Николай Камбулов - Обвал

Он шел и думал о том, что, если бы не эсэсовцы, мог бы потянуть со сдачей в плен. Да вот эсэсовцы, как всегда не зная подлинной игры, могли бы арестовать его и расстрелять как изменника. А он не изменник, он просто избрал такой путь для сохранения себя на будущее — ведь репатриация неизбежна и он вновь окажется в Германии. Клял в душе Роме как человека ограниченного и не способного мыслить чисто по-военному, по-генеральски…

Вначале, в первые дни пребывания на вилле, Марине показалось, что самое трудное и опасное для нее осталось позади; Ганс Вульф без задержки доставил ее на виллу Адема и, как ей показалось, легко пристроил в домике, расположенном на участке виллы, «на попечение» двух женщин — пожилой и молодой, с грустными, печальными глазами. Молодая быстро сняла с себя теплый заношенный клетчатый платок, юбочку, тоже теплую и поношенную, с застежкой-«молнией» и зеленые прорезиненные сапоги, сказала: «Переодевайся, подруга». И, надев на себя Маринину одежду, ушла. Пожилая женщина, которую Вульф назвал муттер, осталась…

Наступила ночь. Мать Вульфа оказалась неразговорчивой, за всю ночь, гудевшую орудийными выстрелами со стороны залива и пожарами со стороны леса, тянувшегося по всей горловине, по которой отходили немцы в направлении крепости Пиллау, она сказала лишь несколько фраз. «Ну уж теперь ты сама». Потом она взяла ее за руку, повела в погребок и там, в бетонном подвале, зажгла свет. Марина увидела рацию.

— Это твое, — тихо произнесла фрау Анна и, помолчав, добавила так же тихо, шепотом: — Профессор Теодор отсиживается на вилле, ожидает своих подручных.

И Марина поняла, что Гансу Вульфу нелегко далась операция по ее переброске из бирштубе толстушки Гретхен в логово палача Теодора.

Наутро подручные Теодора не приехали, и они, Марина и мать Вульфа, доили коров, ухаживали за скотиной под наблюдением полуслепого старика эконома, еле стоявшего на ногах — видно, от старости — и поглядывающего через линзы очков на Марину.

— Сними платок-то! Чего паришься, и без того жарко, — сказал старик, когда припекло солнце. — Это тебе не Россия! — И, вынув из кармана граненый штофчик, он приложился к горлышку тонкими и дряблыми губами. — Вот как разобьем коммунистов… — И, не договорив, пошел к двухэтажному деревянному, с каменным фронтоном зданию, все размахивая руками и шатаясь.

На четвертые сутки, в полночь, Марина передала координаты скопления фашистских войск, сгрудившихся неподалеку от виллы для переправы на косу Фрише-Нерунг, осталась довольна тем, что сеанс прошел успешно. Утром по скоплению гитлеровцев был нанесен сильный бомбовый удар. Днем, когда суматоха на вилле от бомбежки постепенно улеглась, немка, убирая двор, тихонько улыбнулась Марине, как бы говоря: «Все в порядке».

Подручные Теодора появились лишь на пятые сутки во главе с самим хозяином виллы Адемом и франтоватым полковником СД. Среди них Марина, обрабатывающая клумбу, сразу опознала Апеля Фукса, хромоногого Фельдмана, одетого в гражданский костюм. К ним тотчас же присоединился спустившийся с крыльца Теодор, которого встретили возгласом:

— Профессор!

— Профессор!

— Профессор!

Только Адем молчал: он в сторонке выслушивал эконома-старикашку, который закончил свое бормотание возгласом:

— На вилле все по-прежнему!.. Вот разобьем коммунистов, так всю Россию положим в карман!

Апель оттолкнул старика, кивнул Адему на Теодора:

— Генрих, профессор торопится! А ты, старая калоша, брысь!

Старик тотчас же ушел куда-то, что-то бормоча под красноватый нос.

Марина все косила взгляд на Теодора, очень беспокоилась, что загалдевшие немцы, видно куда-то спешащие, могут удрать, ускользнуть…

Теодор оборвал галдеж:

— Господа, мы обязаны организоваться! На почве беспощадного уничтожения не только русских унтерменшей, работающих в лесах Земланда, на наших секретных заводах, но и одичавших немцев под страхом наступления Красной Армии. Это наступление русских будет остановлено! И наступят иные события, события в пользу великой Германии… Время другое! — погромче взял Теодор. — Разве не ясно, что… деловые люди, а попроще сказать, нынешние промышленники, банкиры уже не могут набивать карманы без насильственных действий своих «лошадей»…

— Террористов?! — нахмурился Адем.

— Как будто и не понимаешь! — воскликнул Теодор. — Я тебе и другое скажу: дело идет к тому, что эти самые, которых ты называешь террористами, свяжут вам руки и вы запляшете под их дудку… И тут едва ли можно будет понять, кто лошадь, а кто всадник, кто везет, а кто погоняет…

— Господа! — сказал Фукс. — Мы зря теряем время.

Марина подумала: «Пауки в байке грызутся. Все это интересно, однако же об отходе на косу Фрише-Нерунг ни слова…» Над виллой, высоко в небе, кружил самолет, похоже, разведчик: кружил, кружил и бросил бомбу, которая, визжа, захлебнулась в земле, не разорвавшись.

Появился пунктуальный старик эконом, позвал фрау Вульф:

— Старая! Заровнять! Гильда, и ты тоже!

Марина бросилась с лопатой к воронке и вместе с подоспевшей фрау Вульф принялась разравнивать поврежденное место.

Ворота открылись, и во двор на тихом ходу въехал замызганный, обшарпанный «бенц».

Адем проворно подскочил к остановившейся под разлапистой сосной легковушке, из которой вышел краснощекий капитан и, сняв фуражку, устало опустился в кресло-качалку.

— Ну, герой павшей крепости «Крым», — обратился Адем к Лемке, — какие новости? Карл, угости капитана Лемке.

Старик эконом передал Лемке штоф. Однако Лемке не стал пить, сказал Карлу:

— Ты, старая калоша, не спаивай, уходи!..

Карл ушел.

— Почему так?! — округлил глаза Адем. — Карл надежный человек.

— Дело не в этом, господин Адем. Я просто не расположен туманить мозги. Я ведь теперь офицер национал-социалистского воспитания и обязан держать марку… Кто у тебя на вилле?

— Черт меня связал с этими «лошадьми»! — с явной досадой сказал Адем. — Все те же, Теодор, Фельдман, Фукс. И думаю, вот-вот появится и Нейман… Случайная бомба упала, так они разом под стол!.. И еще смеют называть себя офицерами Германской империи! — Адем наклонился к Лемке. — Рассказывай, что на косе Фрише-Нерунг?

Марина навострила слух, но лопата все же шуршала о землю, и шум этот казался ей громоподобным. Но все же она услышала слова Лемке:

— Генрих, вообще-то на косе войск много…

— Точнее? — не терпелось Адему узнать. — Стоит ли к этой шантрапе пристраиваться!.. Я и твой дядюшка пока еще всадники…

— На Фрише-Нерунг пять пехотных дивизий. И до тридцати батарей береговой артиллерии… И в крепости Пиллау немало войск… На двенадцатое апреля назначена переправа войск через залив на косу Фрише-Нерунг. Так что вполне продержимся до появления нового оружия… И опять дороги наши лягут на восток…