Игорь Бестужев-Лада - Отвага

Я повернулся. Официантка предложила мне.

— А вы, гражданин, пересели бы к этому товарищу. А то если каждый будет занимать отдельный стол…

Мне во весь рот улыбался отец Леонтий.

— Дмитрий Александрович, вот встреча! Вы никого не ждете?

— Нет.

— Пересаживайтесь.

— Давайте лучше ко мне. В уголке уютней…

Сказать честно, меня не очень обрадовала перспектива сидеть со священником в ресторане. Ведь может кто-нибудь случайно оказаться в поезде из бахмачеевских. Что подумают?

Батюшка выглядел иначе, чем дома, в станице. Укоротил волосы, приоделся в модный легкий костюм. Впрочем, я тоже в другом обличье: в штатском.

Не замечая моего официально-вежливого лица, отец Леонтий захватил с собой ворох свежих газет и перебрался за мой столик.

Приняв заказ, официантка ушла на кухню, а отец Леонтий долго смотрел мне в глаза, потом неожиданно расплылся в улыбке:

— Не бойтесь, Дмитрий Александрович, вы сидите не с отцом Леонтием, а просто с Игорем Орловым. Был батюшка, да весь вышел…

Я смешался: поздравить его или, наоборот, сочувствовать? Может быть, разжаловали?

— А теперь куда? — спросил я.

— Куда Макар телят не гонял, в Норильск. Буду детишек к спорту приобщать.

— Зачем же так далеко?

— Почетная ссылка, — засмеялся он. — Добровольная.

— А супруга?

— В купе. Отдыхает.

Официантка поставила перед нами закуску.

— Не откажете? — поднял бутылку боржоми Игорь.

Я подставил свой стакан, а Орлов продолжил:

— Это же надо, все вокруг ломится от свежих овощей, а тут шпроты, колбаса. Может, сбегать в купе, принести помидоры?

— Не стоит. — Я поднял стакан с водой. — Скажу честно, не знаю, поздравлять вас или нет.

— Давай на «ты».

— Давай. Так как же?

— Я и сам не знаю. Наверное, к лучшему.

— Сам решил?

— Жизнь решила… Конечно, преподобный в районе нос воротил. Получается, дезертир. Но, кажется, уладилось.

— Нового батюшку прислали?

— Нет. Кадров не хватает. Временно за меня будет обслуживать приход староста. Начальство наше не очень обрадовалось, но отпустило с миром.

— Я давно хотел с тобой поговорить, но сам понимаешь… — сказал я, совершенно не заботясь, как Игорь это воспримет.

— И я, — просто признался Орлов. — Ты спортсмен, я спортсмен. — Он засмеялся. И вдруг заявил без всякого перехода: — Дурак я! Никто меня из института не гнал. Был бы у меня сейчас диплом, все веселее. Диплом — он ведь ни пить, ни есть не просит, верно?

— Верно, — подтвердил я.

— Из комсомола меня, наверное, правильно попросили. А из института физкультуры не просили. Честное слово, сам ушел. С четвертого курса!

— Знаю, — кивнул я.

— Ты все знаешь, — грустно сказал Игорь.

— Нет, не все. Например, что вы с Ольгой решили махнуть на Север.

— Как это осталось в секрете для станицы, сам поражаюсь. У меня в Норильске приятель — директор спортивной школы. Я ему давно написал. Так, на всякий случай. Думал, даже не ответит! И к моему удивлению, сразу получил послание! Пишет, город отличный. Заработать можно. Квартиру обещает. Неудобно говорить о деньгах, но мне, Дима, этот вопрос поперек горла стоит. Хочется встать на ноги, Ольгу одеть, родить и растить сына и не думать о копейке. Вы все, наверное, думали, теплое местечко у отца Леонтия! Тысяч я не нажил в Бахмачеевской, поверь. Как вспомню эти несчастные трешки, рубли, стыдно становится. И не брать — обидишь. Да и в район к преподобному ехать с пустыми руками нельзя.

— Что же, я тебя понимаю, материальный вопрос очень важен, хотя мы часто стесняемся его затрагивать.

Игорь болезненно поморщился.

— Не понял ты меня, Дима. Не понял… — Он стал молча смотреть в окно, а потом продолжил: — Поверишь, иной раз смотрел по телевизору соревнования по боксу, аж плакать хотелось. Вспоминал, как пахнут новые кожаные перчатки, вымытый пол в спортзале. Даже вкус крови во рту и то дорогим казался. Это дело мое! Дело, понимаешь? Десятка два пацанов, слабеньких, неуверенных в себе… А ты учишь их спокойно смотреть на противника. Учишь их не бояться, учишь быть мужчиной. Да что тебе рассказывать!.. Ты сам, наверное, такой же. Закажем еще курочку?

— Смотри сам. На меня не рассчитывай…

Орлов поднялся и кому-то помахал рукой.

Я обернулся. В другом конце вагона-ресторана стояла Ольга, отыскивая глазами мужа. Увидев нас, она улыбнулась и подошла к столику.

— Приятного аппетита! Вот не ожидала, что попутчиком будет кто-нибудь из Бахмачеевской.

— Только до Юромска, — ответил я.

— Отдохнула, лапушка? — ласково сказал Игорь и спросил: — Цыпленка заказать?

— Хорошо. Надеюсь, что Дмитрий Александрович меня поддержит?

— Благодарю, — сказал я. — Но я, кажется, сыт… Боюсь растолстеть.

Оля засмеялась.

— С такой-то порции? Не поверю.

— Честное слово! Я ведь непривычный переедать.

— Ну все равно, с вашим здоровьем и комплекцией…

— Признаться, прежде я думал так же, как вы, — сознался я. — Но, оказывается, по внешности судить нельзя. Взять, например, Лохова. Посмотреть: крепыш, каких мало. А у человека одно легкое и туберкулез…

— Это муж Клавки-продавщицы? — спросила Оля удивленно.

— Да.

— Кто вам сказал, что у него одно легкое?

— Сам и сказал. У него справка есть. Инвалид второй группы…

Оля пожала плечами:

— Глупость какая-то. Я его слушала. Легкие как у быка.

— А рентген делали?

— Он не обращался.

Я задумался. Действительно, какая-то неувязка. И, если у него туберкулез, то как же его жене разрешают работать в продовольственном магазине?

— Он разве не состоял у вас на учете?

— Конечно, Нет.

— Может быть, в районе в тубдиспансере? — допытывался я.

— Что вы, мы таких больных знаем наперечет. Они на особом учете. Их обязательно посылают в санаторий, регулярно обследуют.

— Постойте, а когда вы его слушали? Он сам к вам в амбулаторию пришел?

— Нет. Случайно получилось. Он как-то чинил крышу и сорвался. Как голова цела осталась, не представляю. Верно, здоров как бугай. Клавка прибежала ко мне, кричит: «Тихон разбился!» Я схватила чемоданчик и бегом. Тихон действительно сидит у хаты почти без сознания. Клавдия его водой окатила. Я первым делом сердце прослушала, легкие. Дала понюхать нашатыря. Уложила в постель и сказала, чтобы пришел на рентген. Может, трещина какая. Он так и не пришел. Я решила, что обошлось. Здоровый он, ничего не скажешь. Другой бы богу душу отдал…

— А легкие?

— Я же говорю — здоровее не бывает.

Я вспомнил Лохова, его огромные лапищи с короткими пальцами, походку носками внутрь. Меня самого тогда поразило, что у такого человека может быть всего одно легкое, да и то гнилое. Да, тут что-то не то. Паспорт я не смотрел. Поверил на слово. Положился на сычовскую проверку. Теперь мне подумалось, что Клава была чересчур уж приветлива.