Михаил Русанов - Лад Посадский и компания. Книга II. Дела заморские

© Михаил Русанов, 2017

© Михаил Иванович Русанов, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-7484-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Душной летней ночью приснился Ладу сон чудной. Будто сидит он маленький в бане. Вокруг тени. Берёзовыми веничками жар нагоняют, да приговаривают:

– Будет Ладушка здоров, здоров и силён. Будет Ладушка умён, умён и сметлив. Будет Ладушка сам по себе, на беду ли другим, на счастье ли…

Тут приблизилась к нему, мальцу несмышлёному, голова нечисти невиданной – рыло свиное, глаза как у хорька, борода переплетена, что корни дуба столетнего, – пойди, найди концы! А на лбу – рога коровьи. Ухмыляется рожа бесовская, зубы кривые да острые скалит. Лад, не будь дурак, взял и плюнул в морду окаянную. Загоготала рожа отвратная, затрясла бородой огромной. Тут-то Лад и схватил беса главного за волосы седые, да как дёрнет изо всех своих маленьких сил. А рожа бесовская ещё громче хохочет…

Проснулся Лад в поту холодном. Пошарил рукой по полу, нашёл чарку с рассолом капусты квашеной. Жена милая, Гадина добрая, позаботилась. Чтоб похмелье мужу голову не сильно ломило, поставила возле кровати чарку то. Унял дрожь Лад, выпил рассол. Вот оно значит, как было, подумал. Видать, правду старухи по базарам несут. Дёрнул таки я Чер-Туя за бороду.

– И не сомневайся.

Выронил Лад чашку на пол, глаза протёр. Огляделся. Нет никого в спальне.

– Утром скажешь Седобороду, идут в Посад гости заморские. Лица светлы у них, а мыслишки тёмные.

– Кто здесь? – Тихо спросил Лад.

– А нет никого. Слова мои Седобороду передай. А теперь спи.

С тем и уснул Лад.

На утро в голове так шумело, что Гадина забеспокоилась – уж не чары ли злые на мужа легли? Но не может такого быть! Не берут его заговоры разные. Знать, дело в похмельном синдроме. Мужу о том говорить не стала. Хоть и набрался он ума за последний год, а слюна всё же иногда на языке пениться. Плюнет, не подумав на пол, а там ковёр новый, – хундустанский, ручной работы. Потому разговор с другого начала.

– Ещё раз услышу от соседей, что ты допоздна в кабаке сидишь с гоблином шерстяным, выставлю вещи твои за порог! Пойдёшь жить к нему, чтоб его клопы заели!

М. Уолт просматривал почту. Биржевые сводки его не интересовали. А вот новости из главного штаба Синдиката наводили на мысли тревожные.

Секретарша Стелла, в народе посадском ведьмочкой прозванная, подала шефу кофе крепкий.

Напиток сей в Посаде не был популярен. Горький отвар чёрных молотых зёрен пришёлся по вкусу не многим. Вот хундустанцы употребляли его в больших количествах. Они имели монополию на торговлю кофе. А раз товар спросом не пользуется, на складах годами лежит, так чего же добру пропадать? Вот и пьют хундустанцы кофе, как мужики посадские брагу медовую – литрами, вёдрами, а когда и бочками. Оттого хундустанцы спокойного сна не ведают.

М. Уолт выпил кофе, закурил сигару, в Посад контрабандой доставленную, и вызвал к себе Донда.

Со дня битвы, в которой посадские отстояли независимость торговую, минул почти год. Известие о том до сих пор будоражит земли дальние. Посадские возгордились. Да и по праву. Стал Посад первым городом, открыто выступившим супротив заморских супостатов.

Но не многие понимали, что победа такая – щелчок по носу зверя лютого. Выиграть битву одну – не значит победить в войне. Выиграть – выиграли, а перед переменами не устояли.

Торговля в Посаде процветала, ярмарки и базары ширились, пришлось даже за пределами Посада леса вырубать. Дело такое с наскока не решалось. За вековые леса выкуп был положен нечисти посадской.

Купцы богатели, а если кто в пух и прах разорялся, – не беда. В Посаде работы много. Пройдёт год-другой, глядишь, и подвернётся случай дело новое открыть.

Конторы ссудные всюду как грибы росли. Где большие проценты, где маленькие, – сам думай, решай, что подходит тебе.

Появились и юристы в Посаде. Отнеслись к ним с холодком. Некоторые биты были, а уж в плевках почти все ходили.

Юристы все как близнецы – худы, волосы прилизаны, и носы длиннющие. Люд посадский недоумевал – за что деньгу кровную хлыщам этим отдавать? За язык шустрый? На любом базаре, на ярмарке самой захудалой, не один десяток болтунов найдётся! Совет старейшин в раздумьях пребывал, – понаехало юристов тьма тьмущая, а какой прок от них, – никто не знает. Пошли за разъяснениями к Седобороду. Тот вразумил – юристы что приказчики, при каждой сделке стоять хотят и процент в карман себе класть. Приказчики молча выслушали слова такие. А на следующую ночь пылали все конторы юридические заревом весёлым. После случая такого, Совет старейшин постановил, – юристам в дела торговые не лезть. Прерогатива то приказчиков посадских.

(При словах сих приказчики головами важно кивали, хотя плюнуть каждый хотел. «Уж, не из лексикона ли нечисти словечко – прерогатива?». Кто сказал «лексикон» так и не дознались. Но на полу в избе Совета после много плевков насчитали.)

Юристам на откуп были даны дела бытовые. Свадьбы, похороны по обрядам той или иной диаспоры, тяжбы по завещаниям, имущественные споры, а так же составления разного рода контрактов, не касающихся дел торговых, – всё легло на плечи юристов. С каждой монетки заработанной обязали их платить налог в казну посадскую. Так юристы тут же Гильдию организовали, и протест подали в Совет. Грамотно всё расписали – мол, так и так, не по силам платить большие налоги. Зуб, главный в Совете старейшин, от наглости такой речи лишился. После помянул нечисть и выгнал всех вон. А Ярому Живодёру, начальнику дружины посадской, строго наказал:

– Впредь лоботрясы твои пущай следят за хлыщами проворными. Шибко умные они. Только ум их не в сторону Посада смотрит.

Седобород дальновиднее оказался. Пожаловал он как-то вечерком к М. Уолту. С тех пор юристы притихли. Объяснили им ухари в плащах длинных, что к чему и каков закон в Посаде. Теперь Гильдия исправно вносит налог в казну посадскую. И ещё чуть-чуть в ЗАО мафиозное платит. О том Совет старейшин не догадывается.

– Вызывали, босс?

В дверях кабинета М. Уолта вальяжно стоял Донд. Одет он был в костюм мужиков посадских – широкая рубаха синего шёлка, брюки из ткани северной, добротной, в поясе ремнём кожаным, в три пальца шириной, схвачены. На ногах полусапожки из шкуры дикого кабана, по военному образцу сшиты. Если б не лицо без эмоций, и не худощавость, в которой угадывается выносливость зверя степного, Донд действительно походил бы на мужика посадского, – мужика добродушного, в делах торговых толк знающего.

М. Уолт улыбнулся. Хищной получилась улыбка. Знал он, перед ним – профессиональный убийца. Мастер плаща и кинжала. На весь Синдикат таких десятка три будет, не больше. Сам М. Уолт входил в тройку лучших. Оглядев Донда, он удовлетворённо кивнул. Какую бы одежду Донд не носил, сущность его оставалась прежней. Хорошая смена подходит, подумал М. Уолт.