Вера Мосова - Суженый мой, ряженый

Вечером она заставила Тимоху пораньше лечь спать, не отпустила его на очередное дежурство под окна подружки. Утром вставать ни свет ни заря, на покос ехать. Какие могут быть ночные прогулки?! Он насупился и ушёл спать на сеновал. Маруся решила расспросить матушку о соседях. Прежде-то в той избе другие люди жили.

– Ты не помнишь что ли, Сашку-то Корнилова? – удивилась Анфиса. – На соседней улице старый дом стоял на три окошка. Их два брата было, старший-то как раз в том доме и живёт.

– Не помню, – пожала плечами Маруся.

– Тихоня такой был.

– Вот потому и не помню, наверное, – улыбнулась Маруся.

– И то, правда. Наши-то девки не обращали на него внимания, так он жену себе издалека привёз, не то из Верхотурья, не то ещё откуда. Не здешняя она. Но баба, вроде, неплохая. Натальей звать. Дом они вот этот купили у Сычовых, да и жили справно. Только расхворался он чего-то и помер. Вот она, горемычная, и мучается теперь. Соседи помогают ей, как могут.

– Да вроде уже не мучается, новый муж у неё, сказывают.

– Да какой он муж?! Чужак какой-то. Каторжный, поди! Не нравится мне его рожа бесстыжая. Уж и не знаю, откуда он тут взялся.

– А почему бесстыжая-то? – удивилась Маруся.

– А ты его видела?

– Нет.

– Вот увидишь – поймёшь, почему, – отрезала Анфиса.

Маруся поделилась с матушкой историей, которую ей рассказал Тимофей. Может, она посоветует, как тут быть. И девчонку жалко, и парня от беды оградить хочется. А в том, что эта история грозит ему бедой, Маруся не сомневалась.

Анфиса молча выслушала дочь, покачала головой и проговорила задумчиво:

– Негоже нам лезть в чужую жизнь, Маруся. Сама знаешь – в каждой избушке свои погремушки.

– Знаю, – ответила дочь. – Только тревожно мне чего-то. Боюсь я за Тимку.

В это время на улице послышались какие-то звуки. Маруся выглянула в окно, увидала тёмные силуэты возле соседской избы, там явно кто-то дрался. Она бросилась на улицу, Анфиса поковыляла следом. Ворота оказались не заперты.

– Тима! – крикнула Маруся, уверенная, что сын опять ввязался в драку.

Одна тень метнулась прочь, другая двинулась к ней. Конечно же, это был Тимофей. В руке он держал какое-то ведро.

– У Ваньки отнял, – сказал он, протягивая ей ведро. – Похоже, это дёготь, вон какая вонища от него.

– Дёготь, конечно, – вступила в разговор Анфиса. – Никак ворота соседям измазал?

– Не успел он, я вовремя прибежал.

– Опять караулил? – укоризненно покачала головой Маруся.

– Конечно! А кабы утром соседи измазанные дёгтем ворота увидали? Что тогда? Ввек бы Дарье не отмыться было*!

– Не пойму я никак – чего этому мужику так приспичило девку опозорить? – удивлённо говорила Маруся. – Наверняка это он опять Ваньку нанял.

– А чего удивляться? – сказала Анфиса. – Хочет, чтобы все от неё отвернулись, тогда она ему достанется. Ишь, выискался мастер чужими руками жар загребать! Никто ведь не подумает, что он сам себе ворота испоганил.

– А матери-то ему мало что ли? – в сердцах спросила Маруся.

– Видать мало! – зло бросил Тимофей.

– Ступай, сынок, поспи хоть немного, – подтолкнула его к сеновалу Маруся. – Скоро уже вставать, а ты ещё не ложился. Как работать-то будешь?

– Как-нибудь поработаю. Едва ли я теперь засну.

Сверху донёсся Стёпкин голос:

– Дайте поспать! Чего вы там бубните? Тимоха, ты где бродишь?

– Да иду я уже! Иду! – откликнулся тот, направляясь к лесенке, приставленной к лазу на сеновал.

– И что мне со всем этим делать? – спросила Маруся, когда они с матушкой в избу вернулись.

– А что ты можешь поделать, дочка? Жизнь идёт своим чередом. Как суждено, так и будет.

– Он ведь жениться собрался на этой Даше!

– Девка она хорошая, пусть женится. Вот по осени и посватаемся.

– Коли до той поры чего похуже не случится, – возразила Маруся. – Ой, чует моё сердце, не к добру всё это.

*В старину гулящим девкам мазали ворота дёгтем, это считалось большим позором.

Люба проснулась в хорошем настроении. Сквозь кисею белых занавесок в избу пробиваются солнечные лучи, заливая её радостным светом. Как когда-то в детстве, она прищурила один глаз, потом другой, отчего лучи заплясали, плавно изгибаясь. Любаша улыбнулась – хорошо-то как! В избе пахнет свежими пирогами и печёной картошкой. Матушка хлопочет у печи, стараясь не греметь чугунками. Это когда же она всё успела? Давно Люба так крепко не спала, даже не слышала, как мужики на покос собирались. Вот что значит родной дом! И дети ночью не просыпались, не тревожили её. Набегались вчера на свежем-то воздухе, вот и спят теперь. Любаша сладко потянулась. Надо бы встать да помочь матушке, но так не хочется шевелиться. В избу тихонько вошла Ася и улыбнулась ей. И она уже на ногах! Наверное, коров в пасево угнала. Любе стало стыдно – все работают, а она нежится в постели! Быстро поднявшись, она прошлась босыми ногами по половикам и опять улыбнулась. Как приятно ощущать тепло родного дома!

– Проснулась, красавица моя? – улыбнулась Тюша.– Садись за стол, шанежек горяченьких поешь, я тебе молочка парного налью. Ася, ты тоже позавтракай, пока ребятня не проснулась, не то они тебя замучают опять, вздохнуть не дадут. Уж больно они тебя любят.

Сёстры уселись за стол, где на большом блюде возвышались горой шаньги и пироги.

– А запалёнки будете? – спросила дочерей Тюша, подавая им обожжённые до черноты картофелины. – Ещё тёплые!

– Ой, как я давно их не ела! – радостно воскликнула Люба и, приняв из рук матушки совершенно чёрную картошку, аккуратно разрезала её ножом.

Неожиданно на пороге появилась Анфиса.

– Девки, беда! Чего-то там у соседей наших неладно! Маруся туда кинулась, а я – к вам.

– Чего неладно-то? – встревожилась Тюша.

– Крик какой-то послышался, похоже, Дарьин голос. Вот Маруся и побежала туда. Может, глянешь, Ася, чего там с твоей подружкой приключилось? Вдруг помощь какая нужна?

Люба с Асей подскочили и бросились к двери.

– Люба! Куда в исподнем-то? Хоть юбку надень! – крикнула Тюша.

Любаша вернулась, схватила юбку, быстро надёрнула её через голову, на плечи набросила большой цветастый матушкин платок и побежала следом за сестрой.

Навстречу им Маруся уже выводила из соседских ворот всхлипывающую Дашу.

– Успокойся, всё позади! – утешала она девицу, обнимая её за плечи. – Сейчас водички попьёшь и расскажешь нам, что там у вас приключилось.

Даша молча кивала, послушно шагая рядом. По щекам её катились слёзы, а в глазах застыл страх.

Чтобы не будить малышей, отправились в избу к Анфисе. Даша по-прежнему всхлипывала:

– Я… я… кажется, убила его!

– Кого? – одновременно спросили Люба с Асей.

– О…. о… отчима!

– За что?