Светлана Березовская - Особняк на Рейне

– Вопреки, я полагаю, ожиданиям, я не стану высказывать что-то по этому поводу, – голос Герберта звучал хоть и твердо, но было видно: он очень устал и вымотан. – В свое оправдание могу сказать одно: я честный гражданин Германии. «Объединение» старалось не допускать каких-либо противоправных действий в адрес существующей власти. Мне прекрасно известно о том, что у правящей партии с «Объединением» были свои счеты, однако я сомневаюсь, что они опустились бы до такой низости: дискредитировать оппонентов таким жестким способом.

На самом деле, Герберт рассматривал этот вариант как вполне возможный. Если уж Канцлер начал эту охоту на Альбена, значит, у него есть на это свои какие-то причины.

– «Объединение» лишилось своих избирателей, – продолжал Герберт. – Рейтинг партии, как вам всем уже известно, упал до минимального уровня. Боюсь, что от «Объединения» в таких условиях совершенно нет толку. Мы уже ничего не решаем. Поэтому, посоветовавшись с политсоветом, мы приняли решение.

Взгляд Мюллера стал каким-то странно серьезным.

– Как полноправный лидер, я во всеуслышание заявляю: политическая партия «Объединение» официально выходит из состава правительства Германии и считается распущенной.

Повисло напряженное молчание. Участники «Объединения» грустно опустили головы. Журналисты переглянулись: видимо, никто не ожидал такой реакции со стороны партии.

– «Объединение» уже ничего не решает, – повторил Герберт. – За последствия мы ответственности не несем. Если наше правительство желает вести такую игру, то пусть ведет.

Сказав это, Мюллер приподнял руки, как бы сдаваясь, и закончил свою речь пафосной фразой:

– А мы умываем руки.

Зал погрузился в тишину. Этот беззвучный вакуум резал слух. Под гробовое молчание Герберт сошел с трибуны и покинул конференцию. На лице, теперь уже, бывшего лидера «Объединения» застыло отстраненно-опечаленное выражение. Вот так, одним легким движением он разрушил то, что было построено за годы. У Герберта не было иного выхода. Партия, рано или поздно, развалилась бы, так что он просто ускорил этот процесс.

Герберт направился в свой бывший кабинет: собрать все свои документы, которые он там хранил. Мюллер собрал в портфель все свои бумаги и, надев пальто, окинул взглядом кабинет. Сюда он больше не вернется. Завтра все формальности будут улажены, и «Объединение» официально перестанет существовать. Так странно было ощущать себя простым человеком, а не важным деятелем. Хотя и Герберта Мюллера, и Альбена фон Дитриха, и, скорее всего, все «Объединение» люди еще долго будут вспоминать. Будут врать и перевирать друг друга, гадая о том, что же послужило причиной такого резкого отказа от полномочий. Так уж устроены люди.

Мюллеру каким-то образом удалось покинуть здание, не попадаясь на глаза прессе. На выходе его ждал личный транспорт, на котором некогда ездил Альбен.

– Куда едем, сэр? – осведомился водитель.

Герберт назвал адрес, и машина тронулась.

– Я вам больше не «сэр», – неожиданно заявил Герберт.

В зеркале он видел, как брови водителя удивленно изогнулись.

– Почему это?

– Завтра «Объединение» перестанет существовать, – пояснил Мюллер. – Точнее, оно уже не существует, но завтра будут улажены все формальности.

Водитель хмыкнул:

– Как вы лихо сдались! Да, видимо, без фон Дитриха все идет наперекосяк. Что, кстати, с ним стало?

Герберт понуро опустил голову. Его самого мучил этот вопрос. Ему хотелось бы верить, что он все еще жив. Такой человек, как Альбен, не сдался бы без боя. В отличие от Герберта…

– Если бы я сам знал, – протянул он.

Мюллер тоскливо взирал на улицы. Ему предстояло привыкнуть к простой жизни, в которой не нужно постоянно отвечать на звонки, писать речи и вставать в семь утра. В этом были свои плюсы: после долгих лет напряженной работы он, наконец-то, сможет отдохнуть в тишине и спокойствии. За то время, пока он работал, он успел собрать себе достаточный капитал, чтобы жить и не быть обремененным работой. Пора привыкать к обычной жизни.

Наконец, Герберт оказался у себя дома. Двухкомнатная квартира на верхнем этаже высотки на Райхпичуфер – набережной канала – встретила своего владельца лучами заходящего солнца. Герберт вдохнул полной грудью такой привычный для него аромат кофе и овсяного печенья. Если бы у него была жена, он бы крикнул ей: «Я дома!», если бы у него была собака, она бы встречала его радостным лаем, а кот стал бы тереться о брючины. Но у Герберта не было ни первого, ни второго, ни третьего. Зато он точно знал, что дома его ждет диван, на котором он так любил проводить часы своей жизни с книгой в руках. Сняв верхнюю одежду и скинув ботинки, Герберт прошел в гостиную и повалился на тот самый мягкий родной диван, прогнувшийся под его весом. Мюллер закрыл глаза. Почему-то в этот момент он почувствовал такое умиротворение и безмятежность, какой не было раньше. Конечно, где-то на задворках его сознания все еще оставалось навязчивое чувство настороженности и ощущение безнадежности, но здесь и сейчас он чувствовал себя… счастливым? Вряд ли именно это слово описывает его состояние, но Герберт готов был провести в таком положении хоть весь оставшийся день, просто валяясь на диване.

Мюллер настрочил Альбену электронное письмо, в котором рассказывал обо всем произошедшем за эти три дня. «Объединение» развалилось и было распущено. Годы трудов пропали почти что даром, оставив после себя лишь напоминание. Герберт не знал, но мог предположить, что теперь будет. Смена политической ситуации в стране обеспечена.

Но он долго не мог заснуть ночью. Правильно ли он поступил, что распустил «Объединение»? Правильно ли отреагировал на изменение ситуации? А если нет? Все равно уже ничего нельзя изменить.

Чего-то явно не хватало в штабе русского отдела, а именно молодого человека, который носился туда-сюда по коридорам целый день или же просиживал часами перед экраном в компании чашки кофе. Первые два дня на это никто не обращал внимания, однако на третий день его отсутствие стало более заметным. Иван Перов пропал, и никто не знал, где он и что с ним. Сашу это настораживало. Она не знала, где искать ее старшего брата, поэтому она решила обратиться за помощью к тому, кто, возможно, мог бы пролить свет на его загадочное исчезновение.

– Катя, ты не знаешь, куда мог деться Иван? – спросила Саша у секретарши брата.

Та с задумчивым видом накручивала прядь черных волос на палец.

– Я не знаю, – наконец, ответила она. – Когда бы я ни приходила в штаб, он постоянно сидел за компьютером и увлеченно что-то искал. Потом носился с документами куда-то…

Даже Екатерина знала, к несчастью, не больше, чем Саша, однако упомянула в разговоре одну важную деталь: