Сергей Колбасьев - Факультет кругосветного путешествия

Котлы потухли.

На пристани стояла охрана бастующих и никого, похожего на кочегара, не пропускала на пароход. Мексиканская полиция очень дружелюбно относилась к этой охране. Полицейские сидели рядом с забастовщиками и курили.

В салоне первого класса капитан призывал пассажиров в свидетели этого безобразия, негодовал на то, что забастовщики не догадались поставить у другого борта парохода караульную шлюпку и громил правительство Соединенных Штатов, не устроившее своевременной интервенции в Мексике.

Результат налицо: честный американский пароход не может набрать себе даже самых вонючих кочегаров.

Буфетчик был в отчаянии, ему угрожало разорение, потому что отказаться кормить уплативших авансом он не мог.

Даже без знания английского языка все происходившее было понятно. Миша гулял по палубе, глубоко засунув руки в карманы фланелевых брюк и радовался. Это неожиданное событие может оказаться кстати, тем более, что мистер Уилли, чтобы усмирить свое душевное волнение, сильно нагрузился. Он ходил с котелком на затылке и неспокойно икал.

Но надежды на дальнейшие осложнения не оправдались. Капитан был настроен решительно: его власть на корабле не ограничена, он не позволит портить рейса, он им покажет!

И показал. У трапов поставили офицеров с револьверами и с четырьмя вооруженными и верными людьми, спустился на палубу третьего класса. Через пять минут у него было достаточное количество кочегаров. «Добровольцам» он обещал жалованье забастовавших, если они станут на работу, и нечто не менее убедительное, но менее приятное, если они не станут.

Команда была недовольна, но смолчала: палуба парохода — американская территория и в руках офицеров американские револьверы.

В эту ночь Ваня Волков впервые испробовал ремесло кочегара. Мистер Уилли, в порыве делового восторга, решил помочь капитану своей подначальной рабочей силой.

Пробуждение было внезапным и неприятным. По лицу и груди хлестала струя холодной воды, закипавшей щекочущими пузырьками. В квадратном окне стояла смутная черная фигура с сифоном в руках.

— Черт, — тихо сказал Миша и вскочил. Фигура беззвучно поставила сифон на стол в каюте и пропала.

Миша выскочил на палубу, но она была пуста. Небо и море были тоже пустые и серые. Приближался рассвет, и было холодно, особенно в мокрой рубашке.

Что ж, такие вещи могут происходить в каютах с окнами на спардек, если окна открыты. Но кому понадобилось хулиганить? Миша был озадачен и, вернувшись к себе, зажег свет.

Рядом с сифоном лежала скомканная грязная бумажка. На ней неровные, трудночитаемые карандашные буквы:

«Мишка, все в порядке. Дурак напутал. В Лос-Анжелесе освобожусь самосильно. Ежедневно, с двенадцати до двух жди у главного подъезда вокзала, с которого приедем».

Пониже было дописано: «на моем кочегарном поту едешь, буржуй собачий». Подписи не было и не требовалось.

Значит беспокоиться нечего. А что Ванька поработает, так это неплохо, — выправит психологию. Миша пошел досыпать.

Следующим вечером, когда из кочегарного люка высунулось знакомое, почти до неузнаваемости грязное лицо, Миша отошел от борта и ленивой походкой гуляющего паразита пошел к трапу на спардек. Посторонних поблизости не было.

Проходя мимо люка, Миша уронил записку, сразу схваченную угольно-черной рукой Волкова.

Читал ее Волков внизу, у лампочки, освещавшей манометры.

«Все в порядке», писал Миша, «буду ждать». А в самом низу листа было написано: «Я за достижения буржуазной культуры».

На минуту Волков увидел широкую палубу «Бельмор

Кастля» и высокий закат. Это был вечер перед Гаваной. Волков заскрежетал угольной пылью на зубах и пространно выражался.

Угольная пыль была повсеместна и неизбежна, она лезла в глаза, набивалась в ноздри и рот и раздражала мокрую спину. Ладони были обожжены и мускулы разрывались от боли. Впереди огненным ртом дышала топка, а сзади хрустели шаги механика: сейчас он заорет.

Волков взялся за горячую лопату. Нет, эта самая культура, если на нее взглянуть снизу, не так уж приятна.

Рядом в полутьме всхлипывала и вздыхала донка. Она никогда отсюда не выберется. Пока ее не отвезут на слом, она будет питать водой холодильники. И Ваня ее пожалел.

Пароход остановился против Сан Хуана. Через иллюминатор кают-компании Миша увидел, как мистер Уилли и Волков спрыгнули с трапа в поданный с берега катер.

Он пил содовую и от неожиданности прикусил стакан. Что же теперь будет с вокзалами в Лос-Анжелесе? И вдруг успокоился и поставил стакан на стол. Он придумал: он высадится в Лони Бич, там пароход будет часа через два. Оттуда пятьдесят километров до Сан Хуана, возьмет автомобиль. А из Сан Хуана поездом обратно в Лос-Анжелес, так он узнает вокзал прибытия.

Хорошо, когда человек способен логически мыслить.

Судовой персонал был очень смущен внезапным решением доктора-миллионера, но люди, дающие такие чаевые, могут вести себя как им заблагорассудится. Стюарт с низким поклоном снес чемодан по трапу, а капитан с мостика отдал честь.

На длинной зыби трудно прыгать с трапа парохода на катер. На всякий случай Миша, прыгнул дальше чем надо, обеими руками обхватил стоявшую в катере девушку и рухнул с ней на скамью.

— Мертц, — сказал он самым извиняющимся голосом и выпустил ее из своих объятий.

— Драгонетт, — ответила она улыбаясь и заговорила с ним по-английски. У нее были темные, круглые брови и веселые синие глаза.

Миша развел руками и нечленораздельно промычал.

То да она обратилась к нему по-немецки, но красное Мишино лицо выражало такое отчаяние, что она замолчала.

Она была очень милая и от этого Миша чувствовал себя вдвойне несчастным. Он вздохнул с облегчением только когда выскочил на пристань. Мисс Драгонетт тоже вздохнула, глядя ему вслед: этот немец был совсем не миллионером, а мальчиком. Славным, застенчивым и нуждающимся в ее сострадании.

— Сан Хуан, крикнул: Миша шоферу и автомобиль ветром погнал по широкой белой дороге.

Навстречу с ястребиным криком вылетела другая машина. В ней, почти вплотную к Мише мелькнуло лицо Волкова.

Уже темнело, но ошибиться было невозможно: рядом с ним сидел человек в котелке. Что же теперь будет? Миша откинулся на спинку сиденья. У него заболели виски и во рту появился металлический вкус.