Игорь Бестужев-Лада - Отвага

— Ругались они?

— Громко говорили. Помню, Васька сказал Сергею: «Ты что, не хочешь пару сотен заработать?»

— А Чава? — Я поправился: — А Сергей?

— Чоро, чаво, чоро… Он сказал Ваське, что тот дурак.

— Так и сказал?

— Конечно!

— А Васька?

— Васька сказал: «Ты сам дурак».

— И поругались?

— Нет, зачем? Не поругались. Смеялись…

— Тогда откуда у вас эти страшные подозрения?

— Они в ту субботу все шушукались. Васька его опять что-то уговаривал. А Сергей говорит: «Ничего не выйдет». А Васька сказал: «Тогда я пойду один. А ты, говорит, соси лапу»…

— Как?

— Лапу, говорит, соси.

— А дальше?

— Я хотела их накормить. Сергей стал злой такой, вообще он был очень сердитый последнее время. Нехорошо выругался: «Ты, говорит, не подслушивай». А Васька сказал: «Ладно, пойду. А то застукают тебя, несдобровать. Я знаю все ходы и выходы». И уехали в станицу. Боюсь я этого Васьки…

Выходило, что Дратенко явно подбивал Сергея на какую-то махинацию. Чава сопротивлялся, но в субботу, накануне скачек, кажется, сдался. Что его прельстило? Неужели двести рублей, что обещал Васька?

…Мы вернулись к Денисовым. Во дворе весело потрескивал костер. Едко пахло горящей зеленью. Из шатра доносился детский смех и возня.

— О баро девла! [5] Великий боже! (Цыганск.) — горестно вздохнул о чем-то своем Арефа и пригласил меня в хату.

— Собери на стол! — строго приказал Арефа, потом положил перед собой пачку папирос, спички. Закурил.

— Не нравится мне вся эта история, — начал он, несколько раз глубоко затянувшись. — Я знаю: что вам надо, вы всегда найдете. — Арефа встал, подошел к тумбочке, пошарил в ней и, сев на место, положил на стол свернутый в клубок кожаный ремешок вроде уздечки.

— Это обротка…

В комнату заглянула жена.

— Здесь накрывать или в кухне?

— Закрой дверь! — Арефа стукнул по столу кулаком и что-то сердито сказал по-цыгански.

Зара скрылась.

Старый цыган сидел некоторое время, прикрыв рукой глаза. Я тоже молчал.

— Это обротка, — повторил Арефа и добавил: — Маркиза. — Голос его звучал глухо. — Я не могу поверить, что Сергей украл или там помогал Ваське Дратенко или кому-либо еще… Я его не учил этому. И сам никогда не был конокрадом. Был цыганом, настоящим таборным цыганом, но не воровал… Обротку я нашел случайно, в чулане. Три дня тому назад.

— Вы уверены, что это именно та обротка?

— Еще бы, — усмехнулся Денисов. — Сам делал…

— Как она сюда попала?

— Если бы знать, почему она в моей хате… О, лучше бы не знать… Лариса мне говорила, что Маркиз исчез вместе с оброткой… — Арефа замолчал.

— Арефа Иванович, вы понимаете, что такая улика…

Мне было жаль, искренне жаль этого человека. Он сидел, опершись на руку, и казался бесконечно усталым и еще больше постаревшим. Чем я мог его утешить? Обстоятельства сложились не в пользу Сергея. И еще я подумал: почему не пришел ко мне с оброткой Арефа?

Арефа, словно угадав мои мысли, сказал:

— Я собрался к тебе именно по этому поводу. Мне кажется, парень запутался. Я вижу, ему чего-то хочется… Молодой, сил много. Самолюбивый. Обида какая-то гложет. На меня, на мать, на судьбу. Сейчас в жизни много соблазнов. Кажется, что все легко добывается. Ты в армии служил?

— Служил.

— И он тоже. Там его и избаловали. Смешно, конечно, но так получилось. Меня армия такому научила, не дай бог вам, молодым. Научила убивать. Я шесть лет под ружьем провел. Из них почти четыре — воевал. Всю войну. Сергей прямехонько угодил в армейский ансамбль. Какая это служба?

Я подумал о том, что в армии мне тоже жилось припеваючи. Сплошные спортивные сборы, разъезды по Стране, летние и зимние спортлагеря. Был я рядовой, а жил получше иного командира. Знал: соревнования в части — Кичатов, всесоюзные — опять же Кичатов. Я ездил по стране, а служба шла, появлялись значки, нашивки и другие награды. А теперь даром что офицер, но со всех сторон в подчинении. Под моим началом никого, зато надо мной начальства не сосчитать: от начальника райотдела до министра включительно.

— Что для солдатика хорошо, для настоящего артиста совсем пшик, — продолжал Арефа. — Вернулся он после службы, повертелся и укатил в Москву. Захотелось, видишь ли, прогреметь на всю Россию… Телепередач, кино нагляделся, мечтал вторым Сличенко стать. На худой конец Васильевым. Ну что в «Неуловимых мстителях» снимался. Помыкался, помыкался, а как зима ударила, приехал общипанной курицей. Рассказал как-то, потом уже, что сунулся было в «Ромэн», в цыганский театр. Там сразу сказали, что для театра надо образование иметь, институт сначала пройти. С тех пор, наверное, и обиделся Сергей. О колхозе и слышать не хотел. Нашел себе занятие — ходить по хатам, фотопортреты делать. А в этой конторе барыги оказались. Оформляли без квитанций, жульничали… Короче, бросил он это дело. Я ему ничего не говорил. Захотелось стать табунщиком. Пошел к Нассонову. Тот ему лошадь дал, но для того, чтобы коров пасти. Не знаю, может, и это ему надоело? Чувствую, парень не смирился. Рвется его душа куда-то. Зачем-то стал деньги собирать. Говорит, на мотоцикл. Я знаю, его сманивали кочевать. Свобода! — Арефа невесело усмехнулся. — И вот на тебе…

— Понимаю, — сказал я. — Но скажите, что вы хотели бы от меня услышать?

Он удивился, пожал плечами.

— Ничего. Надо искать.

— Хорошо, мы будем искать вместе, — твердо пообещал я. — И начнем очень скоро.

…На всякий случай в тот же день с двумя понятыми я побывал на том месте, где Славка обнаружил под ракитником засохшую кровь, которую надо было взять для анализа.

Осмотрели местность, составили протокол. И я поехал в район.

Вещественную улику — кровь направили в научно-исследовательскую лабораторию судебной экспертизы. А насчет участия Арефы в поисках Маркиза и сына пришлось выдержать в РОВДе настоящий бой. И все же в конце концов майор Мягкенький сказал свое «добро». Он и на этот раз оправдал свою фамилию…

Итак, если это сделал Чава, то почему? Что же толкнуло парня на авантюру с Маркизом? Поступил ведь так Чава неспроста. Надо разобраться… Возьмем обротку. Основную улику. Как она попала в дом Денисовых? Возможно, ее оставил впопыхах сам Сергей, когда заезжал в воскресенье утром за деньгами. Он надел на Маркиза уздечку, а обротку, ставшую ненужной, забыл дома. Но это неосмотрительно. Очень. А может быть, обротку подбросили, чтобы подозрение пало на Чаву? Арефа и Зара да и все в их семье не помнят, чтобы к ним заходил кто-нибудь, кого можно заподозрить. Обротка оброткой, но есть еще окурок. Он скорее всего принадлежит Чаве. Двадцать первый номер «Недели» взяла из библиотеки Лариса. Она давала читать Чаве. Несколько номеров он не вернул. В том числе первый номер за июнь. Наконец само его исчезновение сразу после того, как было обнаружено, что жеребец пропал.