Иван Винаров - Бойцы тихого фронта

В начале августа настала пора ожидания сигнала к отправке. Каждый вечер кто-нибудь из трех командиров ехал на машине, предоставленной в наше распоряжение, в Севастополь, чтобы согласовать действия группы с советскими властями. И, разумеется, узнать, когда будет готова к отплытию подводная лодка.

Под вечер 4 августа, за три дня до отхода первой подводной лодки, в командирской комнате на вилле «Дельта» раздался продолжительный телефонный звонок. Я в это время проводил занятия с моей группой. Мне пришлось их прервать: Цвятко Радойнов, который снял трубку, послал за мной товарища.

— Ванко, с тобой хотят говорить товарищи из Москвы, — сказал он, когда я вошел.

Звонили из штаба бригады особого назначения. Мне приказали немедленно вернуться в Москву, взяв с собой четырех человек, говорящих на турецком языке. Дан боевой приказ — тут нельзя ни спорить, ни колебаться.

Я был несказанно огорчен. Подобное случалось со мной уже в третий раз. Первый раз Васил Коларов вернул меня с варненского берега, разлучив с Василом Каравасилевым, и я, вместо того чтобы принять участие в Сентябрьском восстании, отправился на выполнение другого задания; второй раз я попросился послать меня в Испанию вместе с другими болгарскими товарищами, я горел желанием сражаться на фронтах против Франко в рядах интернациональных бригад, а вынужден был сражаться на «невидимом фронте». И вот теперь… Я уже видел нашу подводную лодку, осмотрел ее, познакомился с командиром, будущим героем товарищем А. Девятко, обсудил с ним некоторые подробности высадки нашего десанта. Я уже сжился с мыслью о Болгарии так, что каждый день, каждый час, который отделял нас от момента отплытия, угнетал меня, я чувствовал, что выдержка начинает изменять мне, удивлялся рассеянности — ибо все мои чувства, все мои тревоги и радости, все мои помыслы и заботы были устремлены на запад, за синий горизонт моря, к родному берегу.

Мы собрались в командирской комнате, чтобы решить внезапно возникшие проблемы. Выбрали людей, которых мне следовало взять с собой в Москву (это были Янко Комитов, Тодор Фотакиев, Георгий Павлов-Гоню и Атанас Мискетов). Перераспределили всех людей — в две группы, и решили, что первую группу поведет Цвятко Радойнов: Христо Боев в тот момент был болен.

В Москву мы отправились той же ночью. По-братски простились с Цвятко Радойновым и Христо Боевым. Настроение у меня было подавленное. Однако я понимал: если штаб бригады приказывает, значит, для этого, наверное, имеются достаточно серьезные основания. И все же, все же…

Первая подводная лодка ушла к родным берегам 7 августа. Группу возглавлял Цвятко Радойнов. Вторая подводная лодка отплыла 28 августа 1941 года. На ее борту находилось девять болгарских революционеров. Группу возглавлял Мирко Станков из ихтиманского села Василица, бывший боец отряда Кискинова, а затем политэмигрант, боец интернациональной бригады (Христо Боев из-за болезни остался в Севастополе).

Благополучно высадившись на болгарском берегу, двадцать три революционера приложили все усилия, чтобы добраться в районы назначения и связаться с местными партийными организациями с тем, чтобы включиться в антифашистское движение Сопротивления. Большинство из них смогли достичь этой цели, другие были схвачены фашистской полицией. Цвятко Радойнов сумел добраться до Софии, связаться с Центральным Комитетом работавшей в глубоком подполье партии и возглавить Центральную военную комиссию. Он осуществлял руководство ею с ноября 1941 по 24 апреля 1942 года, до тех пор, пока полиция не арестовала его, напав с помощью провокатора на след нелегальных деятелей партии. Цвятко Радойнов проделал огромную работу по организации и созданию единого военно-политического руководства, поднимавшейся в стране всенародной антифашистской борьбой. 26 июня 1942 года восемнадцать героев, членов групп подводников и парашютистов, во главе с Цвятко Радойновым были расстреляны в туннелях стрельбища школы офицеров запаса.

Что касается парашютистов (сведениями о них наша историческая и мемуарная литература очень бедна), то они направлялись в Болгарию с середины сентября до первой половины октября 1941 года. Самолеты обычно вылетали из Симферополя, перелетали Черное море и сбрасывали группы парашютистов в заранее намеченных районах. Всего групп было пять.

Известные трудности таких полетов в тыл врага, отсутствие хороших ориентиров, немецкая противовоздушная оборона, незнакомая местность — все это явилось причиной того, что группы были сброшены не в предварительно намеченных районах. Большинство бойцов вскоре после приземления на родную землю были схвачены, осуждены и расстреляны вместе с Цвятко Радойновым. Остальные, которым удалось уцелеть, активно включились в антифашистское движение Сопротивления и внесли ценный вклад в дело окончательного разгрома немецко-фашистских оккупантов.

Вернулся я в Москву в начале октября 1941 года, после двухмесячного отсутствия. Я и еще пятеро сотрудников (среди них был и мой старый боевой товарищ по Китаю Леонид Этингон) выполняли очень сложную задачу в одной соседней стране. Этой страной являлась Турция, а наше задание было связано с настойчивыми попытками гитлеровцев и их дипломатического представителя — старого империалистического волка фон Папена — вовлечь южную соседку Советского Союза в свой агрессивный военный блок. В июле — августе 1941 года Турция, испугавшись угроз Гитлера, подступившего к самым Дарданеллам, готова была пожертвовать своим нейтралитетом. С привлечением Турции к «оси» Гитлер проектировал нанести удар по Советскому Союзу с юга, со стороны Кавказа, оттуда добраться до бакинской нефти и донбасского угля…

Советский Союз приложил все усилия, чтобы устранить эту опасность. Впрочем, такой ход событий был опасен и для Турции: в случае осуществления гитлеровского плана ее территория превратилась бы в арену жестоких боев, в результате которых страна подверглась бы ужасающему опустошению. Турция устояла перед шантажом Гитлера — Папена. Угроза границам Советского Союза с юга была устранена.

Страшная война на всем гигантском протяжении линии фронта, от Крайнего Севера до Одессы и Крыма, велась с невиданной силой. Когда я вернулся в Москву, столица находилась в боевой готовности. Пятимиллионный город, который был не просто столицей, а сердцем социалистической Родины, жил лихорадочной жизнью: все московские заводы и фабрики, перешедшие на режим военного времени, круглосуточно, с полным напряжением сил производили оружие и боеприпасы для фронта. У машин и заводских станков, доменных печей и паровых молотов стояли женщины. Почти все мужчины ушли на фронт. В те суровые времена советские женщины проявили чудеса героизма, и никакие поэмы не в состоянии воспеть их подвиг.