Светлана Березовская - Особняк на Рейне

– Например, убежище, – прошептал Альбен самому себе.

– Например, счастье, – неожиданно произнес Хенсель. – И я, кажется, его нашел.

Альбен повернул голову к Хенселю и загадочно улыбнулся. Писатель поймал на себе еще и заинтересованно-удивленный взгляд Александры. Только тогда он понял, что опять транслировал свои мысли вслух. Но, что сказано, то сказано. Хенселю было уже не отвертеться от расспросов. Альбен, как он полагал, давно уже понял, что к чему. Фон Дитрих похлопал друга по плечу и произнес:

– Я вас оставлю – пойду вперед. Думаю, я здесь сейчас буду лишним.

Сказав это, он направился дальше по мосту, а Хенсель и Саша остались одни. Проводив информатора взглядом, Александра спросила:

– Что он имел в виду?

Хенсель вздохнул и на мгновение погрузился в свои мысли. Второй раз ему не простят ответ «Да так, ничего, не бери в голову». Лебнир уже слишком далеко зашел, чтобы отступать назад. Но что ей сказать? Что сделать? Если Хенсель прямо сейчас перед ней на колени встанет и станет читать любовные признания, она вряд ли это оценит. Если Лебнир будет темнить, это только разожжет интерес Саши, и она станет только сильнее допытываться. А что если просто чмокнуть ее и ретироваться? Нет уж, так Хенсель точно не поступит: это идиотизм! Писатель бросил взгляд на удаляющийся силуэт Альбена. Его совет сейчас был бы очень кстати. Только у Лебнира не было времени спрашивать совета. Он остался один на один с девушкой, которую он по-настоящему любит, но боится об этом сказать. Почему? Не потому, что за ней стоит лидер русского отдела, а потому что он боялся. Боялся чего? Скорее всего, боялся быть отвергнутым. Столько раз он встречался с девушками, но ни одной из них он не говорил этих заветных трех слов. За эти недели Хенсель обнаружил у себя чертову уйму слабых мест, где он ничего не мог сделать. И это было как раз самое больное место.

– Саша, – начал он, пытаясь подобрать нужные слова, что у Хенселя получалось слабо.

– Да? – отозвалась девушка, с мечтательным видом, глядя на небо.

Повисла пауза. Хенсель старательно пытался придумать, что ему сказать еще. Когда он понял, что сказать он все равно ничего не может, он решил плюнуть на последствия и сделать. Он наклонился к Саше и поцеловал ее в щеку, после чего буквально сгреб в охапку и прижал к себе, уткнувшись носом ей в макушку.

Все произошло так быстро, что Александра толком ничего не успела понять. В ее памяти отпечатались только определенные моменты: холодные губы Хенселя, касающиеся ее щеки, руки писателя, обнимающие ее… Несколько секунд девушка пребывала в состоянии ступора. Что происходит? Получается, между ней и Хенселем, оказывается, что-то большее, чем обоюдная симпатия. Александра тепло улыбнулась и обвила Хенселя ручками.

– Я не смог ничего сказать, – наконец, произнес Лебнир. – Поэтому… в общем, вот.

– А, может, и не надо ничего говорить? – спросила Саша, подняв зеленые глаза на писателя. – Зачем слова? Они значат, зачастую, гораздо меньше, чем поступки.

Лебнир улыбнулся.

– Ты так думаешь? – поинтересовался он.

Саша закивала.

– Когда слова заканчиваются, люди переходят к действиям. Или же люди начинают действовать тогда, когда слова уже ничего не решают или попросту бессмысленны, – сказала она. – Так Ванечка говорит.

Хенселю полегчало. Хотя бы Александра не пошлет его куда подальше, в этом он уже убедился. Но это не отменяло вопроса, что делать дальше? У Хенселя все еще оставался козырь в рукаве: его стихи. Как только они снова окажутся в штабе, Хенсель тут же передаст их Александре. Так он решил, значит, так и будет.

Альбен неторопливо шел по мосту, засунув руки в карманы. Никаким образом он не хотел мешать Хенселю и Александре строить их отношения, что было вполне объяснимо. Фон Дитрих остановился и обернулся. Хенсель и Саша стояли в обнимку. Казалось, весь мир вокруг них перестал существовать. Альбен улыбнулся. Он был несказанно рад за друга. Информатор продолжил свой путь по мосту, но какая-то навязчивая мысль била его в висок. У Хенселя все в жизни складывается. А он что же? А он один, как всегда. Информаторы, зачастую, одиноки. Но Альбен не был одинок. Знакомство с Сашей не исключало Хенселя из списка близких Альбена. Даже наоборот, это только укрепит их дружбу, поскольку наличие проверенного временем товарища облегчало жизнь самому Хенселю. Но ведь у Альбена еще есть Герберт, отношения с которым Альбен намеревался поддерживать вне зависимости от того, что будет с ним и партией. Да, Альбен вовсе не был одиноким. Друзей много не бывает. Поскольку Герберта Альбен считал своим другом, а не просто подчиненным, его и Хенселя фон Дитриху вполне хватало.

«Чистый мир. Другой мир. Несмотря на внешний холод этой страны, здесь тепло. Теплее, чем дома. Но почему? Почему мне хочется задержаться в России, когда я мог бы с таким успехом тосковать по родной стране?» – в голове Альбена скапливались десятки вопросов без ответов. Информатор просто шел и думал о чем-то непонятном, однако от этих непонятных мыслей он не мог отвязаться. Видимо, одиночество и черное небо над головой заставляли его о чем-то задуматься.

Альбен дошел до Сенатской площади, все еще запорошенной мокрым снегом, и какая-то неведомая сила заставила его остановиться. Перед информатором предстал величественный монумент: всадник на вздыбленном коне, указывающий куда-то вперед. Медный Всадник – один из символов Санкт-Петербурга. Альбен обошел монумент со всех сторон, чтобы получше его рассмотреть. Копытами конь придавливал к земле змею. Возможно, змея символизировала все несчастья и трудности, которые пережила Россия на тот момент. Альбену этот вариант казался вполне приемлемым. Значит, всадник – первый император Российской Империи, Петр I‒ является собирательным образом самой России, что прошла через испытания, и то, что он указывает вперед, вовсе не случайно. Продвижение, прогресс, будущее. Именно такую трактовку дал Альбен памятнику, но не факт, что она была единственной, и, что самое главное, верной. Фон Дитрих решил проконсультироваться по этому поводу с Иваном или Александрой.

Альбен вздрогнул и обернулся, когда почувствовал удар в спину. Послышался звонкий смех, такой знакомый… Хенсель. На этот раз, если бы фон Дитрих инстинктивно не выставил вперед руки, то получил бы по лицу снежком. Писатель снова рассмеялся. Он успевал радоваться жизни даже в такой напряженной обстановке. Альбену так не хватало этой способности.

– Что ты творишь? – слегка сердито спросил Альбен. – Нападать со спины – удел трусов!

– В таком случае, я самый главный трус на планете, – ответил писатель и запустил в Альбена еще один снежок.

– Так, значит?! – воскликнул тот, отряхивая шапку. – Ну, держись!