З Валентин - За чудесным зерном

Для них товарищ Веселов был человек неведомый. Может быть он отнесется к ним недоверчиво, даже враждебно.

Пришлось снова рассказывать все то, что уже знал и наполовину успел позабыть профессор. Клавдий Петрович запомнил хорошо только историю пропавшего багажа.

Профессор ходатайствовал. Он даже ворчал. Он, наконец, клялся, что сам откажется от работы, если в экспедицию не будет зачислен спаситель его чемодана.

Но Веселов не сказал им ни да, ни нет. Он обещал обдумать и настаивал на том, чтобы ребята назвали себя.

Однако мальчики побоялись, что Веселов отправит их обратно в Ковыли, поэтому они упорно отмалчивались.

— Не сказать ли? — нерешительно предложил Костя.

— Не поеду обратно! — категорически заявил Витя. — Пусть в детдом нас сдает. Оттуда удерем в два счета. А если отца выпишет, значит крышка-Тут Витя свирепо нахмурился.

— Ты думаешь, легко мне было отца бросить? А во второй раз, — он закусил губу, — во второй раз, пожалуй, решимости не хватит.

Через два дня была назначена первая вылазка экспедиции.

Клавдий Петрович направлялся в Старый Мерв, где нашли летопись Дзе Ци-ю, а Веселов и Тышковский уезжали в другую сторону к ближайшим туркменским аулам.

Поэтому оба приятеля лезли из кожи вон, чтобы выдержать экзамен. Костя и Витя усердно переводили Веселову разговоры с узбеками и туркменами, помогали упаковывать багаж, упражнялись в стрельбе и стряпали. Иван Викентьевич заставил мальчиков выложить весь их запас знаний по агрономии и географии, весь их опыт по зоологии и ботанике.

Мальчики отвечали, сбивались, поправлялись, снова путались и пытливо глядели на Веселова. В их глазах было безмолвное: «Возьмешь или не возьмешь?»

Но Веселов, казалось, не торопился. Он занялся почему- то просмотром старых газет, писал письма и телеграммы.

Жестокое лето стояло над городом, и даже многочисленные арыки — канавки с проточной водой — не могли умерить зной. Глиняные домишки выходили слепой стеной на узкие грязные переулки. За «дувалами» — глиняными заборами — были крохотные дворики обязательно с несколькими деревьями и струйкой воды, текущей из одного двора в другой, от соседа к соседу. Окна и двери жилищ глядели в эти внутренние дворы.

Костя и Витя тоскливо бродили по извилистым переулкам. Их терзало беспокойство: скоро ли и как решит Веселов.

Прошел еще один томительный день.

Наконец Иван Викентьевич согласился.

Витю и Костю официально зачислили в состав экспедиции.

Мерв — почти последний оазис в той полосе цветущей земли, что тянется вдоль подножья горного хребта Копед- Даг. За рекой Мургабом, подле которой находится Мерв, и вплоть до системы каналов Аму — Дарьи тянется продолжение большой пустыни — Кара — Кум, что обозначает по–тюркски — черные, злые пески.

Хлопок, хлеб, сады и бахчи — все это есть только там, куда может добежать или доползти речная вода. Туркестанские реки мчатся у своих истоков мутными горными потоками, но чем дальше, тем медленнее их путь. Земледельцы задерживают их плотинами и направляют по каналам — арыкам, сначала широким и многоводным, а после разветвляющимся на сеть узких канав.

Драгоценные скупые водяные струйки подползают к хлопковым кустам, к виноградным лозам, к полям. А река — та самая, что скатывается, бурля и пенясь, с горных ледников, — ползет едва–едва, как полураздавленный червяк, и наконец, теряется в песках. А вместе с последней влагой исчезает обычная жизнь, и вступает в свои права страшная враждебная людям пустыня.

Там Иван Викентьевич хотел наблюдать незнакомую человеку жизнь пустыни, а Тышковский собрался посетить туркменские аулы, расположенные на границе Мервского оазиса.

Поэтому экспедиция разделилась на две группы: Клавдий Петрович с Костей уехали в Старый Мерв, остальные отправились верхом в аулы.

Витя был очень доволен тем, что поехал с Веселовым, а не с профессором. Ему совсем не хотелось копаться в грудах старых кирпичей, какой мысленно называл Старомерв- ские раскопки..

Уже недалеко от Мерва дорога окунулась в пески. Колодцы с затхлой водой лишь изредка попадались на пути. Сухим, знойным дыханием встречала пустыня. Вся даль была затянута легкой дымкой. Песчаные холмы, иногда в пятнадцать метров вышиной, закрывали горизонт. Путешественники то поднимались, то снова спускались по песчаным валам.

— Ну, что, брат, тебе как будто не очень нравится путешествие? — спросил Веселов Витю.

Мальчик ответил кисло:

— Нн–нет — ничего…

— Да ты правду скажи!

— Тоска здесь: мертвечина! — воскликнул Витя. — Кроме нас, нет ничего живого.

— Напрасно ты так думаешь. Глянь–ка!

Из–под копыт лошади метнулся желтовато–бурый комок, трепыхнулся и взлетел крошечной — меньше воробья — птичкой.

— Это местная певунья — славка пустынная. Видишь там, в кустарнике, джузгуне, вероятно, спрятано ее гнездышко. А теперь прислушайся!

Витя насторожил уши и услышал нежное щебетание. Это был голос пустынного жаворонка. Витя старательно присматривался, но тщетно: он не мог найти певца, желтовато–серого, как и песок. Зато мальчик увидел на гребне песчаного бугра довольно крупную ящерицу.

— Как она называется?

— Круглоголовка ушастая. «Ичкемер» по–местному. Ты вот попробуй тихонько приблизиться к ней.

Витя осторожно направил лошадь к ящерице. Животное не убежало. Но когда Витя был уже близко, ящерица широко открыла рот. Складки кожи около рта распухли и раскрылись ярко–розовым зубчатым веером, втрое увеличивая пасть ящерицы. Ичкемер надулся, зашипел.

Вид у него был настолько злобен, что Витя дернул в сторону лошадь. В ту же секунду ящерица нырнула за песчаный бугор.

— Какое страшилище! — воскликнул Витя.

— Совершенно безобидное животное, — ответил Веселов. — Эти «движения угрозы» да быстрое зарывание в песок — единственные средства ичкемера для защиты. Но знаешь, что самое интересное в этой ящерице? То, что ич- кемер видит не только по сторонам, но и наверху над собой. Если тихонько подкрасться сзади к дремлющему ич- кемеру и поднять над его головой прутик, то ящерица немедленно повернет свою неуклюжую голову, которая вертится как будто на шарнире, и будет рассматривать прутик. Но ведь глаза–то у ичкемера смотрят только в стороны, потому что сверху над ними выступает край лба! Как же ич- кемер заметил поднятый над ним прутик?'

— Слух, что ли у него такой хороший?

— Дело не только в слухе. На темени у ичкемера находится третий глаз — теменной.

— Шутите, Иван Викентьевич! Это в сказках змеи трехглазые бывают.

— Нет, я серьезно говорю. Когда–то у тех далеких предков ящериц, которые хозяйничали на земле и давно вымерли, у тех огромных ящериц нередко было по три глаза. Этот третий глаз был так же хорошо развит, как и первые два. Но у пра–правнука этих древних ящеров, у теперешнего ичкемера, остался на темени лишь светлый стеклоподобный пузырек, напоминающий своим строением глаз. Не все ученые согласны в том, что ящерица может им видеть. Но последние исследования доказывают, что может.