Александр Никонов - «Что ты вьёшься, вороночек!..». повесть об А. С. Пушкине

– Скоро ли там, любезный?

– Недолго, барин, вот только через мосток скотина пройдёт.

Наконец, кучер взмахнул кнутом:

– Но, пошли, усталые!

Карета, громыхая колёсами, проехала по мостику, застланному деревянными плахами, миновала сторожку будочника, который не проявил никакого внимания на проезжих, и покатила к окраинным домам Симбирска. Ипполит, осмотрев серость и убогость окрестностей, вздохнул:

– Господи, и куда нас занесло! Разве ж тут могут жить люди.

Пушкин скучающе и устало смотрел на деревянные домишки и палисады с пожухлыми растениями. И вокруг заборы, заборы, заборы, заросшие высоченной коноплёй, лебедой, полынью и крапивой, за которыми почти не видны домишки с садиками и мезонинами. Дома окружены сточными канавами, от которых разносилась вонь, заставляющая каждого непривычного к ней человека зажимать нос и вытирать слезящиеся глаза. Ближе к центру появились деревянные настилы тротуаров с проваленными прогнившими досками и немногочисленные каменные дома. Город оживляли, пожалуй, только узорчатые силуэты многочисленных церквей и их разноцветные маковки. Перед вечером уже закрылись все базары, рынки, лавки и магазины, и на улицах было пустынно. Лишь иногда проезжали громыхающие телеги или пробегали редкие прохожие, спешащие до темноты укрыться в своих домах.

Усталое колесо солнца спешило закатиться за горизонт. Пушкин, подумав, спросил ямщика:

– Любезный, далеко ли гостиница и есть ли она здесь вообще?

– Есть, есть, барин, как не быть.

– Так поезжайте туда.

Ямщик стал разворачивать тройку на узкой улице, ворча под нос:

– То туда езжай, то сюда повороти. Н-но, усталые!

У двухэтажного деревянного особняка, покрашенного в зелёный цвет, карета остановилась.

– Вот и гостиница, сударь, извольте.

– Благодарю, любезный, – ответил Пушкин, не сходя с коляски. – А где же слуги, почему они не встречают?

Ямщик усмехнулся:

– Вы, сударь, местных нравов не знаете, тут живут как сонные мухи, и если их не всполошить, они с места не тронутся.

Ипполит встрепенулся, соскочил со ступеньки коляски, грозясь:

– Я сейчас, барин, живенько их растормошу.

Он подошёл к двери и долбил по ней кулаком до тех пор, пока кто-то изнутри не отозвался:

– Ну кто там тарабанит. Сейчас, сейчас открою.

Дверь отворилась и в ней, освещаемое слабым светом свечи, показалось примечательное существо в халате с большим отворотом, толстыми, обвислыми губами и взлохмаченной головой.

– Ну, чего? – снова спросило существо.

– Постоялец к вам, – громко ответил Ипполит, – Примайте. – Потом наклонился к уху существа и прошептал: – Важный господин, из самого Питербурху.

Существо встрепенулось, вскинуло голову, широко раскрыло глаза и закричало:

– Гринька, Минька, сволочи, опять на кухню таскаетесь! Бегом ко мне!

Гринька с Минькой появились, словно сказочные двое из ларца, в один голос спросили:

– Мы здесь, хозяин.

– Примите постояльца. Да смотрите, канальи, чтоб без ругани.

Слуги стали перетаскивать вещи в гостиницу, а существо подобострастно поклонилось гостю:

– Прошу вас, господин, проходите, мы вмиг вас устроим-с.

Помявшись у входа, Пушкин прошёл по скрипучей лестнице за устроителем на второй этаж, при свете зажжённого канделябра осмотрел бедно обставленную комнату и сказал:

– Вот что, любезный, я сейчас приведу себя в порядок, а вы пришлите слугу, чтобы он проводил меня к губернатору.

– Сделаем-с, – всё дрожа, ответило существо. – Не извольте беспокоиться, сделаем-с.

– А что мне прикажете делать, барин? – спросил Ипполит.

– Останешься здесь. Да гляди, образина, вино не пей и по девкам не бегай.

Ипполит лишь усмехнулся на замечания своего барина, внёс дорожные вещи, спросил:

– Нужен ли я вам, Александр Сергеич? На кухню бы мне, горячих щец похлебать.

– Иди, иди, любезный, до утра ты мне не нужен.

Как только «образина» исчезла, Пушкин разделся, поплескался под рукомойником, вынул из дорожного сундука чистое платье, оделся, посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся своему отражению. Подумав, вынул из футляра небольшой пистолет, проверил его и сунул в боковой карман. Накинул на плечи епанчу, надел на голову шляпу и вышел из номера. Устроитель гостиницы вместе не то с Минькой, не то Гринькой стоял в коридоре.

– Вот-с, – показал он пальцем на бесперестанно шмыгаюшего увальня, – он вас проводит к господину Загряжскому. Вас сегодня ждать-с или как? Простите, как вас, сударь, называть?

– Титулярный советник Пушкин Александр Сергеевич.

– Пушкин, Пушкин, – задумчиво бормотал устроитель, словно что-то припоминая. – Так вы изволите вас ждать-с?

– Пожалуй, нет, любезный.

– Хорошо, хорошо, будь по-вашему.

Детина, не то Минька, не то Гринька, уверенно шагал по тёмным улицам, пошмыгивая и постоянно озираясь по сторонам, довёл Пушкина до подъезда двухэтажного дома с небольшим флигелем сбоку, освещённого газовым фонарём.

– Вот, господин, тута он живёт, губернатор-то. Извольте. – Не то Минька, не то Гринька протянул загребущую ладонь.

Пушкин вложил в неё монетку:

– Спасибо Бог тебя, братец. Иди.

Не то Минька, не то Гринька поклонился:

– Благодарствую, барин. – Развернулся и без оглядки канул в темень.

Гражданский губернатор Симбирска, Александр Михайлович Загряжский, приходился двоюродным братом тёщи Пушкина, Гончаровой Натальи Ивановны. Перед отъездом она слёзно умоляла зятя, если представится в дороге случай, посетить кузена и передать ему приветы, с которым они были очень близки в детстве. Войдя в парадную, Пушкин услышал звуки скрипок и спросил лакея:

– Что это там играют, любезный. Не свадьбу ли?

– Никак нет, сударь, танцуют-с вальсы, – ответил лакей, принимая от гостя плащ и цилиндр, и поклонился. – Как изволите вас представить?

– Титулярный советник Пушкин Александр Сергеевич.

– Слушаюсь, господин титулярный советник.

Снова едва заметный наклон головы. Слуга удалился. Через несколько минут дверь отворилась, и к Пушкину с раскрытыми объятиями и широкой улыбкой быстрым шагом подошёл сам хозяин.

– Александр Сергеевич, милый вы мой, вы ли это? – Они обнялись и расцеловались троекратно по-русски. – Вот не ожидал вас в нашем захолустье. Рад, очень рад принимать такого дорогого гостя.

Освободившись от объятий, Пушкин склонил курчавую голову:

– Вам, Александр Михайлович, большие приветы и лобызания от Натальи Ивановны.

– Моя дорогая кузина, она не забыла меня! Большое спасибо, Александр Сергеевич. – Загряжский весь светился радостью. – А вы, вы какими судьбами?

– По высочайшему повелению уволен в отпуск на четыре месяца.

– Вот как! И по каким же надобностям?