рейби, портниха». Именно там и располагалась ее швейная мастерская.

Прямо в передней помощница строчила на ручной машинке, заделывая шов по краю платья. Вокруг нее в беспорядке лежали куски тканей, серые полосы подкладок и клубки тесьмы.