Алексей Клёнов - Месть без права передачи

Нет, определённо мне этот полкан всё больше нравится. Выслушал молча, не дрогнув ни одним мускулом, не стал распыляться на пустые слова. Просто внимательно посмотрел на меня. Как-то, даже слишком внимательно. Ощущение такое, что он раньше меня видел, и теперь мучительно пытается вспомнить, где именно. Впрочем, заниматься умственной гимнастикой сейчас не время, леший с ним. А полковник ответил:

– Вопросы есть. Раз уже мне велено и дышать по команде, тогда могу я высказать свои предположения и внести кое-какие коррективы в твой план, командир? Не удивляйся, штабные полковники тоже иногда думают.

И легонько усмехнулся. Я даже малость опешил от такой наглости, и уже без прежнего напора предложил:

– Ну, давай. Излагай.

– Как я уже говорил, судя по методам, чёткости и слаженности действий вы не рядовая разведгруппа, а спецназ. И, похоже, не местный. Говор вас выдаёт. Добровольцы, да? А вот парнишка здешний. Взяли с той стороны в качестве проводника? А у него здесь родственники? Пошёл навестить и засыпался, так? На это можешь не отвечать, командир, для меня это очевидно. А вот в Марьинку ты лезешь нахрапом, ничего там не зная. Недолго попасть как кур в ощип. Есть такая вероятность, согласись.

Я молча согласился, и кивнул. Полковник по-деловому продолжил:

– Предлагаю подкорректировать твой план. Если ты явишься со мной в качестве моей охраны, у тамошнего коменданта могут возникнуть вопросы. Позавчера, когда ехали в Волноваху, он видел меня в сопровождении «азовцев» которых вы упокоили. Вопрос: где они и кто ты такой? А если их ещё и обнаружат, или уже обнаружили, то шансов уйти из Марьинки ни у тебя, ни у меня практически не будет.

– Твои предложения?

– Я предлагаю тебе выдать себя за натовского инструктора, приставленного ко мне. Есть у нас такие. Для тебя, я думаю, это не секрет. Как заокеанский гость оказался рядом со мной, если его не было при мне вчера, и почему я появился со стороны Георгиевки, это не тот вопрос, который мне вправе задать комендант. Не его уровень. Моя миссия на передовой под грифом «Секретно», и отчитываться перед кем-то я не обязан. А парня вашего следует искать в комендатуре, я думаю. Если его сразу не убили, значит, пойдёт на обмен наших пленных. Как полковник Генштаба я хорошо знаю, что соотношение пленных с той стороны и с нашей, не в нашу пользу. Лишний человек для обмена не помешает. В худшем случае помнут немного, со зла. Но с этим ничего не поделаешь, издержки войны. Второго своего бойца, я так понимаю, ты за машиной послал? Не пешком же мы появимся в селе.

На риторический вопрос полковника о машине я отвечать не стал, мысленно обкатывая новую идею. А что? Идея хорошая, жизнеспособная такая идея. Ничуть не хуже моей, и даже лучше. Конечно, ни для кого давно уже не секрет, что на стороне украинских вояк уйма импортных наемников. Сам не раз с ними сталкивался, и вооружения натовского в аэропорту находили немало. Такой же интернационал, как и на стороне ополчения. Большинство, конечно, за деньги, но немало, надо полагать, и тех, кто воюет так сказать по убеждениям. А уж натовским спецам и сам бог велел. Курируют, так сказать. Недаром Остап Бендер предрекал, что запад им поможет. Избавившись от маскировочного комбеза и «балаклавы» я вполне смогу сойти за этакого вальяжного «старшего брата» решившего прошвырнуться со штабным полковником по передовой накануне очередного наступления, чтобы лично убедиться в качестве подготовки. Во всяком случае, с моим неплохим разговорным английским. А вот украинскую мову я как-то пока и не освоил должным образом, разве что худо-бедно понимаю общий смысл услышанного да говорю обиходные фразы. Так что если к этому приложить немного цинизма и бесшабашного нахальства, то вполне убедительно смогу сыграть такую роль, в этом полковник прав. Начинаю всё больше уважать его как профессионала. В считанные минуты он прокачал ситуацию, и сумел выдать наиболее оптимальный рецепт. Недаром возглавляет аналитический отдел. А то, что я облачён в российский камуфляж и с российским же оружием, так это вполне объяснимо. Не щеголять же мне по передовой в натовской форме и под звёздно-полосатым флагом? Формально все натовские инструкторы находятся далеко от передовой, аж в Львове. И совсем не рвутся на передний край, как уверяет киевская власть.

Стасик задумчиво поглядывал на полковника, и, похоже, рассуждал так же, как и я. Что меня ещё больше укрепило в правоте полковника. Кивнув, я согласился:

– Разумно, полковник. Полностью оправдываешь занимаемую должность. Надеюсь, и дальше глупить не станешь. Идея твоя принимается. Но особых преференций ты от этого не жди, моё предупреждение остаётся в силе.

– Понимаю.

Вот и славно, понятливый ты мой. Коротко глянув на часы, я прикинул, что Азик уже должен быть на месте, или близко от него. Один и налегке он доберётся гораздо быстрее. Но вызывать не стал, чтобы не подстёгивать попусту, и не сбивать его с ритма. Азик и сам понимает, что дорога каждая минута, и сразу же сообщит. Кивнув на полковника, я велел Стасу:

– Отведи в пещерку. Ждём.

Стасик слегка подтолкнул полковника в спину. Тот послушно потопал в пещеру, а я закурил, и посмотрел на звёзды. Много их там, в небе. А мне уже никогда не получить на погоны хотя бы ещё одну. После возвращения вряд ли удастся восстановиться на службе, так же как и Стасу с Азиком. Мы все трое это понимаем. После таких фортелей трудно будет объяснить, где мы были во время своего отсутствия и какими изуверствами занимались вне службы. Это тот случай, когда все всё понимают, но сделать никто ничего не сможет. Формально мы вычеркнуты из системы, находимся в автономном плавании, и государство за нас и наши действия ответственности не снесёт, и покрывать нас не собирается. Так что прямая нам дорога в народное хозяйство. Это тот случай, когда вход не рубль, а два, и выход не два, а четыре. И почти без шансов возвратиться обратно. Нельзя войти дважды в одну и ту же воду. Но командир был не прав, когда говорил, что только при поддержке государства мы можем служить людям. Нет, дорогой ты мой полковник Рысаев. Каждый человек сам решает свою судьбу, сам делает свой выбор и сам же несёт личную ответственность за то, что с ним происходит. Я свой выбор сделал осенью прошлого года, и не жалею о нём. Особенно не жалею после нескольких месяцев проведённых здесь. Теперь моё место здесь, до победного конца. Или до любого другого логического завершения, если я оплошаю, и найдётся противник более опытный и подготовленный чем я. Но я постараюсь этого не допустить. Потому что война эта для меня стала личной. Потому что мой боец сейчас находится в плену, и я несу за него ответственность перед Богом и людьми. И не могу я допустить, чтобы этот мальчишка погиб из-за моей глупости…