Алексей Доброхотов - Легенда о Пустошке

– Разве я так сказала? – ответила знахарка, – Я про это ничего не знаю. Про это каждый сам ответ держит. Зря жизнь прожил или не зря. Достиг цели или не достиг. Исполнил желание души или нет. Дело благое сделал, или нет. Сотворил на Земле что или не оставил никакого следа. Не я судья. Нечего меня спрашивать. Себя спросите.

– Ладно. Лирика это все. Пустые разговоры, – сделала общий вывод бывшая учительница, – Что нам с Надеждой, скажи, делать?

– Да, – поддержала Вера Сергеевна, которую эти длинные разговоры явно утомили, – Как от Надежды избавиться?

– Я же говорила: оставьте ее пока, – упрекнула односельчан знахарка, – Поспешили похоронить, теперь она не успокоится. Ходить будет, пока все, как она хочет, не сделается.

– Что же нам обратно ее выкапывать? – испугалась самогонщица.

– Не знаю, – развела руками целительница, – Сами решайте: будете тревожить, или не будете. Я с маетными душами дел не имею. Помочь не могу. Они сами ходят. Одно скажу, если она осталась, значит, держит ее что-то. Не пускает. Если она Этого просит, значит без Него не уйдет, пока Его не получит. Не успокоится. Будет ходить, пока всех не замучает. У нее времени много. Время у нее длинное. Она может лет сто ходить. Ходят и более. Каждую ночь. Особенно на большую луну.

– Что же ее теперь в Москву везти, что ли? – спала с лица вера Сергеевна.

– Не пустят ее в Москву, – убежденно выдала Элеонора Григорьевна, – Если каждый начнет по своему желанию на Красной Площади захораниваться, что же это у нас получится? Не Столица, а сплошное кладбище.

– Всяких не пустят, а Надежду пустят, – не менее убежденно возразила Анастасия Павловна, – Таких как наша Надежда, нет больше.

– Это чем же она так уникальна? – поинтересовалась бывшая учительница.

– Она была истинным коммунистом, – ответила ей бывшая доярка.

– Этого добра в Советском Союзе было – хоть отбавляй. Это не аргумент, – отмахнулась Элеонора Григорьевна.

– Нет, аргумент. Таких, как она, нет больше, и никогда не было. Ведь все что делали? Говорили одно, а все под себя гребли. А она что? Она, что говорила, то и делала. Потому ей и прохода не дали. Туда, – показала Тоська пальцем вверх, то ли в Небо, то ли ниже, на чердак, – Потому что за народ была. Как Ленин. Как народ жила. Погляди, что после нее осталось? Ничего. Ничего за жизнь свою не нажила. Не наворовала миллионов, как другие. Хотя все помнят, работала весь день, без выходных. Нет больше таких, как Надежда.

– Это еще не повод в мавзолей ее класть. Подумаешь, не наворовала. Сколько таких, которые не наворовали? Считай половина России. Все в один мавзолей не влезут, – возразила бывшая учительница.

– А я считаю, что повод. Вот ты, имея возможность своровать, взяла бы? – сощурила на спорщицу глаз бывшая доярка.

– Нет, – уверенно ответила та.

– Врешь. Прихапала бы, и не задумалась.

– Я?

– Ты, – разошлась Анастасия Павловна, – Кто по чужим домам шарил, книжки там разные собирал? Я скажешь?

– Так они брошены были, – возмутилась Элеонора Григорьевна, – Ничьи.

– Откуда ты знаешь, что ничьи? Может они оставленные. Специально. На сохранение. На них написано, что ничьи? Дом закрыли, не значит бросили. Нет, надо было открыть. Отперла и книжки все сперла. Как это называется? А может и еще что прихватила, не только книжки!

– Да ты сама, оставленные дома чистила, как помелом мела! – воскликнула возмущенная бывшая учительница.

– Обо мне речи нет, – остановила ее бывшая доярка, – Я дело другое. Я баба простая. О себе не говорю. Я вон даже в тюрьме сидела. Ты не сидела? А я сидела. Но вот Надежда по чужим домам не шарила. Даже дрова в леспромхозе на пенсию покупала. Не ходила по дворам промышлять. Даже зимой. Заборы с чужих участков не снимала, как некоторые, баньку топить. А могла бы? Могла. Вот я и говорю. Достойна она в мавзолее лежать. Потому как нет больше таких людей. Зря мы ее на нашем кладбище похоронили. Она человек российского масштаба.

– Ну, совсем вы со всех сторон меня заклевали, – возмутилась Элеонора Григорьевна, – Да делайте вы, что хотите. Хотите – выкапывайте, хотите – в Москву везите, только оставьте меня в покое. Что я вам кабинет министров за всех вопросы решать?

– Откопаем и повезем, – решительно заявила Анастасия Павловна.

– Как это повезем? Кто повезет? Мы что ли повезем? – воскликнула Вера Сергеевна.

– А кто? – вытаращила глаза Тоська.

– Пусть её партийные её товарищи возят. У них на это целая Партия есть. Партийные деньги в миллионах. Мы тут причем? – высказалась самогонщица, – У нас денег на это нет. У нас возить её некому. Мы на гроб еле наскребли.

– Вспомнила! Партия! Где ты слыхала про такую Партию? Нет больше такой Партии. Распалось давно Партия. Сгинула КПСС, – напомнила бывшая учительница, – Надо внимательнее, голубушка, следить за политическими процессами в стране. Тогда бы не оставалось больше неоправданных иллюзий. Теперь это наше дело. Деревенское. К нам она по ночам приходит. Нам и решать проблему. Их она ни о чем не просит. Некого просить. Никого не осталось. Она нас терзает.

– Что же нам тогда делать? Как ей этого Ленина дать, гадине? – расстроилась самогонщица.

– Придется везти, итить твою макушку, – тяжело вздохнул Афанасий.

– Правильно. Откопаем и повезем, – поддержала его бывшая доярка.

– Здравствуйте, проснулся, – оценила выступление мужа расстроенная супруга, – Тебя только здесь не хватало. Вылез со своим предложениями. Ты подумал, о чем говоришь? Как ты её повезешь? Куда? Это тебе не дохлого кота зарыть в огороде.

– Откопать откопаем. Дело не хитрое. Кто вот гроб понесет, итить твою макушку? – словно соглашаясь, добавил старик, – До Москвы далеко…

– Я не поеду, – решительно заявила бывшая учительница, – Стану я там позориться на старости лет.

– И мы не поедем, – присоединилась Вера Сергеевна, – Это же расходы какие… На кого хозяйство оставить? Кто корову кормить будет? Мы и так сильно потратились.

– Я тоже не поеду, – сбавила обороты Анастасия Павловна, – Страшно оно как то в Москву ехать…. Далеко…

– Вот и образовали команду, итить твою макушку, – заключил дед, – Я гроб один не стащу.

– Куда это ты намылился, черт лохматый, на старости лет? Здравствуйте, – сделала вывод супруга, – Я тебе покажу, один гроб стащу. Даже думать не смей. Везти он собрался. Команду сколачивает. Ишь удумал, черт лохматый! Никакой Москвы. Это их дело, партийное. Мы свое сделали. Дома сиди. Дома дел много.

– И чего мы тут тогда обсуждали? – робко напомнила Элеонора Григорьевна.

Односельчане посмотрели с тоской друг на друга и едва не разрыдались от безысходности. Ленина то в деревню тоже привезти невозможно. Кто ж его выдаст?

– Неужели так и будем жить с приведением? – расстроилась Вера Сергеевна, – Страшно то как, а?