Эрнест Марцелл - Октавиус

– Мы же не собираемся, черт, возьми, досконально исследовать эти места! – сказал Берроу. – Мы всего лишь должны проскочить по проходу с максимально возможной скоростью, к тому же в самые сжатые временные рамки. На карте мы только по мере возможности обозначим неизведанные ранее острова, если таковые, конечно, попадутся нам на пути…

– А соваться туда наобум – все равно что самому лезть в собой же связанную петлю! – Метью ожесточенно махнул в воздухе рукой. – Сколько судов погибло в том проклятом лабиринте – одному господу богу известно только…

Он сердито выбил золу из трубки в пепельницу и налил себе рому.

– Сэр, – сказал он, поднимая стакан, – за ваше благоразумие!

На том наше собрание и завершилось, причем, как всегда, непринятием никакого определенного решения. Несмотря на все возражения и аргументы, выдвигаемые Метью, Ситтон и Берроу не имели ничего против моего плана – но на том все и заканчивалось. Оба они горячо соглашались со мной, но при этом не проявляли и десятой доли нужной решительности. А для этого дела нужна была только сплоченность команды, подкрепленная неимоверной верой в успех нашего предприятия – тут явно нужен был некий стимул посильнее, чем все мои убеждения.

Метью и Берроу вышли, в каюте остались только я и Ситтон.

– Чертовы прохиндеи! – со злобой в голосе сказал Джон (так он всегда величал голландцев). – Только увидев, что мы англичане, содрали с нас за провиант втридорога! Воистину, сэр, эта вода, что сейчас в наших бочках, золотая!

С этими словами он бросил ко мне на стол товарные накладные:

– Вот, полюбуйтесь!

Я махнул рукой, даже не взглянув на них, и, подойдя к раскрытому кормовому окну, неподвижно уставился на постепенно исчезавшие в сгущающейся ночи далекие очертания стен форта Доброй Надежды. До нас донеслось далекое заунывное пение муэдзинов с минаретов окрестных мечетей, призывавшее правоверных к вечерней молитве. На всей набережной зажигались тысячи огней – жизнь клокотала тут и днем и ночью, и казалось, что этот город не спит никогда.

– Глупо было бы ожидать здесь какого-либо другого приема, – произнес я через минуту. – Да, Голландская Ост-Индская компания захватила себе поистине златоносную точку. Надеюсь, что Британия не слишком долго будет терпеть это положение вещей!

– Да, сэр, – отозвался Ситтон. – Эта гавань в самом деле имеет стратегическое значение…

– Пока мы не открыли Северо-Западный морской путь, – перебил я его. – Мне нравится, что вы, как никто другой, понимаете всю важность нашего предстоящего открытия. И, клянусь громом, оно должно быть сделано англичанами! Хотя я считаю, что и эта точка должна быть под контролем Объединенного Королевства.

– Не только вы один, сэр, – ответил Ситтон. – Мне кажется, что голландцам недолго осталось здесь управлять. Во всяком случае, я еще надеюсь воочию узреть этот момент, когда в Кейптауне будет база Британской Ост-Индской компании.

На том наш разговор и кончился. На следующий день по полудню мы отплыли – и специально по моему приказу прошлись вдоль побережья, дабы показать Элизабет колонию африканских чернолапых пингвинов. Эти небольшие, но очень быстрые птицы, целыми стаями проворно прыгающие с береговых камней в воду, вызвали у нее сущий восторг и огромное изумление. Стоя на баке в развевающемся на ветру платье, она, раскрасневшись, смотрела на них в подзорную трубу. Ее можно было легко понять: пингвины – и в жаркой Африке?! Однако для меня этот факт не был особой новостью – холодное Бенгальское течение, омывавшее Боулдерс-Бич, создавало все условия для их обитания.

После этого мы развернулись и взяли курс на главный пункт нашего путешествия – Гуанчжоу. Но как только мы вышли из Кейптауна, уже через сутки погода начала резко меняться в худшую сторону – «Октавиус» попал в полосу штормов, становившихся с каждым разом все круче и злее. Несмотря на то что согласие по поводу нашего арктического похода так и не было достигнуто, я приказал Ситтону вести корабль согласно графику, составленному Берроу, и лично контролировал его, сверяясь ежедневно по календарю и стараясь не отставать ни на сутки. Однако полоса погодных препятствий уже отбросила нас на двое суток назад, и, хотя во временный буфер мы укладывались, это очень волновало меня – до Гуанчжоу оставалось еще больше полпути. Нам предстояло пересечь Индийский океан.

«27 ноября 1761 года. Вышли из Кейптауна. Погода стоит штормовая – сила ветра не меньше четырех баллов, на гребнях волн белые барашки. Идем в лавировку. Видимость плохая. Держим курс на Большие Зондские острова…»

«14 января 1762 года. Сделали остановку на острове Ява, где были пополнены запасы пресной воды и провианта. Матрос Стенли Менсон за нарушение дисциплины на берегу был подвергнут наказанию в карцере на трое суток. Держим курс на Филиппинские острова. Погода тихая, видимость ясная…»

По мере приближения к Поднебесной окружающий морской пейзаж стал разительно меняться с каждым днем. Изменился цвет воды, неба, и восход солнца стал совсем другим – более насыщенным ярким светом, торжественно освещающим облака на небесном своде. В тот день, когда мы должны были прибыть, я с раннего утра вышел на палубу и в подзорную трубу долго рассматривал горизонт, надеясь увидеть эту загадочную землю. Дул фордевинд, и судно довольно резво двигалось вперед, делая не менее четырнадцати узлов. Вокруг стали появляться птицы – это говорило о приближении берега, в полдень мы миновали маленькую группу островов, на одном из которых возвышалась остроконечная крыша какого-то дацана.

Вскоре навстречу стали попадаться рыбачьи джонки – сначала по одной, по две, потом небольшими группами и под конец целыми армадами. Находившиеся в них люди в традиционных китайских остроконечных конусных шляпах и просторных холщовых, часто залатанных одеяниях издали внимательно провожали взглядами наш корабль с гордо реющим на ветру британским флагом. Одни тянули сети, вываливая из них на палубу рыбу, другие, стоя на мелководье, что-то вылавливали из-за борта – вероятно, охотились на крабов или собирали моллюсков. Весь горизонт, словно каплями, был усеян светлыми пятнами их парусов, среди которых часто возвышались паруса крупных кораблей, идущих, так же как и мы, к Кантону или держащих встречный курс в открытое море.

В два часа после полудня с марса раздался крик: «Земля!» – и вскоре мы уже невооруженным глазом могли различить вдали синие очертания гористого берега. Количество рыбацких лодок существенно увеличилось, и вскоре Ситтон приказал убавить парусов, дабы избежать случайного столкновения с ними. Син Бен У, завидев берег, изменился в мгновение ока. Извечная сладкая улыбка исчезла с его лица, исчезли и заискивающие манеры, уступив место холодной спеси – даже походка его стала медлительной и степенной, как и полагается императорскому чиновнику. Свысока поглядывая на нас, он беспрестанно (хотя было совсем не жарко) обмахивался веером и тонким и пронзительным голосом часто кричал на своих слуг. Не то что матросы нашей команды, даже я сам почувствовал себя как-то неловко и старался лишний раз не пересекать ему дорогу.