Светлана Черемухина - Долгая дорога к себе

Большой абсолютно круглый диск луны, белый, светящийся, словно внутри него включилась лампочка, заглянул в окно напротив кровати двух девушек, тесно прижавшихся друг к другу.

– Морей неведомых далеким пляжем идет луна, жена моя… – услышала Таня тихий голос девушки и пораженная приподнялась на локте.

– Слушай, а это еще откуда?

– Я не знаю.

– Ты ничего не знаешь, ничего не помнишь, а выдаешь такое… Я за один день знакомства с тобой уже устала удивляться.

– Красиво, правда? – улыбнулась девушка, ее глаза в темноте блестели, отражая свет луны.

– Нет, ты не можешь быть рабой, рожденной в рабстве. Ты слишком много знаешь для этого, – рассуждала Таня, снова улегшись на подушку. – Или у тебя все же был покровитель, который тебя всему обучил.

– Слушай, Таня, а ты знаешь, чьи это стихи? – оживилась вдруг девушка.

– Нет, не знаю. Я поэзией никогда не увлекалась.

– А чем ты тогда увлекалась?

– Ну, фэнтэзи любила читать. Знаешь, что это такое?

– Фэнтэзи? – девушка проговорила это слово, будто пробуя на вкус. – Нет, не знаю.

– Знаешь, конечно. Знаешь, но не помнишь. Теперь я в этом уверена, – заключила Таня. – Только вот что, – она снова приподняла голову и обратилась к подруге, – поменьше болтай со всеми, ладно? И никому не смотри в глаза – дольше проживешь.

– Хорошо, спасибо, – кивнула девушка, приобнимая подругу.

– Надо же, какая вежливая, опять «спасибо», – улыбнулась Таня и сладко зевнула.

– Приятных снов, – сказала ей девушка.

– И тебе, – произнесла ошарашенная голубоглазка.

Утро выдалось хмурое. Низкое небо затянули матово-белые облака, и тусклый глаз солнца едва угадывался сквозь их пелену. Какой-то серый свет лился на землю, мягкий ветер обволакивал, неся свежесть с гор. Девушка отчаянно зевала, ей ужасно хотелось спать.

Разбудил ее, как и всех ее соседок по бараку, стук железного прута о рельсу. Очень не хотелось раскрывать глаза, но Таня отчаянно трясла ее за плечи.

– Вставай сейчас же, – шептала она недовольно. – Чего разлеглась? Ты не на курорте. Нет, ну как ты так можешь-то, а? Совсем ведь без меня пропадешь. И как ты только дожила до своих лет с такой любовью поспать!

Девушка распахнула голубые глаза и улыбнулась ей.

– Доброе утро, – сказала она.

– Когда это оно бывает добрым, – ворчала брюнетка, застегивая пуговицы на сарафане. – За восемь лет ни одного такого не было. Разлеглась тут. Кнута отведать хочешь?

– Нет, конечно, не хочу, – девушка резво вскочила с кровати и принялась одеваться, но на лице осталась загадочная улыбка, отзвук ночного сна.

Таня, поспешно заплетая косу, наблюдала за ней.

– Чего улыбаешься-то? Приснилось что ли что хорошее? – поинтересовалась она.

Она уже давно не видела никаких снов. Первый год после того как ее поймали и продали сюда, на плантации, ей каждую ночь снился родной дом и любимый парень из соседнего потока, а потом… все забылось, запылилось. За столько-то лет она успела примириться со своей участью. Человек ко всему привыкает.

– Да, приснилось, и очень хорошее, – девушка потянулась, выгибая спину, и столько было в ней грации, что Таня засмотрелась на нее.

Ее удивили крепкие мышцы на руках и крепкий пресс таинственной незнакомки. Откуда все это? Нет, она не простая рабыня, у нее есть какая-то тайна, о которой она сама, к сожалению, не помнит… если не врет… Хотя, нет, у нее очень честные глаза. Такой человек не может врать и изворачиваться.

– Ну так расскажи, – добровольная покровительница потащила девушку к выходу, где столпились все их соседки и дежурный пересчитывал их, сверяясь со списком. Та на ходу застегивала пуговицы серой застиранной блузки с чужого плеча.

– Это сложно объяснить, – девушка задумалась. – Мне приснилось лицо…

– Ну чего молчишь-то? – толкнула ее в бок товарка после долгих минут молчания. – Скоро на поле уж придем, а ты все в облаках витаешь…

Они поднимались по узкой протоптанной тысячами пар ног тропе на вершину склона тонкой вереницей.

– Если бы я умела рисовать, я бы его нарисовала для тебя, – сказала девушка.

– А ты не умеешь рисовать? – Таня тихо рассмеялась, чтобы не привлекать к себе внимания. – Мне казалось, что ты умеешь все.

– Понимаешь, это такое лицо… очень красивое. Такое гордое, правильное, такие глубокие глаза… кажется, серые, но это было видно не четко. Длинные волосы. Такие красивые, их еще ветер развевал.

– Так это женское лицо, раз волосы длинные.

– Нет мужское. Очень сильный мужчина.

– Как ты это поняла? Если только одно лицо видела.

– Я не могу объяснить, но это очень удивительный человек, в его посадке головы, во взгляде, во всех чертах просматривается такая сила, гордая и неукротимая, что дух захватывает, и глаз не оторвать.

– Ну ты даешь! – только и произнесла удивленная Татьяна. – Это надо же так описать. И надо же такое увидеть! Тебе это приснилось? Ты его раньше видела?

– Не знаю, – был ответ, как всегда лаконичный и конкретный.

– А что-нибудь еще видела? – Тане было интересно. Она словно читала интересную книгу, слушая эту незнакомую девушку. В ее жизни так давно не было ничего красивого.

– Кажется… не помню… как будто… ощущение такое, будто это осень.

– Почему осень? Опять осень?

– Да, может быть, поэтому и приснилось так, потому что накануне я об этом долго думала, словно пытаясь что-то вспомнить…

– Если ты помнишь осень, значит ты не вечно жила на юге. Где же ты была? Кто же ты?

– Там много желтого, багряного, золотого… и голуби. Я как бы и не видела их, а слышала их воркование. Ну знаешь, как они переговариваются между собой?

Таня только кивнула, раскрыв рот.

– И шуршание листьев слышала. И легкий шум ветра. Будто одежда на ветру трепещет. И волосы у него развевались. Красиво. И лицо красивое, и ощущения красивые. Замечательный сон. Как жаль, что короткий, – девушка вздохнула.

– Пойдем, подойдем к дежурному, может, он скажет, как тебя называют, – Таня потащила подругу за собой к мужчине, который шел впереди толпы, недавно всех пересчитавший в долине.

Девушки и женщины уже расходились по полю, занимая свои грядки, закрепленные за ними. Им предстоял длинный день, нудная изнурительная работа и тоскливое ожидание вечера, когда все закончится и можно будет забыться коротким тревожным сном.

А Татьяне так хотелось увидеть это красивое лицо. И вспомнить осень. Она так ее не ценила. Все время было некогда остановиться и рассмотреть мир вокруг себя. Стоило все это потерять, чтобы сейчас, находясь на другом конце страны, без прав и без будущего, слушать о красоте мира от девушки, рожденной в рабстве.

Дежурный хмуро смотрел на приближающихся к нему девушек.

– Чего надо? – грубо спросил он.