Гюнтер Хофе - Мерси, камарад!

На обратном пути в Нарбонн радиотехник то и дело поглядывал на часы, которые красовались на его руке. Неожиданно он вытащил из кармана «вальтер» и, переложив его в правую руку, залюбовался пистолетом, вороненый ствол которого холодно поблескивал.

— Вот две самые дорогие вещи, которые у меня есть. Больше ничего.

Зеехазе бросил беглый взгляд в сторону и заметил:

— С помощью одной вещи у людей отнимают жизнь, а с помощью другой наблюдают за бесконечностью собственных мучений. Вот тебе и любимые вещи, а? Я, право, не знаю…

— У каждого человека свое представление о радости и счастье.

— Завтра вечером, радиотехник, штаб уезжает отсюда. Здесь остается одна девушка. Было бы лучше, если бы радостью для тебя была она.

— Ты думаешь?..

Обер-ефрейтор Зеехазе уже думал о своей жене и дочери и о том, как было бы хорошо, если бы они вдруг встретились.

— Я думаю, что тебе, по крайней мере, необходимо по-человечески попрощаться с ней, короче говоря, хотя бы сказать ей «До свидания!», — посоветовал он.

Подъезжая к штабу, они издалека услышали голос подполковника Мойзеля, который кого-то подгонял. Увидев машину Рорбека, он закричал:

— Откуда вы едете, Рорбек? — Правое колено подполковника равномерно подрагивало, словно у контуженного.

— Из замка Ля Вистул, везу артиллерийские приборы, господин подполковник.

Мойзель бросил недоверчивый взгляд в машину, где действительно стояли два ящика с приборами, которые Зеехазе погрузил еще рано утром.

— А я думал, вы ездили прощаться со своей подругой, — проворчал Мойзель, отвернулся от машины и начал распекать первого попавшегося на глаза солдата.

Радиотехник сидел неподвижно, как изваяние. Он и сам не знал, что именно мешало ему до сих пор разыскать Мартину: то ли стеснение, то ли недоверие, то ли горечь. Однако стоило ему услышать одно-единственное слово «подруга», как чувство неопределенности исчезло.

Зеехазе не сводил взгляда с Рорбека.

— Ну, я поехал. Если соберетесь к ней, скажите мне. Обер-лейтенанта Ноймана я вовремя доставлю, а на эту дрянную войну мы никогда не опоздаем.

После сдачи очередного дежурства на коммутаторе Мартина Баумерт направилась на южную окраину города. По асфальтовой ленте шоссе мчались в обоих направлениях военные машины. Еще час — и солнце скроется за синеющими вдали Пиренеями.

Один-единственный раз за свое пятимесячное пребывание здесь она поднялась туда, в горы. Это был тот счастливый день, который свел ее с Гансом Рорбеком и который вскоре после этого заслонили далеко не радостные события.

Узнать о переброске дивизии генерала Круземарка на побережье Нормандии было для Мартины делом отнюдь не трудным. Больше всего она боялась того, что каждый час к ней может приехать Альтдерфер, который несколько дней назад получил новую должность. А на его место командиром артдивизиона был назначен обер-лейтенант Нойман.

Ганса Рорбека Мартина не видела уже целых две недели. Стоило ей подумать об этом, как слезы сами набегали на глаза. А тут еще беспокойство за судьбу брата. Его последнее письмо было датировано 27 мая, а сегодня уже 19 июня. Правда, Альтдерфер утверждал, что злополучные секретные документы дивизионная почта уже переслала на место. А если он солгал. Кто подтвердит, что он говорил ей правду? Будь все в порядке, Вольф давно бы написал. А теперь его часть находится как раз на направлении главного удара противника. У Кана идут самые ожесточенные на всем побережье бои… Следовательно, ему просто некогда писать письма, нет никакой возможности, и только… Все заняты важными делами: не только те, кто находится на передовой, но и те, кто работает в тылах или даже на полевой почте.

А вдруг его убили или ранили?

Несмотря на жару, Мартине сразу же стало зябко. Она повернула обратно и быстро зашагала к городу. Однако отогнать тревожные мысли ей так и не удалось. Она невольно задумалась над тем, что туда, где смерть косит людей направо и налево, едет и человек, которого она так сильно полюбила. Быть может, в этот момент Ганс уже едет в эшелоне на север. За последние четырнадцать дней она ни разу не слышала его голоса даже по телефону. Многое разделяло их…

Вечер незаметно опускался на старинные узенькие улочки города. Светила луна. Мартина подошла к двери, а когда захотела открыть ее, вдруг заметила, как чья-то тень упала ей на руку. Она испуганно обернулась.

Перед ней стоял Ганс. Его светлые волосы при свете луны казались белыми.

— Мартина… — спокойно произнес он и протянул ей маленький цветок, который, видимо, сорвал где-то по дороге. Этот маленький цветок был для нее знаком молчаливой ласки.

За те немногие секунды, пока они стояли друг перед другом, они мысленно задали массу вопросов: «Мартина, почему ты больше не хочешь меня видеть? Почему ты танцевала и пила вино с этим проходимцем Альтдерфером? Почему ты позволила ему войти в твою комнату?» И тут же: «Почему ты мне не веришь, Ганс? Почему ты не догадался, что он заставил меня молчать опять же из-за тебя, ради тебя? Почему ты не можешь понять, что я готова на все ради брата, но не сделаю ничего такого, что хоть в какой-то степени может повредить тебе?»

Не говоря ни слова, Мартина открыла дверь. Ганс молча вошел за ней в комнату.

Почему они не решились задать эти вопросы вслух? Может, из страха потерять друг друга? Оба чувствовали, что принадлежат друг другу. И так должно быть всегда. Оба чувствовали, что все плохое и грязное, что бросила на их пути война, чтобы разъединить их, осталось перед дверью в эту комнату, а через ее порог они пронесли лишь страстное желание хотя бы недолгого счастья.

Вспомнилась майская ночь, с грозой на море и проливным дождем над замком. Они готовы были броситься друг другу в объятия, но невысказанные вопросы стояли между ними, затянувшееся молчание грозило перерасти во взаимное недоверие.

Мартина встала и подошла к столику, в ящике которого у нее лежал пистолет. Когда маленький, матово поблескивавший браунинг оказался у нее на ладони, она поймала на себе удивленный взгляд Ганса.

Рорбек сразу же понял, зачем Мартина хранила у себя этот браунинг, и в один миг тяжелый груз упал с его сердца.

— Мартина, — прошептал он, вложив в это слово всю свою благодарность и нежность. Он гладил ее руки. — Мартина!..

Они лежали рядом, на небе все так же светил месяц, но у них не было нужды задавать друг другу какие-то вопросы. Они любили друг друга и знали об этом. В эти минуты они были по-настоящему счастливы, но боль предстоящего расставания была для них хуже острого ножа.

В 1940 году Гитлер приказал построить для ставки бункер в местечке Марживаль близ Суассона. Из ставки, условно названной «Волчье логово-2», он намеревался руководить операцией «Морской лев», суть которой заключалась во вторжении гитлеровцев на Английский материк. Поскольку операция не состоялась, бункер фюрера не был оборудован окончательно. 17 июня 1944 года здесь, однако, состоялась встреча Рундштедта и Роммеля с Гитлером. Оба командующих высказали фюреру свои пожелания: оттянуть линию фронта за пределы досягаемости корабельной артиллерии противника; занять передний край обороны пехотными частями; создать крупный танковый резерв, способный решать задачи оперативного и стратегического значения. И в первую очередь они настоятельно уговаривали фюрера не предпринимать пока никаких новых наступательных операций.