Кира Соловьёва - Фениксова песнь

Дакараг по-щенячьи пискнул, сделал отчаянный рывок – и рухнул у моих ног, бешено молотя лапами. Я отскочил в сторону, возблагодарил Аларну за сотрудничество и спрятал в карман бесполезный уже рубин.

Писк нежити захлебнулся противным утробным бульканьем. Сквозь спину, ребра и грудь, пришивая тварь к земле, быстро прорастали длинные белые шипы. Красные глаза погасли, быстро остекленели, сделавшись кукольными. Только кукла, даже если это кукла-оборотень, никогда не примерила бы на себя такой образ.

Я помахал ладонью в воздухе, сбрасывая с нее остатки магии, и вытащил из-за спины меч. Жаль портить такую роскошную шкуру, но селянам, если они вдруг захотят, хватит и дырявого туловища. Убедившись, что нежить мертва, белые шипы начали вползать обратно, оставляя после себя рваные раны. Кровь не потекла – у нежити ее было мало – а только запеклась корочкой по краям, надеясь их запечатать.

Не получилось.

– Без головы не воскреснешь, – мрачно пообещал я, поднимая меч. – А еще золото обещала…

В Схоронники я вернулся на рассвете, успев подремать в дикотравном поле. Шерсть на голове дакарага за ночь печально обвисла, глаза покрылись мутной зеленой пленкой. Светлячок шел вперед неохотно: мой боевой трофей не вдохновлял коня на подвиги. Еще бы. Животные боятся нежити намного больше, чем люди. Правда, не все. А те, что путешествуют с магами, со временем привыкают.

Несколько женщин, собравшихся у колодца, проводили меня потрясенными взглядами. Я шутливо отсалютовал им головой, и все три страшно побледнели. Светлячок, заметив, как качается на моей руке мертвая голова, всхрапнул, топнул копытами, но не остановился. Еще и не такое видел, а раз оно мертвое, то бояться нечего.

Село было небольшим, всего десять дворов и корчма по правую руку от тракта. По левую располагались огороды, на которые бросал свою широкую тень лес. Дальше, за домами, простирались поля – белые, желтые и зеленые латки. И только на самом горизонте, так далеко, что была видна только низкая черная полоса, стояла Тальтара. Теперь можно решить вопрос, ехать туда или нет – деньгами я уже почти разжился, а новые сапоги в селе не купишь. Да и к Кеорну надо зайти, посмотреть, как дела в Академии и узнать последние новости из Башни. Вдруг охоту на русалок уже запретили, а я об этом еще не знаю?

Впрочем, охотиться на подводных жительниц могли только дураки – русалки дурили головы всем, кто совал свой нос в их дела. Так что еще неизвестно, кто за кем охотился. Но тем не менее охота на них была официально разрешена, и это разрешение столько народу угробило, что думать страшно. На месте королевы я бы давно его отменил, но Ее Величество, видимо, таким образом сокращала численность населения в Велиссии. А то вдруг война, а у нас одни идиоты? Умные-то люди на русалок охотиться не будут, поостерегутся.

Дом старосты ничем не отличался от остальных. Такой же деревянный, с соломенной крышей и резными петухами на ставнях. Сквозь открытые окна пробивались призраки занавесок, за которыми смутно виднелось пятно печи. Я выпрыгнул из седла, отряхнулся, подхватил голову дакарага и направился к порогу. Поднялся по ступеням, постучал. Торопливое «иду-иду!» сменилось томительным ожиданием.

Соседи старосты зря времени не теряли: собрались вокруг двора, как на редком цирковом представлении. Поскольку сам мужик выходить не торопился, я с видом победителя поднял на уровень груди свой трофей. Селяне восхищенно ахнули, поцокали языками. Какой-то детина в рваном фартуке печально произнес: «Эх, какой у него меч, небось, эльфийский…», но его никто не поддержал. Обворовывать мага, оказавшего селу помощь, было неловко и неправильно.

Темные фигурки трех вдов возвышались гротескными изваяниями среди других людей. Я усмехнулся, вознамерился поведать селянам байку об усекновении нежити, но не успел: дверь все-таки открылась. Староста обвел односельчан мутным сонным взглядом, недовольно покосился в сторону восходящего солнца и спросил:

– Ну… Ты уже убил упыря, выходит?

Я с гаденькой улыбкой бросил голову к его ногам:

– Это был не упырь.

Мужик брезгливо отшатнулся, подтянул штаны. Наклонился. Присмотрелся. Потыкал пальцем в нос дохлой нежити, удовлетворенно кивнул и перевел на меня взгляд. Я сделал вид, что этого не замечаю, с веселой улыбкой поглядывая на собравшихся у забора людей. Один мальчишка боязливо гладил Светлячка. Тот снисходительно терпел, но в темных глазах коня виднелся какой-то каверзный огонек.

– Ну, раз такое дело… – Староста встал, пихнул дакарага ногой. Голова, нелепо щерясь, скатилась по ступеням. – Спасибо тебе, колдун. Всем селом благодарны. Обращайся, если чего надо – мы люди честные, чем сможем, поможем.

С этими словами мужик развернулся и вознамерился захлопнуть за собой дверь, но створка осталась на месте. Я не двигался и ничего не говорил – просто подцепил ее магией, как крючком. Староста подергал не поддающуюся преграду, недоуменно нахмурился. Я с интересом пронаблюдал, как на его лице появляется смутная тень понимания.

– Что ж ты, колдун, в собственный дом меня не пускаешь?

– «Спасибо» в карманах не звенит, – язвительно напомнил я. – И в тавернах не пропивается.

– Последние деньги у меня отберешь? – печально спросил староста.

– Не последние, а заработанные. – Я наставительно поднял указательный палец. На кончике ногтя засветился крохотный серебряный шарик, быстро обрастающий кольцами разрядов. – Послушай, ты же не хочешь ссоры? Вижу, что не хочешь. Просто отдай мне обещанные золотые, и мы закончим этот неприятный разговор. Я даже на завтрак и отдых претендовать не буду, просто уберусь, и все.

Староста зачарованно наблюдал, как шарик превращается в кольцо, а потом, памятуя о потерянных рубинах – в треугольник. Я досадливо поморщился, и энергетический сгусток исчез, впитавшись под кожу.

– Извини, парень, – рассеянно сказал мужик. – Нет у меня денег.

Я уже собирался ответить, но кто-то из селян крикнул:

– Ясное дело, что нет! Ты ж вчера все в корчме пропил на радостях!

– А тебе какое дело?! – возмутился староста. – Пропил и пропил, собранные деньги идут на нужды… – он запнулся, переступил с ноги на ногу и смолк.

– На нужды села, – укоризненно сказала одна из вдов. – А не на пересохшее горло его старосты.

Повисло молчание. Я с ледяным спокойствием расстегнул сумку и вытащил свой помятый диплом. Бережно его разгладил, загнул обратно стертые уголки. Оглянулся.

– Тут кто-нибудь читать умеет? – поинтересовался я, демонстративно не глядя на старосту.

Но ответил мне именно он:

– Да. Я умею. Или ты думаешь, что управителем я стал благодаря красивым глазам?