Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Том 3

© Алексей Козлов, 2017

ISBN 978-5-4483-2699-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Никогда не угадаешь того, кто вспомнит о тебе после смерти! Наверняка это будут люди, которые при жизни тебя проклинали!

Патерстон ведь – не Перунов болван, чтобы всем ему кланяться.

Человек, посетивший в Сан Репе одну Нусекву, конечно, может чем-то похвастаться своему приятелю. Посетивший Нусекву и Сблызнов – может считать себя Приобщённым. Но побывавший и в Нусекве, и в Сблызнове, и в Патарстоуне разом – поистине превзошёл самого себя и заслуживает места в Пантеоне Богов. Его можно назвать Неприкасаемым Для Нечестивых. Посетив три эти места, он увидел самое крутое, что есть в благословенной Сан Репе. Вот мы и имеем дело с таким избранником в лице господина Гитболана, которого потеряли на время из внимания, но который в это время внимательно следил за нами из своего бункера.

Патерстоун – город при слиянии северных рек – древняя, прекрасная жемчужина, истинная градостроительная жемчужина, вторая столица Сан Репы. Построенная на болоте лучшими зодчими Европы, она познала времена своего недолгого расцвета, видела времена упадка и к настоящему времени находилась на полпути между расцветом и упадком, не зная, куда направить стопы. Былой лоск имперского города-лагеря, позолота амбициозных зданий, построенных некогда архитекторами-иностранцами, давно облезли. Стропила сгнили. Плотники ушли или сгнили в земле без следа. Две войны, прошедшиеся правда по периметру, город не украсили, скорее наоборот. Но ещё сохранялось понятие «Старый Патерстоунец», под которым понимались те, кто приехал сюда аж целых двадцать семь лет назад.

По мнению аборигенов, вселившихся в город лет двадцать назад из окрестных деревень и уже корчащих из себя коренных Патерстоунцев – осталась великая культура. Мы верим на слово, что культура осталась. Но сколько её осталось, насколько она велика, на этот вопрос никто нам внятно не ответит. Несколько родственников писателя Хрусталевского, автора знаменитого романа «Убийство и Тайга», влачащих ныне жалкое существование, группка рокзвёзд, одаривших мир песнями туманного содержания, народный хор в доломанах – вот в принципе и всё!

Зато природа дала местным всё.

Лето. Белые ночи. Прекрасная северная природа. Этого тут так много, что хотелось бы сократить! Кто не хотел бы быть счастливым под светлым северным небом в недолгие дни северного лета? Кто не хотел быть запечатлён на фоне вечной, прекрасной северной природы? Кто не хотел хоть раз увидеть мистического вечернего северного освещения, когда двор залит светом, а на улице – ночь? Кто не хотел бы бродить среди каналов и помоек древнего и прекрасного Патерстона – северной столицы неизвестно чего? Нет таких! И не будет! Все хотят!

Даже Ивен Чутки – Почётный Гражданин города, смотритель царского горшка, депутат нескольких созывов Сейма, невольно восхитился, выглянув на улицу из окна своей квартиры на Фруктовых каналах. Нет, те, кто не хочет жить здесь, те уже давно умерли от алкоголизма и тоски.

Недаром приурочили празднества ко времени белых ночей, хотели благословения природы для мелких людских дел. Юбилей Патерстоуна праздновался по высшему классу. Денег на действо не жалели. Здания в центре стояли со свежевыбеленными фасадами, вонючие помойки прикрывали щиты с улыбающимися девицами, везде латали брусчатку мостовой, золотили купола. Здания стояли с замотанными сеткой мордами. Во дворах вокруг помоек возводили потёмкинские стройки – расписанные гуашью будочки с ионическими капителями.

Очень дорого и долго – делать хорошо. Легче наклеить плёнку на развалину. Лучше спросить совета у находчивого воришки Потёмкина, чем затевать что-то монументальное.

Иностранцы были поражены. В небе плавал дирижабль с сатанинской рекламой на брюхе: «Волшебные луковицы Покусая!», «Жевательный табак с Антильских островов!», «Гуано Фреда Малахова». «Пансион Милы Навзнич. Девчонки что надо!», «Позвони! 3333!».

– Что это значит? – испуганно спросил Кропоткин, воздевая голову к потолку и похожий в эту минуту на главного персонажа картины Кукрыниксов «Конец». – Луковицы? Опять эти луковицы? Что говорите? Девчонки сок выделяют? Милка Навзнич!? Хорватская звезда? Мы где-то это уже видели!? Или слышали! Берегите кошелёк! Здесь явно пахнет жареным! Любой может пасть жертвой кровожадных луковиц!

– Молодёжь развлекается! Деньги девать некуда! – ковыряясь в зубах ржавым натфилем, ответил Нерон, – вот и платят юнцы за дурацкие рекламы типа этих. Причём платят отчасти деньгами, отчасти – здоровьем!

Шар сделал круг и показал лоснящийся бок с новыми словами: «Великий Драчуловский. Белый Мавр. Глотание стаканов и хождение по огню! Горбатые киты и спелые вольтижировщицы!».

– Какие непроходимые проходимцы! – скривился Нерон, – Из железной болванки сок выжмут!

Кропоткин выхватил стило и застрочил по бумаге.

– Круто! Я чего-нибудь замечу и изреку, – сказал насмешливо Нерон, указывая пальцев прямо в глаз Кропоткина, – А он ходит и записывает за мной!

– Таким голосом говорит стерва с жидким пучком на затылке! Ну и что! Ты же не ценишь сказанное! То, что ты что-то сказал просто так – ты бросил в мусорную корзину космоса! Это уже не будет доступно никому никогда и никогда не будет никем повторено! В определённом смысле это безответственность, ибо гениальное и нужное слово, подаренное бесцеремонному и молчаливому космосу, является предательством истины! – отвечал Кропоткин, протирая очки пролетарской фланелью.

– Страна непроходимых проходимцев. Ладно! Записывай!

– Нет! Это слишком на Дармидовича похоже! Или на Шмуйского.

– Чем он занимается на досуге?

– Пишет стихи! Клёкотание глухаря на току! Розы-мимозы. У самцов после сорока такое случается! Вот! Послушайте!