Евгений Кремнёв - Мой любимый пират. Повести

– Отец вашего ребёнка Соснин?

– Да.

– М-да, тесен мир. Уголовный – тоже.

Наташа почувствовала, что сейчас расплачется. Открыв сумочку, она достала платочек, высморкалась. – Соснин ко мне подходил вчера. В нем отцовские чувства внезапно проснулись. Хочет жить с нами. Сына хочет признать официально.

– Да?! – удивился Пират. – Но, наверное, это логично. Ведь после ранения он не может иметь детей.

– Не может иметь!.. – Наташа застыла с платком у глаз. – Ах вот что! От этой осинки не растут апельсинки! Вот почему у него отцовство взыграло!.. – Наташа комкает платок и кидает в сумку. – Ни за что не отдам ему сына!.. Пусть из детдома берет!..

…Наташа вышла из УВД, обуреваемая противоречивыми чувствами: вроде, как и не желая этого, но она, после встречи с Сережей, стала рассматривать вариант жизни с ним, и надо же, как ушат ледяной воды, опять – предательство. Но мало того – следователь-пират ей сердце – и не только его – тогда, полгода назад, все-таки зацепил. И сейчас, после встречи, опять… Наташа было стыдно, но она просто хотела его. Даже возникла безумная мысль, вернуться и предложить встретиться и плевать, что жена…

Конечно, никуда Наташа не вернулась, потому как девичья честь, а села в такси и стала переживать двойную потерю. Наташа опять почувствовала позыв разреветься и полезла в сумочку за платочком, но увидев изучающее лицо таксиста в зеркале заднего вида, усилием воли погасила бабское желание.

…В ресторане во время работы, то и дело на неё накатывало – реветь, реветь, а она сдерживалась, сдерживалась, а потом… в зале появился Алексей-следователь-пират. Наташа почувствовала, как микрофон задрожал в её руке, она с трудом допела до финала песни.

Пират подошел к сцене, женщина спустилась к нему.

– Как странно видеть вас здесь!

– Давай перейдем на ты.

– Давай! А что ревнивая жена скажет? – Наташа плевать было на его жену. У неё было единственное желание – сегодня быть с ним.

– Ревнивая жена не вынесла тягот провинциальной жизни и свалила домой, в Москву.

Наташа улыбнулась, потом рассмеялась и… расплакалась.

Пират Алексей ужинает на кухне. Входит Наташа.

– Уложила?

– Дрыхнет Мишка без задних ног.

Наташа садится напротив Алексея. – Теперь выкладывай свои новости.

– Тебе с какой начать? С хорошей или интересной?

– С хорошей.

Алексей достает из кармана пиджака, висящего на спинке, сложенный лист официальной бумаги и подает Наташе. Женщина торопливо пробегает текст глазами. – Ну, наконец-то!

– Да, Маринка дала развод! Теперь я официально свободен и могу на тебе жениться и усыновить Мишку. – Наташа пожимает его ладонь. – А вторая новость?

– Меня переводят в Краснодар. Ты поедешь со мной? Там тепло.

Наташа отрывает щеку от ладони.

– Хоть на Северный полюс! Куда я от тебя денусь, пират мой, любимый!..

КОНЕЦ

26 мая 1991-го года Иван Облаков вышел с совершенно пустой головой, не замечая, ни лая злой собачонки в подъезде, ни удушливого запаха сирени на улице. Он подумал о самоубийстве, но как-то боком и как о чем-то несерьезном. Бомжу, путавшемуся под ногами, он надел урну на голову. Налетели менты, он еле отбился от них.

Иван стоял, ждал автобус. Потом стоял в нем. Потом сидел в нем. Потом сошел, перешел на другую сторону. Стоял, ждал автобус. Стоял в нем. Потом сидел в нем, и все это с окаменевшими скулами и уставившись в одну точку, но когда вставал, отметил хорошенькую блондинку, пробираясь к двери – увидел огромную блондинку. Обе девушки были в подвенечных платьях-мини. На мгновение он захотел их.

…«Ну, что ж, утешимся тем, что мы свободны» – сказал он себе, входя домой. – Да! Действительно есть жутковатая сладость краха! – продекламировал он, дурачась.

Он включил проигрыватель и повалился на диван. Но музыки не желалось. Он разбил проигрыватель о стену.

«…Я тебе не нужен, ну и бог с тобой! Дай бог, и ты мне не будешь нужна!..»

Он надел новую белую рубаху. В уме сложились строки письма: «Понимаю, что моя вина безмерна, но не могу иначе…». Рубаха оказалась не глаженной, на груди было пятно от корейского соуса. И – плевать! Слегка знобило, но температуры не было. Иван попробовал есть, но – рецепторы бастовали: пища была безвкусна.

На улице он попытался вернуть чувство бесконечной отрешенности, но это не удалось. Ивану казалось, что он всходит на Голгофу, хотя на самом деле шёл в гараж.

Когда он остановился перед «зеброй», пропуская автобус, внутри, вдруг, толкнуло что-то и живая картина в реальности превосходящая действительность, прокрутилась перед ним: он бросается под автобус, от удара отлетает. В воздух, описывая дуги, летят кроссовки, купленные три дня назад, и падают, вот незадача, в лужу, а его тело, покувыркавшись, бесчувственно валяется посреди дороги.

На другой стороне улицы он понимает, что был на волосок от гибели и она, косоротая, на всякий случай упредила его, явив свой лик. И… тут кто-то мягкой ладонью погладил его по лицу.

…Автомобиль не заводился, Иван применил испытанный прием: стукнул кувалдой по капоту два раза и тот ожил!

…Иван ехал, борясь с нарастающим чувством омерзения, охватывавшем его сплошной ноющей раной. Притормозив у зебры, он увидел перед своим капотом Ингу, переходившую улицу. Красавица не утруждала себя ни ноской туфель на высоком каблуке, ни помадой, ни косметикой. Она знала о своей власти над мужчинами и справедливо полагала, что незачем носить неудобную обувь и убивать время на изменение и без того совершенного лица. Иногда она забывала надеть трусики, ведь она любила ветер в парусах! Девушка со снисходительной улыбкой богини красоты – а она такой и была – внимала болтовне какого-то «мэна» боксерского вида с переломанным носом. Боксер, видимо, пошутил, и девушка ущипнула его за бок, тот шутливо изобразил страдание. Инга рассмеялась и огрела его по спине кулаком, слегка зашиблась о тренированную спину, боксер обнял её. Иван отвел глаза и взглядом уткнулся в газон, на котором кобель пыхтел на миниатюрной сучке. Он почувствовал себя совсем премерзко. Он ударил по газам, развернулся и со свистом влетел на тротуаp, переехав совокуплявшихся домашних животных.

Инга, почти задетая бампером, вскрикнула. Узнав Ивана, подошла. – Ты что совсем уже! – сказала она своим визгливым, родным голосом и склонилась к окну. – Иван, мы, кажется, поставили все точки над «и». Не глупи. Чего ты добиваешься! И зачем ты собачек задавил?

– Слушай! Ты достал! – встрял «мэн».

– А, тебе не кажется, что красотки еще никому на шару не доставались? – сказал он боксеру. Иван хотел добавить еще что-то злое и оскорбительное, но кто-то – потусторонний дилер, наверное – опять погладил его по щеке, испытывая на нем свое отстиранное до невозможной мягкости потустороннее белье. Он посмотрел на Ингу помертвевшими глазами, протянул руку и сдернул с ее уха черную клипсу: – Я от тебя никогда не отвяжусь! Моя любимая сука! Как же ты мне дорога, моя приконченная сука!.. Как я ненавижу и люблю тебя, моя бывшая сука!.. О, моя сука, как тупо было тебя любить!..