Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

– Сразу не перевернулся, выскочил, даже ничего не сломал.

Они поднимались выше, соседние вершины гор приближались: одни стояли почти рядом, другие толпились уже ниже, приоткрывая вид на противоположные склоны.

«Может, в горы за тем и лезут – узнать, что там с другой стороны, – подумал Клешнин. – Потому как в жизни хоть до самого верха карабкайся, а в будущее не заглянуть».

– Перевал. – Кирилл съехал с дороги и остановил машину.

Они стояли на небольшой площадке, на макушке в окружении гор. Прозрачные облачка плыли внизу. На вершину медленно, будто жук, выбрался груженный углем «МАЗ», оставленный дядей Мишей на переправе. Он прополз мимо и нырнул направо, а они повернули налево и стали спускаться в долину Нальчана.

Это было одно из живописнейших мест. Тайга здесь густела. И сама долина, и ведущий к ней склон казались накрытыми сплошным зеленым покрывалом разных оттенков. Пылал июль. Лето гнало вверх живительные силы земли. Все должно было успеть расцвести, созреть, выплеснуться красотой, дать продолжение новой жизни и приготовиться к стремительному увяданию.

– У нас везде примерно одинаково, – на ходу рассказывал директор прииска Степан Алексеевич Доманов.

Они остановились недалеко от промывочного прибора. Из неглубокого котлована два бульдозера толкали к нему пески.

– Да, было сумасшедшее золото, – с напором говорил Доманов. – Он возвышался над Клешниным на две головы и, чтобы не смотреть на «первого» сверху вниз, деликатно отходил чуть в сторону. – Было! И по сорок, и по сто сорок граммов с куба брали. И больше брали. У меня в сорок пятом лотошники по консервной банке песка сдавали. А если «щетка» какая, то пинцетами, черти, приспособились «тараканов» выковыривать. Был стимул. – В голосе его послышался вызов. – А как же – за два грамма получи грамм табака или спирта. Даже ресторан для лотошников открыл – прямо на прииске. И поваров собрали, и официанты бегали, и аккордеонист играл. Сдал две нормы – получи жетон, сиди, наслаждайся разносолами, «Риориту» слушай. Такие вот дела. И после войны ручеек был. – Лицо Доманова расплылось от удовольствия, будто он ел что-то очень вкусное. – До килограмма доходило. Ураган! Я про него – молчок! План горит, а то, будь оно неладно, допзадание спустят – тогда туда. Строю личную гвардию, нашарахаю их в душу и в гриву – и вперед! Намоют килограммов сто – и обратно.

– Не боялись? – почти добродушно улыбнулся Клешнин.

– А как же! – искренне удивился Доманов. – Опасался. Большое начальство, башку могло оторвать.

– Могло, – подтвердил Клешнин. – За подрыв валютных основ государства.

– Так ведь план не дашь, быстрей оторвут. Факт! Вот и выбираешь из двух зол, а какое меньшее, не разберешь.

– До сих пор выручает ручеек? – Клешнин поднял серый кусок тали, повертел в руках.

– Кончился. – Доманов с интересом взглянул на «первого», будто усомнившись в его здравомыслии. – Нынче не знаю, выкручусь ли… А дальше и не загадываю.

– А вы смелый человек. – Клешнин включил обаяние.

Могучий Доманов помолчал, оглядывая зеленые сопки на фоне лазоревых далей, повернулся к Клешнину и спокойно сказал:

– Я за двадцать лет всякого повидал. Но вас опасаться не должен. Чтобы прииском управлять, мне про него все надо знать. Даже к кому ночью бульдозерист Ванька шляется. А на вас район!

– Вы умышленно избегаете слова «боюсь»? – улыбнулся Клешнин.

– Заметили! – рассмеялся Доманов. – Не люблю я это «боюсь». Слишком часто не по делу употребляем: «боюсь, скоро пойдет дождь», «боюсь, не успею к ужину»… Чего ты боишься: промокнуть да голодным остаться? Без толку свой организм страхом терзаем. Для барышень тургеневских, может, и сгодится, но для мужика мелковато. В страхе – животное чувство, опасение – разумное, человеческое.

– А вас боятся, как думаете?

– Опасаются, – упрямо повторил Доманов. – Уволить могу, но это не страшно – стыдно! – Он шагнул к краю котлована.

«Левитановский утес», – подумал Клешнин.

– Так что делать будем, Степан Алексеевич?

– Государство за горло брать! – Доманов показал огромную пятерню. – Они там, – качнул он крупной головой в сторону горных вершин, – привыкли к дешевому золоту, а природа – что? У нее здесь – густо, там – пусто. Видите, два бульдозера песочки на прибор тянут? – Доманов махнул рукой вниз котлована. – Поставь я их десять, все одно больше не нагребу. Факт! Оттаять пески не успеют. Работаем на пяти граммах с кубика, но на другие участки, где два или три, перейти не моги – сверхплановая переработка задушит. Надо отучать государство от вредных привычек. Ему втолковать можно, а природу не изменить. Факт! Стало победнее содержание, и что? Золото не бросишь. Значит, надо привыкать к бедным россыпям. Факт!

«Он прав, – думал Клешнин. Ему понравился Доманов и крепостью, и рассудительной основательностью. – Но какие деньги нужны, чтобы под заниженные кондиции получить технику, запустить новые технологии. А еще в разведку! Вот так-то, товарищ Клешнин, – сказал он себе, – полная ясность и полная тишина».

Промотавшись до вечера по участкам, заскочив к старателям, Клешнин заночевал на прииске, а рано утром они с Николаем снова отправились в путь и, миновав Нальчанский перевал, повернули направо – к прииску «Эльганский». Клешнин твердо вознамерился посмотреть все своими глазами.

✓ Введен в строй производственный корпус Ульяновского швейного объединения – одного из крупнейших в СССР.

✓ Сергей Григорьянц начал издавать журнал «Гласность».

✓ Прошла первая демонстрация крымских татар на Красной площади.

✓ Ученые Института вирусологии Академии медицинских наук предложили универсальную модель проникновения вирусов в клетки организма. Научное открытие внесено в Госреестр.

✓ Произведена стыковка с научно-исследовательским комплексом «Мир» космического корабля «Союз ТМ-3 ».

✓ На переговорах между СССР и США о контроле над вооружениями советская сторона предложила принцип «двойного нулевого варианта ». Он предусматривает ликвидацию на глобальной основе советских и американских ракет промежуточной дальности наземного базирования (включая как ракеты промежуточной дальности, так и ракеты ближнего радиуса действия).

✓ Началась депортация крымских татар из Москвы.

Директор прииска «Эльганский» Юрий Петрович Любимцев нервничал. Он разводился с женой и собирался жениться на Галине из планового отдела. С Клешниным ему предстояла неприятная беседа, от которой зависело многое.

Вечером он долго разговаривал с Галиной. Она не скрывала своих страхов – на прииске друг про друга знали все. Ей хотелось увезти своего Юру подальше, где их никто не знает. Тихий голос, таившийся где-то в подсознании, нашептывал, что Любимцев для нее опасен и она может остаться одна. «Это страх счастья», – убеждала себя Галина, засыпая.