Артур Аршакуни - Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга первая

Ты учишь милосердию, кроткий гиллелит, но я поймал тебя!

Равви Менахем вздохнул.

– Я могу повторить слова Писания. Дальше сказано:

А пророка того или сновидца того должно предать смерти за то,

что он уговаривал вас отступить от Господа, Бога вашего,

выведшего вас из земли Египетской

и избавившего тебя из дома рабства, желая совратить тебя с пути,

по которому заповедал тебе идти Господь, Бог твой;

и так истреби зло из среды тебя 27 27 Вт., 13, 5. .

– И так истреби зло из среды тебя! – торжественно повторил Гаиафа и, неожиданно повернувшись к Иошаату, ласково спросил:

– С кем ты общался в последнюю неделю, древодел?

Пот выступил на лбу Иошаата: он вспомнил ночных пришельцев.

Чаша и крест, – он не успел их выбросить!

– Гик… – пробормотал он. – Дик…

Иошаат беспомощно оглянулся на Мириам.

– Учителя… Пастухи…

Гаиафа ждал, наслаждаясь замешательством Иошаата.

Да, этому можно верить. Пастухи и учителя. Не с царями же ему знаться, неграмотному древоделу из самого отдаленного колена Израилева! Ему даже не выговорить слово «Дидактос»! Пусть потрепещет, это полезно и поучительно. Санхедрин может быть спокоен. Очередной ложный слух. Хотя после истории с Багоем эти слухи участились. Багой… Багой – следствие пьяных оргий, вакханалий, идолопоклонства и потоков крови от языческих жертвоприношений! Какие еще безумства выкинет сын идумеянина и египтянки, сидящий сейчас на троне? Говорят, он при смерти… Правда, так говорят последние десять лет. Тем не менее, хорошо, что здесь – Рувим, ставленник Архелая. Пусть дает советы своему господину, какую наложницу выбрать! Надо присмотреться к наследникам. Пока над воротами Храма прибит золотой римский орел, с ними придется считаться. А потом…

Гаиафа резко поднялся. За ним почтительно поднялись Рувим.

И этот любвеобильный местный равви, как его там?

Гаиафа подошел к ложу Мириам, оглядел ее и младенца, приподняв изогнутую бровь.

– Значит, Мануил? – отрывисто спросил он. – Благое имя… При Храме есть школа для мальчиков, бет-Шаммай. Твой сын обучится грамоте, станет уважаемым человеком, увидит мир – олам хаз!

– Нет! – выдохнула Мириам, побледнев от внезапно накатившего, словно удушье, ужаса. – Сын мой останется со мной! Я вскормлю и воспитаю его. Он – мое будущее!

Гаиафа поморщился.

Ам-хаарец! Воистину легче иметь дело с язычниками-римлянами, чем с собственной деревенщиной.

– Будущее? – повторил он задумчиво. – Будущее… Олам хабба? Ну, что ж, решать – тебе. И горевать – тебе.

И не прощаясь направился прочь.

И встанут на пути каменистые гряды, вспарывающие песчаные барханы, уходящие туда, к закрывающим полнеба горам. Джебель-Тур 29 29 Джебель-Тур – арабское название полуострова Синай. ! Как вместить тебя в своем сердце? Как пройти это нагромождение песка и камней и уцелеть?

Смирись! Оставь свою дерзость для другой земли. Вмести свою жизнь, и прошлую и будущую, в один маленький скромный шаг и сделай его.

А потом сделай еще один шаг, и еще.

Только так можно пройти Джебель-Тур.

Впереди, как всегда, пойдет неприхотливый ослик, на которого взгромоздится Юнус со своими заунывными напевами, от которых, кажется, засыхают колючки на пути. За ним неторопливо пойдут пять верблюдов с глухим Али на первом из них, палатками, припасами и добром – на остальных и Иллели с Даждом на руках – на последнем. Позади верблюдов встанет конь с Бахиром на спине, кося глазом и пугливо пробуя копытом дорогу.

Всю первую половину дня Бахир будет держаться подальше от первого верблюда с погонщиком Али, поглядывая на него украдкой и затаенным, но неистребимым любопытством и ожидая какого-нибудь внезапного несчастья с ним.

Забьется ли он в падучей? Упадет ли с верблюда, припеченный солнцем? Уж эти прорицатели! Скажут себе мимоходом что-нибудь и пойдут своей дорогой, а ты знай накручивай мозги на седло: чего теперь ждать?

Но вот – солнце давно перевалит на вторую половину дня, а Али все так же будет сидеть, сгорбившись, на своем верблюде, а вокруг будет расстилаться все та же однообразная картина: камни и песок, песок и камни.

Так и есть, – шарлатан, собака и сын собаки!

Бахир пришпорит коня, одолевая небольшое всхолмие, и остановится, чтобы оглядеться. Потом махнет рукой Юнусу: привал!

Юнус издаст протяжный вибрирующий крик, хорошо понятный и ослам, и верблюдам, и маленький караван остановится. Верблюды тут же опустятся на землю, пряча головы в тень, а осел оспорит перед конем найденную былинку. Бахир прикажет палатки не ставить – привал недолгий. Просто посидеть, глотнуть воды из бурдюка, размять ноги – до чего приятно!

И сядет в сторонке Иллели стыдливо, вполоборота, склонившись над Даждом и укрыв его белокурыми волосами, и даст ему грудь, целуя время от времени в родинку на голеньком правом плече. Бахир воссядет на снятом с коня седле, а Юнус почтительно устроится перед ним прямо на песке.

– Что скажешь? – спросит Бахир небрежно, следя краем глаза все-таки за Али, хлопающего верблюдов по спинам и что-то им ласково мычащего.

– Далеко еще, хозяин?

Бахир рассмеется, довольный. Полированная кость медленно скользнет по шелковому шнурку, давая дорогу остальным.

– Не знаешь дороги? То-то же. А что ты знаешь? Ты без меня здесь – горсть песка, Юнус, и я хочу, чтобы ты знал это.

– Я знаю, – пожмет плечами Юнус.

– Хорошо. А теперь принеси-ка мне воды, – прикажет Бахир.

Юнус проворно вскочит на ноги, и в этот момент Бахиру покажется, что Али куда-то исчез.

Что такое? Куда подевался этот бессловесный верблюжий помет?

Бахир недоуменно завертит головой и наконец увидит Али. Тот почему-то ляжет среди верблюдов, прямо лицом в песок, и не будет шевелиться. Бахир захочет привстать и с ужасом заметит торчащую из спины Али короткую стрелу. Силы покинут Бахира, он рухнет кулем обратно на седло.

Рядом с ним что-то коротко тенькнет, словно встревоженная куропатка своему выводку, и такая же стрела вопьется в грудь Юнусу. Юнус взмахнет рукой с зажатым в ней кувшином и упадет, грохнув кувшин об землю, прямо под ногами Бахира. А потом ужасный крик разорвет слух Бахира, потому что третья стрела вопьется в грудь Иллели, и она поползет по песку прятаться среди камней, но не выпустит из рук Дажда с забрызганным молоком и кровью лицом. И Бахиру станет это смешно.

Потому что – вот, стрела всегда хочет напиться крови, а тут ей пришлось напиться, словно младенцу, женского молока!