Кира Соловьёва - Фениксова песнь

По мнению наших общих знакомых, между мной и Оарном должна была вырасти огромная непреодолимая пропасть. Не потому, что торговец был ребенком из хорошей семьи, а меня забрали из селянской, и даже не потому, что мы часто дрались и задирали друг друга в детстве, сталкиваясь на улицах Тальтары. Просто Оарн тоже пытался поступить в Академию, на факультет прорицателей. Но безуспешно: если у мальчика, каковым он тогда был, сразу не обнаружили дар, то по мере взросления у него уже не оставалось шансов. Если не развивать дар – даже призрачный – и не использовать его постоянно, он продержится недолго – от силы года два-три. А потом навсегда угаснет. Так что на втором курсе, когда меня посвятили во все эти тонкости, я перестал скалиться в адрес сына торгаша и попытался ему помочь: таскал свои конспекты, рассказывал теории, рисовал схемы самых простых заклинаний. И очень скоро понял, почему Оарна не взяли в Академию: друг с таким трудом осваивал материал, что я порой отчаивался и не приходил сутками, честно отсиживая занятия до последней лекции. Но потом во мне просыпалось то ли упрямство, то ли безумство, и я снова выманивал Оарна из дома. И тем самым сохранил его дар – пусть слабый и хаотичный, но настоящий.

Кеорн, мой бывший сокурсник, был уверен, что торговец не сможет вечно быть благодарным. Что ему надоест общаться с тем, кому он должен не какую-нибудь мелочь, а магию. Но, вопреки всему, пропасть не возникала. Может быть, в этом случае играло большую роль расстояние: я редко посещал города, предпочитая ночевку под открытым небом любому постоялому двору. Если бы мне предложили жить в королевском дворце, я бы не протянул там и недели. Город же не был закрытым, но каменные дороги, стены, ограды, блеклые провалы окон и, главное, большое количество людей здорово действовали на нервы, заставляя с тоской вспоминать о лесной тишине, болотных тропах, кладбищах и даже комарах.

Но порой приходилось потерпеть. В мастерской знакомого гнома я заказал новые сапоги, в лавке травника договорился о нескольких полезных отварах и тем самым отложил свои дальнейшие странствия на целых четыре дня. Четыре дня на нормальной постели, с нормальной ванной, едой, прислугой и возможностью отдохнуть – что может быть хуже?!

Мои печальные мысли прервал Оарн, выглянувший из-за шторы. Он успел не только умыться, но и переодеться, и вместо потрепанной рабочей рубахи на нем красовалась новая, с красной вышивкой на вороте. Друг, небрежно покачивая связкой ключей, вышел из лавки. Я направился следом, и Оарн запер дверь, виновато оглянувшись. Клиентов вокруг не наблюдалось, но душа торговца все равно вопияла о несправедливости и произволе, коий позволяет себе тело.

От лавки до таверны было недалеко, но небольшое расстояние показалось мне путем в несколько миль. Стены трехэтажных домов на вид были исключительно ненадежными, словно вот-вот покачнутся и рухнут на наши головы. Я не боялся смерти, но такая глупая перспектива мне не нравилась – как и осознание того, что после посиделок тоже не удастся покинуть город.

Повеселел я только тогда, когда оказался на пороге таверны. Он был высоким, в восемь ступеней, на последней из которых сидел вышибала. Над его головой покачивалась вывеска. На настоящую золотую подкову хозяин разоряться не стал, заменив ее нарисованной. Рядом с витыми буквами она смотрелась несерьезно, но местные давно перестали замечать эту несущественную деталь. Куда важнее было то, что в таверне продавалась настоящая эетолита, за которую ценители вин были согласны выложить намного больше цены, установленной хозяином.

Откуда в Велиссии эетолита, не знал никто. Догадки были самые разные- и что вино делают горцы, и что оно приходит из дриадских долин, и что его приносят в мир Боги, – но утверждать с уверенностью было нельзя. Привозили эетолиту посредники, из которых никто не мог выбить и одного слова. Проследить их путь – тем более, потому что они приезжали каждый раз из другого места. То из земель друидов, то из эльфийских лесов, а то и из-за моря, к которому не любил приближаться ни один уважающий себя велиссец. Не потому, что море было плохим: просто оно принадлежало Морскому Королевству, правитель которого был человеком жадным и за въезд на свою территорию требовал целых три золотых монеты. Купцов это не останавливало, а вот простые люди предпочитали велисские озера и реки: как говорится, на родной земле и лужа – пруд.

Посетителей в зале было много. И им было очень весело, даже потолочные балки с вязанками лука ходили ходуном. За центральным столом собралась пестрая компания охотников: мужчины в зеленых, желтых и красных рубахах громко хохотали, напевали райанитские песни, стучали кулаками по столешнице и беззастенчиво лапали разносчиц. Те, впрочем, не возражали.

По соседству с охотниками расположились гномы. Эти были тише, двое или трое уже отгуляли свое и прикорнули на сложенных руках. Их раскатистый храп так естественно вписывался в общий шум, что любой завсегдатай прослезился бы от умиления.

Я досадливо скривился, переглянулся с Оарном и направился к единственному свободному столу. Параллельно нам, от стойки, шла какая-то девица. Заметив конкурентов, она ускорилась, но торговец оказался быстрее: выдернув стул из цепких пальцев соперницы, он нагло на него уселся и спросил:

– Тебе чего?

– Какой нахал! – крикнула она. – Я это место первой увидела!

– А мы первыми сели, – обезоруживающе улыбнулся Оарн. – Если хочешь, можешь присоединиться.

Он призывно похлопал по своим коленям. Девица вспыхнула, отвесила ему пощечину и сбежала обратно к стойке, пока друг не опомнился и не дал сдачи.

Я скривился еще печальнее. Ничего не имею против выпивки, но когда вокруг столько народу… Я не хотел отыгрываться на Оарне, но язык повернулся сам собой:

– Женился бы ты.

Торговец уставился на меня, не веря своим ушам. К столу подошла разносчица, но он не обратил на нее никакого внимания. В темных глазах друга плескалось столько негодования, что мне захотелось нырнуть под стол и сжаться в комок, но Оарн только недовольно буркнул:

– От кого я это слышу?

– Да, ты прав, – смиренно согласился я. И обратился к разносчице: – Нам бутылку эетолиты, грибов в сметане и картошки, пожалуйста.

– Бутылки две, – вмешался торговец. – И мяса принеси.

Разносчица лениво кивнула и убралась. У меня возникло подозрение, что она не запомнила ни единого нашего слова. Но Оарн оставался спокойным, из чего я заключил, что и мне нервничать не стоит.

Охотники затянули печальную песню о рыцаре-драконоборце, сопровождая ее тонкими отчаянными подвываниями. Из-за стойки на них неодобрительно поглядывал менестрель, сжимая в тонких пальцах потрепанную лютню. Его музыкальный слух явно претерпевал страшные муки, но вмешаться не позволяла то ли гордость, то ли страх. Скорее всего второе: такая орава мужиков его затопчет и не заметит, а то и отберет лютню, подыгрывать своим завываниям.