Иван Арсентьев - Три жизни Юрия Байды

Отчаянье охватило Юрася. Он пошел, спотыкаясь о валежник. Вдруг вернулся, сказал Кабаницыну, чтоб отправлялся с Макухой на остров, а он пойдет встречать Вассу.

— Брось чудить! — проворчал Кабаницын. — До ее возвращения — сутки.

Но Юрась — ни в какую! Он и не помнил, как вышел из лесного мрака, как с рассветом оказался на опушке возле дороги, указанной в записке. Две ночи без сна, на ногах вымотали его окончательно.

Он присел под кустом черемухи и долго смотрел вдоль уходящей на юг, задернутой низовым туманом пустынной дороги, по которой уже давно не ездили. Ветер едва шевелил листья, трава, озаренная лучами солнца, искрилась росой. Родная земля, до чего ж унылой казалась она ему сейчас!

Вот уже разлилось повсюду утро, туман осел, вдали показался покатый песчаный горб, за ним — дымчато-синие островки перелесков. Кругом спокойно, Юрась положил на колени автомат и задремал, но ненадолго: тревога, которую он носил в себе постоянно, напоминала ему о том, в какой обстановке он находится. Открыл глаза и вздрогнул: среди кустов лещины ему померещилась зловещая рожа Тихона Латки. Встряхнулся, провел ладонью по глазам. Над землей сиял день, солнце припекало макушку, и в голове мутилось. Он внезапно вспомнил о мученической смерти Агнии, повешенной оккупантами в райцентре, и застонал:

— Ох, Васса… Васса!..

Вскочил, принялся ходить меж деревьев туда-сюда, словно заведенный. Ходил, потеряв счет времени, пока не взошла луна и не поднялась высоко в небо, освещая тропку, которую он выбил ногами за день. Лес стоял, еще дыша духотой, поблескивали в росе листья черемухи. Стрелки часов показывали одиннадцать, когда появилась Васса. Она с корзинкой в руке шагала и часто оглядывалась. Видно, муторно ей было на безлюдье. Юрась, изболевшийся душой от переживаний и беспокойства, увидел ее и выметнулся на дорогу. Встал посередине и смотрел не мигая на приближавшуюся Вассу. И она, так же не мигая, смотрела на него. Они как бы молча разговаривали: спрашивали, укоряли и отвечали друг другу.

Не отводя взгляда, Васса прижалась к Юрасю, руками обвила его шею, виновато прошептала:

— Я знаю: непослушных жен наказывают…

Ничего хорошего для Юрася она не принесла, вести были неутешительны. На явочной квартире руководителя подпольной организации ее приходу удивились, строго отчитали и запретили являться впредь без крайней нужды. К предложению создать новый действующий партизанский отряд отнеслись отрицательно и подчеркнули, что у Байды задачи другие и пусть он их по мере сил выполняет до возвращения Коржевского. На вопрос Вассы, почему на место встречи ни разу не пришел связной, ответили, что так надо, и предупредили, чтобы Юрась, соблюдая осторожность, явился послезавтра на место, указанное Вассе, и забрал в лес нескольких бывших военнопленных, бежавших из лагеря. Они проверены. Другие указания будут даны ему лично при встрече с представителем подпольной организации.

Юрась, не найдя поддержки в райцентре, не успокоился. Бывшие военнопленные — это кадровые солдаты, с оккупантами у них свои счеты. Они станут ядром, ядро обрастет и будет настоящий отряд. У многих так и начиналось.

Прошли сутки. Наступивший день не отличался от предыдущих. Пекло солнце, над болотом висела ржавая марь, от гнилой воды исходил дурманящий пар. Уже с утра голова делалась тяжелой — в безветрие всегда так. Булькнет, точно вздохнет, трясина, прокричит в осоке кулик, и опять покой, нарушаемый лишь всплесками воды и пыхтеньем невидимого за ивняком Кабаницына: он в тине шарит раков и кого-то тихо поругивает.

Вдруг Кабаницын перестал копошиться, из-под ладони поглядел на видневшийся в узком прогале между кустов кусочек берега. Ему почудилось, будто в прибрежной куче, подернутой слабой дымкой, что-то возникло и тут же пропало, и на том же месте взмыли чирки и понеслись над болотом.

Кабаницын прекратил ловлю раков, сполз с кочки, оделся и осторожно направился к Юрасю. Тревожный взлет чирков не выходил из головы бывалого разведчика. Он отозвал Байду в сторонку, сообщил о замеченном.

Юрась тут же побежал на передовой НП, устроенный на мостках и замаскированный кустами. Там находилась группа бойцов. Дежуривший партизан доложил, что на вверенном ему участке ничего подозрительного не замечено. Юрась потеснил его, улегся рядом и стал биноклем внимательно обшаривать окрестности.

— В каком месте взлетели чирки? — спросил он дежурного, хотя Кабаницын уже показал ему. Дежурный ответил, что чирков не видел.

«Растяпа!» Юрась посмотрел на него злым взглядом и тут же отчетливо увидел, как голубой отсвет в воде дрогнул и потерял блеск, покрывшись мелкой рябью. Болото как бы поежилось. Юрась насторожился. В одно мгновение он с какой-то особой отчетливостью почувствовал: случилась беда. Он был так в этом уверен, что затаил дыхание, выжидая.

Внезапно в том самом месте, где Кабаницын увидел вспугнутых чирков, взвилась ракета. Партизаны в мучительном недоумении переглянулись и разом схватили оружие. И тут же вверху заквохтало и сухой взрыв разодрал тишину. Кабаницын машинально доложил:

— Ротный миномет!

Снова невдалеке от островка раздался взрыв.

— Нащупывают… — молвил Кабаницын, не то спрашивая, не то утверждая. Юрась облизнул губы, скомандовал:

— Все по своим местам согласно боевому расчету!

Тускло-багровые вспышки продолжали плясать на фоне блеклой зелени ветел, судорожно вздрагивали листья. От болотного духа, смешанного с вонью тротила, перехватывало горло. Мины рвались вокруг островка, но людей не задевали. Стрелявшие, видимо, не имели точных координат, вели огонь по площади. Огненное узорочье то удалялось, то приближалось, и тогда совсем рядом слышен был свист осколков. Юрась оставил передовой НП и побежал к основной группе бойцов. Вдруг у самого входа в блиндаж по его телу жигануло раскаленным прутом и ветлы стали запрокидываться.

— Нет… нет… — прошептал Юрась, пересиливая боль, стараясь пробиться мыслью сквозь мутную пелену, обволакивающую мозг.

Из своего укрытия что-то кричал Кабаницын, но, оглушенный взрывом, Юрась ничего не слышал. Перевернулся на бок, посмотрел на товарищей, и проклятье вырвалось из его горла. Минометы клали мины точно по расположению болотного гарнизона, словно их кто-то нацеливал. Надо спасать людей, переправить их через болото в лес — другого выхода нет. Два заплыва на дощанике — и все будут вне опасности. Только бы не заметила Васса, что он ранен.

Серый дым путался в траве, в дыму смутно краснело лицо Кабаницына. Юра поманил его. Тот чуть помешкал: уж очень густо рвались мины — ивовые прутья, скошенные осколками, так и сыпались на голову. Кто-то кричал в бессилье, кто-то звал на помощь.