Эдуард Хаританович - Операция №6

Капитан Штаубе не ошибся — никто не обратил внимания на странные арифметические подсчеты командира батальона СС. Наоборот, на основании этих подсчетов полковник Качке послал донесение генерал-майору Зитцу и получил от последнего благодарность, а также радостное уведомление, что он, генерал-майор фон Зитц, направил в Берлин представление о награждении железным крестом его, полковника Качке, и крестом с возведением в чин майора капитана Штаубе.

В связи с таким вдвойне радостным событием — и награждение и полный разгром десанта — полковник Курт Амедей фон Качке вернул его превосходительству два батальона войск СС, присланных для укрепления суховского гарнизона и охраны бензобашен, и назначил на вечер этого дня шумный банкет с обильным количеством разнообразных закусок иассортиментом вин и крепких водок.

Гроза, нависшая над полковником Качке, быстро миновала благодаря его энергичным действиям, и, по крайней мере, две недели можно было считать себя в полной безопасности.

Хайль!

Кирьяк не вернулся в Сухов вместе с «победоносным» батальоном Штаубе. По приказанию капитана он остался в районе квадратов «Волк-4» — «Барс-8» — «Юпитер-6», чтобы выследить остатки разгромленного десанта, которые, несомненно, попытаются связаться с партизанским отрядом этого таинственного «товарища П.».

По замыслу Штаубе, это и будет той нитью, которая приведет Кирьяка в расположение партизанского отряда. А, установив местонахождение партизан, Штаубе будет уже нетрудно внезапно нагрянуть на них и уничтожить.

Это была прямая директива полковника Качке, которую тот, в свою очередь, получил от генерал-майора Зитца.

Мысли у Штаубе были весьма радужными. После разгрома десанта разгромить партизанский отряд, действующий в непосредственной близости от Сухова, — значило сделать большой скачок по лестнице чинов, отличий и наград.

За один год от обер-лейтенанта до, непременно, полковника, — вот это карьера, черт подери!

И Штаубе стремился использовать благоприятные условия, чтобы скорым шагом достичь заветной цели.

Хауптман [2] Хауптман — капитан ( нем .). Штаубе звучит куда лучше, чем обер-лейтенант Штаубе. Майор Штаубе — несравненно по звучанию с хауптманом Штаубе. Но черт подери! — что такое майор в сравнении с таким звучным чином — полковник!

Вот почему Кирьяк остался в районе названных квадратов: капитан Штаубе пек блины, пока сковорода была раскалена.

Оставшись один, Кирьяк присел на пенек, предварительно сняв с него рыхлую шапку снега, и, свернув козью ножку, закурил.

В лесу было тихо: не слышалось даже писка мелких пичуг, не шипел ветер в кронах сосен и елей, и вокруг, быть может, на много километров, не находился ни один человек.

Но Кирьяков ошибался. За ним следило несколько пар зорких глаз.

Неотступно наблюдала за ним и еще одна пара глаз, горящих лютой, неугасимой ненавистью.

Но Кирьяков не подозревал ни о глазах нескольких людей, ни о глазах одного, страшного для него человека.

Накурившись, он поднялся, не спеша сделал несколько шагов к густому кустарнику и скрылся в его чащобе.

Вскоре оттуда послышался тихий напев рации, вспыхнули лампочки накала и методично застучал ключ, выбивая азбуку Морзе.

Кирьяков так увлекся передачей, что не заметил, как четыре человека с автоматами на перевес осторожно приближались к нему.

Потом события начали развиваться с необычайной быстротой: трое крепких мужчин разом навалились на Кирьякова, сунули ему в рот кляп и затем крепко скрутили его по рукам и ногам.

Трое крепких мужчин разом навалились на Кирьякова.

— Наконец-то, ты попался, предатель. — с ненавистью произнес один из трех, высокий, широкоплечий, широкогрудый.

Окидывая глазами своих неожиданных врагов, Кирьяков вдруг остановился на девушке в заячьем треухе. Лицо его побагровело от натуги, на лбу и шее вздулись тугие жгуты вен, и кляп с силой, как стрела, вылетел у него изо рта.

— Вера? — сиплым голосом проговорил Кирьяков и глаза его стали большими, круглыми и светлыми.

Майор Рогов сидел возле рации с Чернопятовым, который принимал донесение от Звягинцева «о разгроме десанта» батальоном капитана Штаубе.

Звягинцев сообщал о положении группы после боя и просил выслать в район «Трех ключей» четырех человек для эвакуации двух раненых.

— И все-таки двое наших ранены и, видимо, не легко, раз просят помощи, чтобы их перенести, — в раздумье произнес Чернопятов.

Рогов посмотрел на него.

— Откровенно говоря, товарищ комиссар, — ответил он, — я ждал худшего… Кстати сказать, и вы тоже… После такого боя, когда противник имел батальон, наши потери ничтожно малы. В сущности, их вообще нет. Ведь эти двое раненых, если и не войдут опять в строй, то не потеряны для труда… Не так ли?

— Это так, — согласился Чернопятов. — Ваш план, товарищ майор, прямо сказать, талантливый…

— Э, товарищ Чернопятов, — заметил Рогов. — Что наши планы без мужества и стойкости тех, кто их выполняет… Честь и слава нашим советским воинам, товарищ комиссар!

— Ив этом вы правы, — согласился Чернопятов. — Но я бы добавил еще: нет солдат без командира, как нет командира без солдат. Все это одно целое…

— Вот теперь я с вами согласен полностью, — произнес Рогов.

В это время опять заработала рация, и Чернопятов уловил позывные «Днепра».

— Ага, вот сейчас узнаем, как себя чувствует Хорь после «разгрома» вашего десанта, товарищ майор…

Но комиссар успел только принять два-три вступительных слова, как рация вдруг замолчала. Все попытки Чернопятова и Рогова наладить прием ни к чему не приводили: аппарат молчал. Это встревожило Чернопятова.

— Боюсь, не случилось ли несчастья с нашим «Днепром»? — произнес он взволнованно. — Уж не накрыли ли его немцы во время передачи?..

— Ну уж так и накрыли, — постарался успокоить комиссара майор Рогов. — Вернее предположить, что, заметив опасность, он сам прекратил передачу.

— Все может быть, — ответил Чернопятов с облегчением. — Но если парень провалился, — это большая потеря для отряда.

— Кстати, Федор Никитич, — сказал Рогов. — Расскажите-ка мне поподробнее о вашем разведчике… Во всяком случае, кто он — мужчина или женщина?

— Совсем еще молодой человек, — ответил Чернопятов. — И законспирировали мы его надежно… Кроме меня и Птицына, никто из партизан никогда его не видел и ничего о нем не знает. У «Днепра» свой код, свои позывные, своя волна, на которой мы и держим с ним связь.

Помню, дело было так: незадолго до занятия немцами нашего города явился ко мне в райком молодой вихрастый парнишка и предложил остаться в тылу врага в качестве партизанского разведчика. По началу я было принял его просьбу не вполне серьезно. Думаю, парень смотрит на все это дело сквозь романтические очки. Ну, я начал объяснять ему, что работа подпольщика прежде всего тяжелый повседневный труд, связанный с опасностями на каждом шагу. «А в случае провала, — говорю, — немцы подвергнут тебя страшной пытке и повесят…» Но парнишка оказался кремнем. Он прекрасно изучил все это дело, знал многие тонкости работы в подполье… Одним словом, поговорил я с Птицыным, к тому времени уже назначенным командиром партизанского отряда, с партийными руководителями области и согласился.