Игорь Гамазин - Похождения Петровича и много чего другое…

Казалось, для полноты ощущений не хватало только Петропавловского шпиля, но это с лихвой компенсировал Грач, выгнав, как всегда, своих гусей на гранитные берега. А как же? Мясо же им надо где-то нагуливать!

Пройдя по дамбе, Маша и Петрович оказались в небольшом зелёном городском парке. Где увидели развороченные останки памятника Ленину.

− Плохо это! — Сказал Петрович. − Некультурно как-то! Если народ сносит памятники, то он, как бы, расписывается в своей прошлой глупости. А на самом деле обрекает себя на повторный регрессивный исторический виток, который тоже, обязательно, закончится памятниками, и новой глупостью.

− Какой ты умный! — Засмеялась Маша. — Да кому он нужен, Ленин этот?!

− Да мне он тоже, собственно, совсем не нужен. — Продолжал философствовать Петрович. — Но он же памятник! Он нужен для того, чтобы помнить историю, и не совершать одних и тех же ошибок вновь…

− Не знаю! — Сказала красавица Маша. — А мне новая Баштанка нравится. Раньше Янукович жизни не давал, потом москали. Сейчас посмотри как у нас хорошо стало, свободно, везде порядок по-доброму…

В этот момент рядом с ними лихо тормознул внедорожник «Мерседес». И из его динамика понёсся невообразимый ор:

«Алес! Алес! Ком цу мир! Ком цу мир! Ахтунг! Фоер!» Тираду на немецком закончил звук продолжительной очереди автомата времён второй мировой войны «Шмайсер».

Из «мерса» выскочил возбуждённый Мехеев и кинулся наперерез Маше и Петровичу.

− Это что здесь такое?! Кто вы такие? Почему не на работе?!

− Мы ничего не нарушили! Мы просто гуляем! — Попробовала было возмутиться Маша.

Но Мехеев её не слушал. Он достал из кармана своего эсэсовского мундира мобилу и заговорил:

− Это Гестапо?! Блига мне! — Мехеев сделал постное выражение лица. — Что у тебя здесь в парке у всех на глазах делается, бандера недобитая?! Пять секунд чтоб был на месте со своей скотовозкой, поня-я-ял?!

− А что мы нарушили, собственно говоря? — Спросил Петрович. Всё так же продолжая висеть в воздухе в позе лотоса и полупрозрачном состоянии.

− Я с привидениями не разговариваю! — Рявкнул Мехеев. — Покинувшие жизнь назад не возвращаются!

А вам, голуба, неприлично вот так вот разгуливать у всех на виду с непонятно какой национальности индивидом!

Это он сказал, обращаясь уже к Маше…

Отряд из трёх танков, двух БМД и связного БТРа, с густо облепленной айдаровцами бронёй, подъезжал к территории Баштанки навеселе. Потягивали пивко. «Да делать там нечего будет!» − Говорил Батяня-комбат. — «Лохи там какие-то чудят!»

«Построим у стенки — сразу Украине присягнут!» − Вторил ему айдаровец Лёха.

Но вскоре им пришлось удивиться.

Вместо пыльной просёлочной дороги вдруг начался трёхрядный в каждом направлении, хотя и пустой, но хайвэй. С освещением, ограждением и всем, чем полагается. По обочинам начался удивительной изумрудности газон. Появились километровые расписные столбики «До Баштанки сто километров, девяносто девять километров», и так далее.

Айдаровцы пораскрывали рты, но это было только начало.

Доехав до небольшой речушки с мостом через неё, они сделали остановку, чтобы оправиться и умыться речной водой. «Вода как молоко! Чистая и вкусная!» − Закричал кто-то. «Берега кисельные! Я попробовал — как клюква в сахаре!» − Закричал другой.

Лёха перекрестился. «Вот что Штаты животворящие делают!»

Поехали дальше. За поворотом началась какая-то странная дымка. Видимость снизилась почти до нуля. Пришлось остановиться.

Когда же дымка развеялась, перед опешившими айдаровцами предстал во всей красе броненосец «Баштан», уже на колёсном ходу, со всеми развёрнутыми в их сторону стомиллиметровыми орудиями.

Кто-то икнул. «Слава Украине!» − Выкрикнул один из вояк не совсем уверенно.

«Слава Баштании!» − Ответили ему с палубы броненосца. — «Складывайте оружие и стройтесь в шеренгу! А то будем палить!»

Айдаровцы — ребята не робкого десятка. Быстро сообразив что к чему, они рассыпались с брони по округе и залегли в естественных складках местности, чтобы, в случае залпа с броненосца, понести наименьшие потери.

Всё замерло.

И в этот момент задрожала земля и начался странный, леденящий жилы, гул.

Что-то огромное поднялось в воздух над лесополосой с ближайшего картофельного поля. Оно закрыло собой полнеба и грозно подплывало к айдаровскому расположению. Бойцы с ужасом наблюдали, как на земле от неведомой энергии мельтешит каждая земляная крошка, а камни медленно, но уверенно поднимаются в воздух и устремляются к звездолёту.

Сырный звездолёт «Баштанское щастье», а это был именно он, если верить огромной надписи на его борту, завис над айдаровским отрядом, и бросил якорь.

Удачно, или неудачно, но якорь разрубил один из айдаровских танков пополам и ушёл в землю ещё метра на три.

Всё было кончено.

Айдаровцам пришлось сдаться…

Маша стояла перед зданием Баштанского гестапо, расположившегося в бывшей школе, и плакала. «У каждого хорошего есть своя обратная сторона!» − Вспоминала она слова Петровича. Он как будто продолжал висеть в воздухе рядом с ней и разговаривал с ней. «Поэтому хорошее надобно делать очень осторожно… чтобы не навредить случайно кому-то.»

Она так успела привыкнуть к Петровичу в последнее время, что теперь её душа буквально разрывалась на части. Только он мог с ней разговаривать так душевно, что все жизненные проблемы исчезали сами собой. Ей… ей даже очень захотелось его поцеловать по-настоящему.

− Вы девушка какими тут судьбами?! − Поинтересовался у неё дряхлый старичок, невесть откуда взявшийся.

− Я, я… тут Петровича жду. Его в гестапо забрали.

− Как же его смогли забрать? — Сощурился на Машу старичок. — Он же сейчас как дух бесплотный.

− А он дурачок сам за ними в гестапо полетел. Честный он!.. — Ещё сильнее заплакала Маша. — Я его не хотела отпускать, а он сказал «Надо!»

− Ёшкин кот! — Выругался замаскированный Никита Сергеевич (а это был именно он, хотя Маша с ним ещё не была знакома). — Пойдём отсюда в сторонку, голуба! Не след тебе тут стоять и светиться, как фонарному столбу. Надо думать, как Петровича вызволять…

− Ну что, подгузники?! — Вальяжно сказал Блиг, глядя на троицу, сидящую перед ним на железных стульях. — Вы хоть понимаете, куда попали?! Из гестапо ещё никто никогда не возвращался!

Руки троицы были скованы наручниками и заведены за спинки стульев. На Петровича только браслеты никак не вешались, поэтому он сидел просто так.

Второй был айдаровец Лёха. Правый его глаз украшал здоровенный фингал. Он случайно ударился им о дверной косяк в камере три раза подряд. Потому что гонору было много.