Светлана Березовская - Особняк на Рейне

По привычке она называла штаб русского отдела своим домом. Оно и было понятно: Ивану и Александре некуда было больше идти, кроме как туда. Штаб – единственное место, где они могли спокойно жить, не привлекая особого внимания к своим персонам и своей деятельности.

Мужчины последовали за Сашей. Они шли уже по другим улицам, проходили мимо замысловатых домиков, вокзалов… Альбен успел расспросить Сашу о «Медном всаднике». Троица успела много чего обсудить. Однако у Альбена из головы не выходило заявление Александры: их цель оправдывает средства. Быть может, это все действительно правда? В таком случае, народ должен поддержать идеи «Сопротивления». Жители стран относятся к фракции пускай и холодно, но нейтрально, пока революционеры не подорвали пару-тройку домов. Для правительств «Сопротивление» представляет серьезную угрозу, но не для народа, который, по негласному определению, «Сопротивление» и пытается защитить. Однако реакция людей совершенно непредсказуема. В запасе у Большого Босса наверняка был еще один план действий, предусматривающий некие нюансы. В любом случае, «Сопротивление» будет существовать несмотря ни на что.

Когда любители ночных прогулок вернулись в штаб, время уже перевалило за четыре утра. Однако даже в это время никто не сидел без работы. Троица столкнулась с Иваном. Лидер русского отдела тепло улыбнулся.

– Ну, как прогулялись? – спросил он.

– Отлично, – ответил Хенсель с нескрываемым восторгом. – Надо будет как-нибудь повторить!

Саша хихикнула.

– Что ж, я рад, что вы хорошо провели время, – произнес Иван и продолжил свой путь. Было видно, он куда-то очень спешит так рано. Загадкой осталось, куда.

Альбен пожал руку Хенселю

– Спасибо, что дали мне шанс выбраться из коробки, – с улыбкой сказал он. – Я более не буду вам мешать.

Сказав это, он подмигнул Лебниру и удалился в направлении своей комнаты. Саша и Хенсель проводили его взглядами, а когда он скрылся за поворотом, Саша спросила:

– Что он имел виду под вмешательством?

Хенсель взглянул на девушку, удивленно смотрящую на него самого. Лебнир взял ее за руку и повел за собой.

– Я бы хотел кое-что тебе показать… подарить, – произнес он, смотря вперед.

– Подарить? – удивилась Саша, после чего добавила. – Я люблю подарки. Особенно сюрпризы. Никогда не знаешь, что это такое, пока не откроешь.

Ребенок. Она ребенок. Пускай ей двадцать два, но она еще совсем ребенок, оказавшийся в гуще событий. Эта мысль не давала покоя Хенселю. Каждый раз он возвращался к ней. Хенсель признавал, что он любит Александру, но было среди этих теплых чувств то, что заставляло Хенселя остановиться. Он боялся, боялся ненароком причинить ей боль своими словами или даже поступками. Лебнир испытывал к Саше весьма странную смесь чувств: помимо любви, имело место быть сострадание и жалость, уживающиеся вместе. Каждый раз Хенсель останавливался на этом месте, пытаясь обдумать каждый шаг. Он никогда раньше не встречался с таким пестрым веером эмоций, поэтому ему, как никогда раньше, нужна была поддержка Альбена, чей холодный рассудок помогал Лебниру расставить все в собственной голове на свои места. Благодаря Альбену у Хенселя появилась уверенность в своих действиях, чего тому, как ни странно, не хватало. Теперь Лебнир был готов идти на все, чтобы показать Саше все, что он к ней испытывает – и ни больше ни меньше.

Неопределенность. Это слово с каждым днем все больше пугало Герберта. Мучительное ожидание чего-то неведомого и страшного лишало его сна, ворошило мысли в его голове. После объявления в розыск Альбена, Герберт официально стал лидером партии «Объединение», и его жизнь усложнилась в разы. Он крутился, как белка в колесе, пытаясь идти в ногу со временем. Герберт был вымотан, истощен, как физически, так и морально.

И каждый день он находился в состоянии беспокойства. Существовало то, что мешало ему смотреть на жизнь проще. Люди вокруг него стали как-то странно коситься в его сторону, и Мюллера это очень беспокоило. Партия начала разваливаться, и некоторые ее члены покидали «Объединение». Рейтинг партии подозрительно сползал вниз. Некоторые аналитики утверждали, что партии осталось жить не так много.

Каждый день Герберт рассуждал о возможных причинах подобной резкой перемены в отношениях. Обычно жители старались поддерживать «Объединение», а теперь они, почему-то, отворачивались от них. Мюллер недоумевал, почему это происходит.

Как-то раз, увлеченный своими мыслями, он наткнулся в коридоре на своего секретаря, Пауля, который, как правило, всегда был в курсе происходящего.

– Послушайте, Пауль, у вас есть свободная минутка для разговора? – вежливо осведомился Герберт.

Тот кивнул. Мюллер отвел Пауля в сторону и задал вопрос, мучивший его:

– Скажите, Пауль, что происходит в обществе? Почему «Объединение» такими темпами разваливается?

– Мне кажется, или этот вопрос нужно задавать вам? – переспросил Пауль.

Герберт попытался переформулировать свой вопрос:

– Я имею в виду, не могли ли повлиять на такой ход событий какие-то перемены в обществе? Сейчас большое влияние на людей имеют СМИ, так что…

Пауль закивал, после чего достал газету и протянул ее Герберту со словами:

– Я не знаю, могло ли это за собой повлечь, но, похоже, Альбен и вы – самые обсуждаемые и скандальные фигуры последних недель. Я не видел еще такого числа статей о политических деятелях, а вам удалось приковать к себе внимание.

Удивленный Мюллер принял из рук коллеги газету, и буквально с первых же секунд она повергла его в шок. На первой полосе красовался коллаж: фотография самого Герберта, выступающего с трибуны, на фоне плаката о розыске фон Дитриха, а чуть ниже была помещена статья с кричащим заголовком: «Герберт Мюллер: подкаблучник или подельник?» Даже беглого прочтения статьи хватило, чтобы Герберт впал в шоковое состояние. Он безмолвно открывал и закрывал рот, как рыба, не в состоянии сказать ни единого слова, насколько он был поражен содержанием. А статья заявляла о том, что Герберт и сам может быть каким-то образом причастен к «Сопротивлению», возможно, поэтому-то он так ревностно и защищал Альбена. Но ведь это полнейшая бессмыслица! Герберт был и ошеломлен, и возмущен одновременно.

– Осмелюсь предположить, что наш рейтинг именно поэтому так стремительно ползет вниз: кому нужна партия, которая не оправдала доверие народа и чьи лидеры оказались, якобы, членами радикальной фракции? – предположил Пауль.

– Но… это же совершеннейшая чушь! – наконец, воскликнул Герберт. – Это дискредитация, ложь чистейшая!

– Мы тоже верим в вашу непричастность, – заверил начальника Пауль, – однако то, во что верим мы, не всегда совпадает с тем, во что верят люди.