Александр Басов - Камень богов

– Это было давно… А причина в том, что тебе пришлось бы жить здесь.

– Да, разве, это проблема? Я с радостью осталась бы!

– Пожалуйста, не кричи, – он поморщился, как от зубной боли. – Так будет лучше… Выслушай меня! – Впервые он применил повелительный тон, видя, что его хотят перебить. – Здесь почти невозможно жить, не принимая участия в… Иными словами, не совсем безопасно. Твоя несчастная мать тому доказательство. Ты – единственное, что у меня осталось в этой жизни. Я уже один раз не смог уберечь любимого человека от беды, и не хочу, чтобы это повторилось. Я принял решение. Ты будешь жить в столице, подальше от бесовского леса, от пограничных стычек с демонами, а особенно от людей, от таких людей, как я…

Последние слова барон произнёс глухо, было видно, что нахлынувшие воспоминания поглотили его целиком. От неожиданности, Милена не могла вымолвить ни слова. Трудно представить, что отец был каким-либо образом причастен к смерти мамы.

– Отец… – заметив, что её не слышат, девушка опустилась на ковёр у его ног, заглянула в лицо. – Я не верю, что вы можете быть в чем-то виноваты. Это невозможно…

– Возможно… Мы любили друг друга… понимали, даже не с полуслова, а… а потом я сам приобщил её… она делала успехи, гордилась этим, мы оба были счастливы. – Трогот ласково смотрел на дочь, нежно гладил её по голове, но Милена понимала, что вместо неё он видит совсем другое лицо. – Она слишком ответственно бралась за дело… не могла по-другому… Аделинда, ведь, отговаривала…

– Что?!! Мама была знакома с сестрой повара Джакоба?

Барон вздрогнул, встряхнул головой, словно очнулся ото сна, и посмотрел на дочь так, будто впервые увидел её здесь.

– Отец, пожалуйста, – он умоляюще сложила руки, – похоже, от меня многое скрыли. Как всё было на самом деле?

– Ничего нового я тебе не скажу. Эрна помогала выхаживать раненых, после особенно крупного прорыва Легиона Сатаны…

– Я знаю, но почему заболела только она? Никто же из армейских от этой лихорадки не умер!

– На всё воля Богов, – усталым голосом проговорил Трогот.

Милена знала, что отец никогда не страдал избытком религиозности, и к таким формулировкам прибегал нечасто, лишь в тех случаях, когда старался уйти от неприятной темы в разговоре.

– Мне говорили, что Аделинда… – она помедлила, но всё же произнесла это слово – …ведьма. Что общего было у неё с мамой?

– Она это слово не любит, называет себя знающей. – Барон криво усмехнулся и налил себе ещё вина. Сделал глоток, причмокнул от удовольствия. – У Эрны были любимые овечки, Аделинда помогала ухаживать за ними и лечить. Им требовалось много внимания.

– Я помню овечек. Мне почему-то не разрешали с ними играть. А после смерти мамы они все куда-то исчезли.

– В общее стадо, куда же ещё, – равнодушно сказал Трогот, но ей почудилось, что он очень постарался, чтобы это прозвучало как можно более небрежно.

Следующий вопрос ей задать не удалось из-за внезапно раздавшегося колокольного перезвона.

– Что за дьявол? – Барон нахмурился, вслушиваясь в беспорядочные удары колокола. – Это что за смесь «пожара» «общего сбора» и «карантина»? Раненько, однако, начали праздновать. – И, обращаясь к дочери, добавил: – Ступай к себе, сейчас стража образумит ночного музыканта.

– Просыпайтесь, ваша милость. Господин барон приказал разбудить вас рано. – Бригите пришлось сказать это несколько раз, сопровождая осторожным потряхиванием по плечу, прежде чем госпожа баронесса попыталась открыть глаза.

Милена едва подняла голову с подушки, казалось, что она прилегла всего мгновение назад.

– Вещи уже собраны, его высокопреосвященство желает отправиться в путь немедленно, не дожидаясь завтрака.

– Могли бы и без меня проводить. Скажи там… что я нездорова. – Зевая, обратилась она к служанке.

– Это невозможно, госпожа. Вы уезжаете вместе с ним, а в пути прислуживать вам будет Сабина.

– Что?! Ты в своём уме?

– Господин барон распорядился уложить ваши вещи и подготовить костюм для верховой езды, если ваша милость соизволит ехать в седле.

«Лошадь, наверное, и то спросят, захочет она куда-нибудь ехать, или нет», – с досадой подумала Милена, и, не скрывая раздражения, прикрикнула на служанку:

– И долго ты на меня смотреть будешь? Пошевеливайся!

Трогот попрощался с дочерью сухо. Не глядя в глаза, поцеловал в лоб и, осенив знаком Двуединого, легонько подтолкнул в сторону открытого экипажа, в котором уже сидел архиепископ в фиолетовом плаще с накинутым капюшоном и пристроившаяся на самом краешке сиденья для слуг Сабина. Милена была не в настроении, но заставила себя вежливо пожелать Берхарду доброго утра. Капюшон качнулся в знак того, что она была услышана, но до словесного общения его высокопреосвященство не снизошёл.

Фогт Отто, привстав на стременах, поприветствовал невесту самым изящным поклоном, который можно исполнить, находясь в седле. Его старая кожаная шапка, при ближайшем рассмотрении, выглядела так, будто переходила по наследству в шестой или седьмой раз, причём, каждый хозяин не очень-то и стремился придать ей достойный вид. Франтоватый молодой человек смотрелся в таком головном уборе весьма забавно, чем вызвал хихиканье служанки и снисходительную улыбку её госпожи. Впрочем Отто нисколько не смутился, уже знакомым жестом встопорщил усы и направил своего жеребца в авангард, состоявший из конных гвардейцев.

Кортеж тронулся. Милена, сидевшая лицом вперёд по ходу движения, несколько раз оглядывалась, тщетно пытаясь разглядеть отца среди двигавшегося следом за экипажем отряда его личной охраны. Проезжая по пустынным, в этот утренний час, улицам, она прощалась с родным городом, стараясь крепче запечатлеть в памяти и увезти с собой частичку так неожиданно закончившегося детства. Стук колёс по мостовой тяжёлым вздохом отразился от свода надвратной башни. Подъёмный мост опускался рывками и раскачивался, у самой земли его чуть не заклинило, и понадобилось время, прежде чем кортеж смог покинуть городскую черту. Так неохотно расставался Кифернвальд с одной из своих жительниц. Как ни старалась Милена убедить себя в неизбежности и совершенной обыденности происходящего, слёзы предательски потекли в тот момент, когда экипаж выехал из зубчатой тени надвратной башни на большую дорогу. Рука, ещё мгновение назад пустая, ощутила прикосновение платка. Не открывая глаз, девушка повернула голову в сторону скамеечки для слуг и благодарно кивнула заботливой Сабине.

Путешествие оказалось до невозможности скучным. Окрестности баронесса фон Кифернвальд знала неплохо, и смотреть на открывающиеся по обе стороны дороги виды было не интересно. Архиепископ всячески уклонялся от предложенного разговора, качая головой, неопределённо пожимая плечами, и даже более того – он молчал, как статуя, игнорируя все писаные и неписаные нормы поведения в обществе. Милена, не привыкшая к такому откровенному хамству, в конце концов, потеряла всякое терпение и потянулась к Берхарду, намереваясь сдёрнуть с его головы капюшон. Священник ловко перехватил её руку, сжав так, что пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть. Милена помнила прикосновение архиепископа во время церемонии – его, не знавшая тяжёлой работы ладонь, была мягкая, почти женская, но, рука, вцепившаяся в её запястье, по твёрдости не уступала ободу колеса.