Ирина Туманова - Однажды в Одессе-2

Оля яростно перебирает всех знакомых, приятелей, полузнакомых, едва знакомых. Может, он все-таки существует в реальном мире – этот любимый незнакомый мужчина из волшебного сна?

«Я не видела его раньше. Это точно, – ошибается Оля, забывая о фотографии, намерено поставленной на видное место в комнате у Павлуши. – Но я хочу его увидеть! Хочу! Хочу! Но где?! Только во сне…»

Оля готова плакать от горя. И она, наверное, разревелась бы от горя, но нелепость злой шутки Морфея не позволила пустить глупую слезу.

Она встала с кровати совершенно разбитой. Приняла холодный душ, сварила крепкий кофе – взбодрилась через силу… И к ужасу своему почувствовала предательское желание отдаться в волшебные объятия шутника Морфея. Пускай он шутит зло, она согласна, но только бы опять увидеть Его, погладить волосы, черные, как безлунная ночь, заглянуть в глаза, услышать…

Прекрати! – приказала она сама себе. – Болезнь нельзя запускать. Да-а, это, конечно, экзотическая болезнь, но тоже наверно как-то лечится. А, выражаясь грубее, посредством маразма дойдём до оргазма. Или до сумасшедшего дома, куда, в принципе, мне и дорога.

Оля храбрилась, но предательское желание не отступало. Оля забыла об отгуле, о деле, о дерзких заклинаниях: «Чур, меня, любовь, чур». Она забыла, как жила раньше, до этой встречи во сне, в розово-голубом тумане. И что самое страшное, она не знала, как ей жить теперь, после встречи в розово-голубом тумане? Кто расколдует её, дуру несчастную, влюбившуюся в сон, но никогда не любившую в реальной жизни?

Голова гудела и пухла, а сердце продолжало биться пойманной птицей-синицей, как только Оля вспоминала смуглое, немного азиатское лицо с глазами жаркими как азиатская ночь. Шесть часов отделяло её от счастья во сне. Шесть часов реальных мучений и любви.

Это уже смешно. Это уже похоже на бред. Мне одна дорога – в дурдом. А там как раз живёт добрый волшебник Сергей Дмитриевич. Он-то меня и расколдует… Тем более, у меня к психу есть кое-какое дело. Только вот я к делу совсем остыла.

Через «ни хочу» и в основном ради подруги, Ольга начала вяло собираться в клинику для душевнобольных. Не забывая, однако, что на главного врачевателя больных душ надо произвести соответствующее впечатление. Одевалась Ольга продуманно: маленькая фетровая шляпка с круглыми полями, на которых росли бумажные незабудки и мак; приталенное пальто строгого английского стиля, цвета топлёного молока; тонкие перчатки и остроносые сапожки на высоком каблучке.

Ну, чисто леди Марпл. Детектив в юбке. Мне бы ещё тросточку. Да вот не хромаю пока…

Новым имиджем Оля осталась довольна: серьёзная классика сверху и авангард короткой юбки под строгой классикой – это на тот случай, если главврач психушки предложит снять пальто. У Ольги будет, что ему показать: ноги в соответствии с мировыми стандартами; обтянутая белым трикотажем грудь, в чуть неприличном вырезе кофты блестит золотая «капля».

Не понимая, зачем одевалась так тщательно, и главное, для кого, Оля нехотя пошла на задание, которое ей уже неинтересно. Её больше не волновала жизнь дневная, реальная, детективная. Она шла по солнечной оживлённой улице, до краёв наполненной людьми, в своём придуманном стеклянном шаре. Сквозь прозрачные стены не проникал городской шум. Хрупкое стекло оберегало Олю от случайных контактов, от нечаянных прикосновений, от всего, что могло бы отвлечь её от зыбкого счастья первой любви. Она больше не спорила с собой, не обзывала себя сумасшедшей дурой, и тем более не смеялась над шуткой Морфея, понимая только теперь, как же это прекрасно – любить! И уже начиная страдать от мук любви безнадёжной. Всё, что есть у Ольги – одна встреча в туманном саду, рвущее душу признание: «Я не могу без тебя», и его горящие, угольные глаза… И нет возможности жить без них. И нет возможности увидеть их.

К мрачному зданию клиники она подошла в полусонном состоянии, с рассеянным взглядом, устремлённым в никуда. Предупредительно стукнула в дверь с табличкой «Главный врач», вошла не дожидаясь приглашения, и… попала в свой сказочный сон. За столом, в белом хрустящем халате сидел любимый и желанный! Он смотрел на Олю чёрными азиатскими глазами внимательно, заинтересованно, но как-то не влюблёно. Это был Он и не Он. Сходство шокировало. В первое мгновение она почти сошла с ума от счастья и чуть не бросилась ему на шею. Но её вовремя остановил строгий вопрос: «Чем я могу помочь?», и проницательный холодный взгляд.

Впервые бойкая девушка терялась перед мужчиной. Она неестественно долго молчала и удивленно смотрела на воплощение своего волшебного сна. Её не пугало то, что в этом кабинете неадекватное поведение очень настораживает и воспринимается по-своему. Здесь могут предложить помощь. Психиатрическую. От которой бывает не так-то просто отказаться. Но ни страха, ни опасений. Её накрыло ночное разрывное счастье, от которого душа срывалась с якоря и летела навстречу счастью, не задумываясь, что ждёт её – безграничное море блаженства или внезапная смерть на острых рифах.

Пауза затянулась. Оля во все глаза смотрела на смуглолицего Сергея Дмитриевича, не в силах скрывать любовного урагана, который бушевал в её груди.

А Сергей Дмитриевич был совершенно спокоен, невозмутим и никаких ответных чувств. Даже искорки мимолётной не мелькнуло в его глазах. Как будто это ни он шептал во сне: «Я больше не могу без тебя…»

Глупо, как конь, топтался на месте детектив по особо важным делам, не решаясь броситься на шею любимому, и не помня уже, что привело её в кабинет главного врача клиники для душевнобольных.

Не дождавшись от Оли ни одного слова, Сергей Дмитриевич встал из-за стола, и не торопясь, уверенной походкой хозяина кабинета (и чьей-то жизни) пошёл на Олю. Девичье сердце забилось птицей, как во сне. Оно металось в груди, колотилось бешено о рёбра и рвалось навстречу.

Проходи к столу, Оля. Располагайся.

Наваждение только усилилось от его знакомого, чуть хрипловатого голоса. Совсем выбило из колеи обращение на «ты» и по имени. Олю как будто опустили в котёл, где варилась густая смола из ночной любви, страсти и доброй порции мистики. Последняя была особенно вязкой, из её липких объятий Оля никак не могла вырваться. Язык не слушался, слова забылись. А сказать надо так много! Вопросы жгли язык, но речь не возвращалась. Довольно глупый вид. Как будто подломились ноги – Оля упала в предложенное кресло. Сергей пододвинул стул, сел напротив.

Ну, говори, что привело тебя ко мне.

При иных обстоятельствах Ольга задала бы вполне уместный вопрос: «А почему, собственно, на «ты?» Но сейчас этот вопрос был не самым главным. Понимая, что уже пора заканчивать с образом глухонемой дурочки, Оля выдавила из себя то, что смогла: