Елена Соколова - Избранное. Проза. Стихи.

А потом было прощание. Болезненное, как рана, страшное, как смерть. Как молил он её бросить всё и отправиться с ним на остров! Ведь он тогда уже не был бедным. А их разница в возрасте никогда его не смущала, – он был колдуном и не боялся времени, тем более что умел им управлять. (Да-да, ему уже тогда были известны тайны хронального двигателя – этакого луча, проводника сквозь временные пласты). Да и что такое время! Обманная субстанция, придуманная обычными людишками для того, чтоб им не заблудиться в пространстве! Минута или день, миг или год – всего лишь угол поворота Земли относительно Солнца. Обыкновенная цикличность: за днём – ночь, за ночью – день, за осенью зима. Просто – чтоб не запутаться. Выдумали и сами же подчинились. Оттого и стареют. Потом умирают. Согласно якобы наступившему возрасту.

Забыв про гордость, на коленях молил он её уехать с ним.

Но она не согласилась. Не помогли ни заговоры, ни привороты.

И не пришла она в порт, чтобы с ним проститься.

И тогда проклял он её самым страшным проклятьем: чтоб не взвидеть ей ни света, ни людей! Чтоб никого она больше не полюбила, и чтоб никто не смог прикоснуться к ней, даже к подолу её платья!

И когда через полгода пришло ему известье через океан, что скоропостижно умерла она вдруг после тяжкой, быстрой болезни, он не удивился.

Выйдя от колдуна, Мариетта ещё долго не могла прийти в себя. Шла по белёсому песку пляжа, как завороженная. Океан заговаривал с ней шёпотом, успокаивающе журча. Заигрывал бирюзово-малиновыми переливами волн, отражая тропический закат. Зазывал криками своих птиц.

Но ей было не до него. В ушах всё ещё звучал страшный голос Анатоля, его предостережения: «Хорошо подумай, прежде чем заказывать смерть соперницы. Обратной дороги не будет. Расплатишься сполна».

Ещё несколько дней то и дело думала она над его словами.

Но когда однажды вечером пришла на берег, где островитяне по обыкновению собирались на танцы, она утвердилась в своём решении.

Там, где заканчивалась пальмовая роща, и начинался пляж, была вырублена уютная поляна для проведения сельских праздников. На небольшом возвышении разместился оркестр: две гитары, труба, барабаны и скрипка. Внизу – столики, с краю – буфет. Нарядные женщины в ярких платьях, с повязанными туго на головах платками – бантом на лоб, с крупными серьгами в ушах, в тяжёлых бусах приплясывали босиком (что при таких нарядах выглядело особенно живописно).

– Кванта ромеро, – сентиментально, полифонией затянули звонкими голосами музыканты.

Не спеша, надменно, подбородком вперёд держа красивую голову, приближалась Мариетта к танцующим. Покачивала большими ягодицами в такт музыке. Шуршала коричневыми пальцами в кулёчке с орехами. Вдруг остолбенела – увидела соперницу.

Люси что-то весело рассказывала в кругу собравшихся женщин. Гордая своим животом, по-утиному раскачиваясь и косолапя ноги, совсем как баба, не смотря, что ей семнадцать.

– П… а, – грязно выругавшись, Мариетта, уже не владея собой, кинулась на соперницу.

Кто-то взвизгнул, музыка оборвалась, мужчины стали настороженно оборачиваться, некоторые ринулись разнимать.

Неизвестно кто подсунул ей нож. Остервенелая Мариетта уже занесла с ним руку в роковом замахе, когда, задрожав от боли в кисти, вдруг выпустила его и невидящими ещё глазами обернулась к тому, кто её остановил.

Красный от напряжения и стыда Энрике крепко сжимал ей запястье.

– Ступай домой. Иди, я сказал, – не дав ей опомниться, грубо вытолкал из толпы.

Шатаясь, как пьяная, она пошла.

– Убить. Убить. Убить тварь, – шла и всё время повторяла про себя…

– Счастья нет нигде. На этом свете – точно. Все наши достижения, которые мы воспринимаем с таким трепетом и гордостью сегодня, завтра кажутся ничтожными. И нет уже ни удовольствия от достигнутого, ни волнения от предвкушения новых побед. И послезавтра всё то же, и опять, и опять… И начинаешь понимать со временем, что пребывание твоё на Земле – не более чем кем-то заданный урок, который, хоть умри, а выполнить надо. А не выполнишь – тебе же хуже. И цель твоего присутствия здесь – лишь скучный курс саморазвития и дисциплины в итоге. И удовольствия быстротечны, и счастье – химерно, и всё преходяще. И ничто не вечно. Ничто. Это пусть поэты врут, что любовь и красота – вечны. На то они и поэты – они ведь, как дети. А трезвый ум усвоил урок и понял закон: всё проходит. И ни за что в этом мире цепляться не стоит, – так думал Анатоль, уставившись в океан.

Его владения были обширны и захватывали живописный обрыв, под которым океан плескался. Любимым местом, где он обычно отдыхал, был этот самый обрыв. Там приказал он поставить себе плетёное кресло и часами в нём просиживал в задумчивости под крики чаек, наблюдая за игрой волн и нежной сменой красок моря и неба. «О чём думает он?» – часто спрашивал себя Сэм. Но никому не дано было постичь тайну мыслей колдуна.

Он только что закончил свой завтрак на свежем воздухе, как к нему, запыхавшись, подбежал Сэм: пришёл посетитель.

То был странный для этих мест белокожий турист среднего возраста. Холёный, высокий, статный и, по всему видать, из богачей.

Анатоль, подходя к дому, внимательно его рассмотрел.

– Заходите, – как всегда немного раздражённо Анатоль пригласил мужчину в дом.

Слегка пригнувшись, чтоб не задеть дверной проём, седовласый господин, по-военному стройно ступая с левой ноги, вошёл в дом колдуна. Огляделся неторопливо. Во всём его облике сквозили уверенность и некоторое высокомерие.

– Так это Вы и есть тот самый знаменитый местный маг?

Анатоль кивнул без слов, не уступая гостю в спесивости. Про себя отметил его статус – он видывал таких в Европе и знал, что подобным тоном обычно разговаривают люди непростые. Посетитель внушал ему уважение.

– У меня к Вам дело деликатное, не терпящее посторонних ушей, – покосившись на застывшего с открытым ртом слугу, сказал гость.

– Выйди, Сэм! – Что за несносный тупица, этот парень! – с досадой подумал про себя Анатоль.

Неспешно достав из золотого портсигара сигару, повертев её в пальцах, прежде чем закурить, немного помолчав, гость тихим голосом начал своё повествование.

– Дело было в годы Второй мировой. Наши войска тогда уверенно продвигались вглубь Советского Союза, и не было сомнений в победе Великого рейха. Под нами уже была почти вся Украина. Но фюрер беспокоился: ему не терпелось захватить полностью земли, что назывались в древности Скифией. Лишь особо приближённые к нему знали, что цели мистические были нераздельны для него с целями реальными, и последние зависели от первых. Где-то в курганах под Никополем якобы был захоронен древними скифами золотой меч, и по преданию, только тот, кто найдет его, мог рассчитывать на полную победу. Меч нёс в себе необычайную силу – древние мастера знали магию и умели придавать вещам сверхъестественную мощь. Какими уж они пользовались заговорами – никто не знал, но что-то было вложено кудесником в тот меч, какое-то колдовство (он изготавливал его для скифского царя) – обладатель меча становился в бою непобедимым. Да и в мирной жизни меч давал его хозяину сверхзнания, сверхвидение и крепчайшее здоровье, чуть ли не бессмертие.