Елена Сантьяго - Летящая по волнам

Дункан призывал девушку к здравомыслию и умолял ее дождаться конца войны, но она оказалась настойчивой.

Иногда нужно выдернуть себя из жизни, чего добровольно никто не хочет делать.

Кроме того, Фелисити упрекнула Дункана в том, что он тоже идет на очень большой риск. Он решился отправиться на Карибы, когда время штормов еще не закончилось. В конце разговора разразилась настоящая ссора из-за того, кому из них угрожает бóльшая опасность. Все же Дункан сдался и обещал выполнить пожелания Фелисити.

Анна решила возвращаться с ним на Карибы. Она планировала добраться до Доминики, а оттуда ближайшим кораблем уплыть на Барбадос. Дункан пока еще не мог там появляться. Хоть смертный приговор и был аннулирован, но губернатор наверняка нашел бы достаточно поводов, чтобы сфальсифицировать новое обвинение. Об этом позаботился бы и Юджин Уинстон, который после хорошей взбучки ненавидел Дункана еще сильней. Ах, все было так запутано!

Фелисити глубоко вздохнула и уныло осмотрела комнату. Та была обставлена точно так же, как и в те времена, когда они жили здесь вместе с Элизабет. Большая кровать с резными ножками и туго набитые перьевые подушки. Сундук с инкрустацией. Изящный письменный столик у окна. Камин из светлого мрамора. Даже на столике лежала та самая книга, которую они с Элизабет читали перед отплытием на Карибы. Сестры все делили между собой. При мысли о том, что она может больше никогда не увидеть Элизабет и малышей, Фелисити на глаза навернулись слезы. Зачем между ними лежал этот громадный океан?

Погрузившись в размышления, девушка встала на колени у платяного сундука и вынула сорочку, чтобы тут же аккуратно ее сложить и сунуть обратно. То же самое она проделала и с другими вещами. Фелисити так увлеклась, что до смерти перепугалась, когда дверь распахнулась и на пороге появилась Анна.

– Я стучала, – произнесла она.

Фелисити лишь пожала плечами, но потом заметила, что ее подруга взволнована: ее глаза сверкали, а обычно бледные щеки порозовели.

– Ты не поверишь, кто тебе написал! – воскликнула она.

Фелисити поднялась, не обращая внимания на боль в том месте, где был шрам.

– Элизабет? – с надеждой спросила она.

«О Господь всемогущий! – подумала она. – Пусть это будет письмо от Элизабет!»

– Капитан Вандемеер! Твой жених Никлас!

Анна помахала письмом, прежде чем протянуть его подруге, которая растерянно смотрела на него. Руки Фелисити так сильно дрожали, что она не могла сломать печать. Буквы плясали у нее перед глазами и не хотели складываться в слова. Девушке вдруг показалось, что она вообще не умеет читать. Глубоко вздохнув, она попыталась осознать смысл написанного, но ей это не удалось. Руки Фелисити не переставали трястись. Анна осторожно взяла у нее письмо.

– Прочесть тебе?

Фелисити сглотнула и кивнула. Анна начала читать спокойным, уверенным голосом. Несколько раз ей пришлось начинать заново, потому что ее подруга от волнения постоянно забывала, что было написано несколькими предложениями ранее, и просила повторить.

Никлас получил бóльшую часть ее писем. Дела у него шли хорошо! Он все еще оставался капитаном на «Эйндховене»! И самое удивительное: продолжал ходить по вест-индскому маршруту! Конечно, он не мог причаливать к Барбадосу и другим Антильским островам, принадлежавшим англичанам, но зато заходил в гавани Сабы, Синт-Мартена и Синт-Эстатиуса. Эти острова находились под голландским протекторатом. Никлас писал, что там появляется все больше плантаций сахарного тростника. Цены на перевозку грузов оттуда все время растут. Теперь он часто ходил и в Суринам – новую страну в Южной Америке. По его словам, там осело много английских роялистов, среди них – бывшие жители острова Барбадос, даже прежний губернатор. Там начали выращивать табак и сахар. Никто не пытается прервать навигацию между странами. В это время все английские военно-морские силы участвуют в войне, находясь в европейских водах. Дела идут блестяще, ему не на что жаловаться, вот только Фелисити все еще не стала его женой, подытожил Никлас.

Фелисити разрыдалась, когда Анна прочла эти строки. После такого она больше не могла слушать окончание письма. Девушка прижала кулаки к вискам. Мысли роились у нее в голове, словно растревоженные шмели. Полностью отрешившись, она расхаживала по комнате из угла в угол, не обращая внимания на то, что ее шрам от необычно резких движений заболел еще сильнее.

– Прочитай мне еще раз место про Амстердам, Доминику и Антильские острова!

– Я его уже наизусть помню, – улыбнулась Анна. – Тебе не стоит приезжать в Амстердам. Сейчас там из-за войны с англичанами слишком опасно. Никлас пишет, что ты должна вернуться на Доминику вместе с Дунканом и там подождать его. Ему кажется, что вы сможете прекрасно жить на голландских Антильских островах.

– Да, он так и написал, – обессилев, произнесла Фелисити.

Ее колени вдруг стали подгибаться, и она опустилась на край кровати. Анна присела рядом с ней и обняла подругу за плечи.

– Разве ты не рада?

– Ну конечно рада! – Фелисити рассмеялась и расплакалась одновременно. – Я еще никогда не была так счастлива!

Сильное нервное напряжение, от которого девушка страдала последние месяцы, внезапно превратилось в дикую эйфорию. Скоро она сможет увидеть не только Никласа, но и Элизабет с детьми! И ей не придется разлучаться с Анной! Фелисити переполняла неуемная радость. Больше всего на свете ей сейчас хотелось громко кричать от ликования. Вместо этого Фелисити вскочила. Она слишком долго ждала.

– Что ты задумала? – поинтересовалась Анна.

– Как это что? – Фелисити уже опустилась на колени перед дорожным сундуком и стала рыться в платьях, пока все безнадежно не перепуталось. – Теперь мне нужно снова все упаковать.

Закатное солнце окрасило окрестности усадьбы в красновато-серый оттенок. У подножия холма блестело море, сначала оранжевым, потом медным и наконец фиолетовым цветом. Уильям Норингэм сидел в кресле-качалке, запрокинув голову, и смотрел, как огненный шар опускается за горизонт, а поверхность моря постепенно становится чернильно-черной. Даже после этого он остался на месте, наблюдая за вечерними сумерками и ожидая, когда Селия принесет ему ужин. Он вкалывал с самого рассвета и вернулся бы обратно на сахарную мельницу, но голод заставил его прервать работу.

Насекомые вились вокруг фонарей на углах веранды, а в густой тени возле дома завели песню первые сверчки. Из негритянских хижин донеслись меланхолический звук барабана и низкое глухое пение нескольких женщин. Большинство рабов Саммер-хилл уходили в собственные хижины, закончив дневной сбор урожая и сгрузив у мельницы громадные вязанки свежесрезанного тростника. Уильям приказал запустить пресс в две смены, иначе такое количество тростника было не осилить.