Робер Гольярд - Безобразная Эйвион, или Сон разума

Но не это в первую очередь бросилось Эйвион в глаза. У широкого причала на волнах величественно покачивались два огромных корабля с носами, украшенными резными выкрашенными золотой краской головами драконов. Борта драггов были расписаны продольными красными и зелёными полосами.

– Какие громадины! – поражённо пробормотала Айрис. – Как же они не тонут?

Сир Гарет обернулся к Эйвион.

– Тебя проводят к Дому Старейшин, – сказал он, – а мне нужно заняться делами.

В сопровождении полудюжины солдат Эйвион направилась вглубь деревни. Копыта лошади зачавкали по грязи. Завидев явно знатных кровей гостью, в небесно-голубом платье и добротном плаще, верхом на статной кобыле, рыбаки бросали работу, выглядывали из хижин, торопливо кланялись, сдёргивая шапки, некоторые бухались на колени, но, стоило ей проехать – девушка краем глаза заметила это, – начинали качать головами и выразительно переглядываться. Солдаты грозно посматривали по сторонам; Эйвион сидела в седле как каменная.

На Кораха же в открытую показывали пальцами. На лице карлика застыла презрительная ухмылка.

– Чего пялитесь, олухи? – бросил он мимоходом и словно себе под нос. – Ни разу не видели, как должен выглядеть нормальный человек?

– Что это за Дом Старейшин? – тихо спросила Эйвион у Утера – слава богам, он оказался в числе сопровождающих.

– Это здесь самый большой дом. Они там собрания проводят, и мужчинам туда ходу нет.

– Как? – изумилась Эйвион.

– Старейшины здесь – женщины. Так во многих прибрежных деревнях. Считается, вроде, что мужья – они в море хозяева, а жёны – на земле. И мужчина когда в дом заходит, должен во всём проявлять послушание и уважение. – Утер хмыкнул. – У них тут даже Дом изгнанных есть. Это если жена мужа за какую провинность изгоняет, он там может переночевать, но потом обязательно должен вернуться и прощения просить.

– Чуднó, – пробормотала Айрис.

Меж тем начал накрапывать дождь, и отряд ускорил шаг.

Дом Старейшин оказался каменным, с высокой двускатной крышей, почти достигавшей земли. Стропила из дубовых балок толщиной с ногу человека тянулись вверх и, скрещиваясь, оканчивались резными мордами каких-то чудовищ.

У дверей их встретила старуха с длинной клюкой. Глянув на Эйвион, она нахмурилась, но не сказала ни слова, только махнула рукой в сторону входа. Солдаты развернулись и отправились обратно, шлёпая по лужам, а Корах сделал попытку проскользнуть вслед за своей госпожой.

– Пошёл! – гневно рявкнула старуха, выставив клюку в его сторону.

Корах остановился, широко улыбнувшись.

– Ну, матушка, вы мне льстите, – насмешливо произнёс он.

Не удостоив его в ответ даже взглядом, старуха закрыла дверь.

Эйвион стояла на короткой носовой палубе драгга, рядом с сиром Гаретом. Прохладный ветер шевелил её волосы.

Корабли оказались способны вместить всех воинов. В каждом из драггов помещалось по пятьдесят гребцов, по двадцать пять с каждой стороны; остальные солдаты время от времени сменяли своих товарищей. Гребцы сидели на низких скамьях и взмахивали длинными вёслами, подчиняясь мерным звукам большого бронзового диска на корме корабля.

Эйвион глянула в ту сторону, и торопливо отвернулась, поймав взгляд кормчего. Этот человек показался ей таким страшным, что, увидев его утром, она даже отшатнулась. Высок, мускулист и силён – настолько, что казалось, он как с тростинкой управляется с огромным рулевым веслом футов двадцати длиной. Весло дергалось, будто живое, пытаясь вывернуться из его рук, но каждый раз было вынуждено подчиняться. Несмотря на холод, кормчий был обнажён до пояса, и его кожу покрывали замысловатые татуировки – всё видимое тело, вплоть до кончиков ушей на гладко выбритой голове. Синие уродливые щупальца облепляли его лицо, а глаза, густо обведённые чёрным, смотрели дико и пронзительно. На его боку висел длинный кривой нож.

Другой такой же человек – в узорах, с добрым десятком ожерелий на шее, и в тёмно-красных шароварах, – бил в диск. Это были люди из Морского народа, те самые, о которых упоминал лорд Марред; кормчего звали Ал’иир, а имени второго Эйвион не запомнила.

В её горле немного першило от смеси разных запахов. Накануне днём корабли подновляли, пропитывая доски смолой и жиром, и сейчас даже свежий морской ветер оказывался не в состоянии перебить густые испарения, в которые вплетался отчетливо различимый дух нечистот и застарелой крови, словно составлявший одно целое с драггом. Именно поэтому Эйвион, просидев недолго возле мачты, предпочла перейти на нос корабля. Айрис же всю дорогу мирно дремала, примостившись возле какого-то тюка. Где-то там, среди солдат, сидел и Корах.

Пробираясь по качающейся палубе к сиру Гарету, Эйвион вздрогнула, вдруг заметив руку, высунувшуюся из отверстия возле борта. В руке был зажат ковш, и на мгновение в нос Эйвион ударила резкая вонь.

Под палубой, как оказалось, сидели два человека, по одному на каждом конце, и они без устали вычёрпывали воду и грязь, что просачивались внутрь драгга. Пару раз Эйвион замечала их головы, высовывавшиеся наружу глотнуть свежего воздуха – чёрные и нечёсаные; на их шеях красовались железные ошейники с цепями, концы которых уходили в темноту.

– Рабы, – бросил сир Гарет, заметив её взгляд.

– Они сидят там всё время? – с ужасом спросила Эйвион.

– Нет. Когда команда сходит на берег, им дозволено выползти наружу. – Рыцарь серьёзно посмотрел на неё. – Жалость госпожи Ллир здесь неуместна. Это убийцы и насильники. Пусть будут благодарны: в ином случае их бросили бы в яму, завалили хворостом и устроили бы пляски. И их не двое, их трое. Потому что если умрёт один, одному внизу не справиться.

Драгг нёсся, как птица. В отличие от вечно неспокойного Северного моря, водная гладь Глотки Тролля лишь слегка волновалась, и под плеск волн воины затянули песню:

Тем временем светило уже начало клониться к западу, и на безоблачном до того небе появились тёмные облачка. Помощник кормчего вдруг быстро ударил три раза подряд и, повинуясь сигналу, гребцы одновременно подняли вверх вёсла. Тут же, распускаясь, захлопал парус.

Эйвион как заворожённая смотрела на это чудо: огромный и полосатый, он сразу натянулся, надувшись попутным ветром.

– Какой большой…

Сир Гарет улыбнулся.

– Да. Работа для дюжины мастериц почти на год.

Он обернулся к внезапно появившемуся на носу драгга кормчему. Тот едва заметно поклонился.