Леонид Бляхер - Сибирская сага. Афанасий Бейтон

Поручика определили на постой в небольшом домике в предместье под названием Лупулово, где была расквартирована и его рота. Убедившись, что солдаты размещены и накормлены, он отправился к себе. Оставшись, наконец, один, Бейтон скинул амуницию и завалился на кровать, отказавшись даже отужинать с хозяевами. Но заснуть не вышло: гудели ноги, в голове крутились мысли. Поняв, что не заснет, поручик, накинув кафтан и охабень, сунув за пазуху трубку и кисет, вышел на улицу.

Было тихо. Только вдалеке перекликались стражники. Альфред раскурил трубку и попытался успокоить кутерьму мыслей. Осада будет трудной. Тридцать тысяч поляков против шести тысяч осажденных. Да и какие шесть тысяч? Могилевский полк только числом грозен, а умения у него меньше, чем у последнего солдата в их полку. Да и оружие там старое. Предместья удержать будет непросто. Хоть вал явно подновляли, частокол выставили, ров углубили, а защита слабая. Слишком много врагов. Стены крепкие, но невысокие, а возле реки и совсем низкие. С окрестных холмов весь город простреливается. Да и припасов немного. Войска-то сколько; да и так людей за стенами спряталось немало. Ох, достанется нам. Одна надежда на армию Ромодановского, которая сейчас движется с боями от Шклова. Да казаки могут успеть с юга. Могут успеть. А могут и опоздать. Как карта ляжет, как говорят любители коротать вечера за игральным столом…

Внезапно невдалеке под чьими-то сапогами заскрипел снег. Бейтон неожиданно для себя самого отшатнулся в тень. Мимо не прошел, а проскользнул человек. Лица в темноте не разобрать, но походка и фигура показались знакомыми. Запахнув полушубок, поручик последовал за странным ночным прохожим. Тот часто оглядывался. Бейтон каждый раз прижимался к стенам домов. Прохожий свернул в переулок. Поручик примостился за углом. В переулке прохожего ждали. Разговор шел на польском языке, хорошо знакомом поручику.

– Великий гетман ждет от Вас, пан полковник, решительных действий, – негромко проговорил один из собеседников.

– Пан гетман может на меня рассчитывать, – шепотом отвечал другой.

– Послезавтра утром мы начнем штурм города. Вы должны открыть ворота Лупулово и ворота из предместья в город, как только будет дан сигнал фонарем из лагеря.

– Я сделаю это. Но и Вы не забудьте: я буду владеть этим городом.

– Не волнуйтесь. Слово Радзивилла в этом мире еще что-то значит. Запомните – послезавтра утром, во время последней стражи. А теперь уходите.

Поручик вжался в стену, как мог, и затаил дыхание. Мимо проскользнули две тени. Одна направилась к ограде, другая в сторону города. Вот оно как. Измена. Не случайно этот тип мне так не понравился. Что же теперь делать? Убить? Его же и повесят, как изменника. Бежать к фон Штадену или полковнику? Пожалуй, к фон Штадену. Он знает и Бейтона, и русских. Он найдет, как выйти из положения.

Поручик почти бегом направился к дому подполковника и практически ворвался к нему в спальню. Его сбивчивый, прерываемый эмоциональными вскриками рассказ, тем не менее, произвел впечатление на фон Штадена. Ворча о нарушении субординации и всех мыслимых приличий некоторыми молодыми людьми, он собрался и вместе с Бейтоном отправился в цитадель, где располагался воевода. К воеводе их не пускали долго. Стрельцы упорно твердили, что боярин Иван Васильевич почивает. Но настойчивость фон Штадена была поистине беспредельной. После почти часа препирательств их, наконец, пропустили в дом. А еще через полчаса они предстали перед светлым ликом боярина-воеводы, одетого в горничную рубаху и домашний кафтан. Боярин был хмур и крайне недоволен неурочным визитом. Но, узнав причину, всполошился не на шутку.

– Ты, братец, точно уверен, что все правильно понял? – несколько раз задавал он вопрос Бейтону.

– Так точно!

– Да я ж его, шельмеца, в бараний рог согну! Повешу на воротах!

Тут заговорил фон Штаден.

– Батюшка Иван Васильевич, повесить его было бы справедливо. Но ведь ляхи тогда другого иуду найдут.

– Что же ты, подполковник предлагаешь? Златом его наградить? Шубой на собольем меху?

– Зачем награждать, боярин-воевода? Награждать его нельзя, а вот использовать можно. Ляхи в атаку пойдут, считая, что их ждут с хлебом и солью, а мы их встретим залпом роты вот этого молодчика, – полковник указал на Бейтона. – Вот прыти у них и поубавится.

– А изменники что, стоять и смотреть будут?

– А зачем им стоять? Вы, батюшка, их в цитадель отправьте. Да не всех, а тех, которых Поклонский сам назовет. Вот мы и узнаем, кто предатель, а кто присяге перед государем верен. Тех же, кто останется, мои молодцы на пики и поднимут.

Воевода задумался. Потом рассмеялся и хлопнул фон Штадена по плечу:

– А лихо ты, немец, придумал! Головастый ты, однако. На том и порешим. И чтобы тихо у меня. До поры шума не поднимайте, – добавил он уже другим тоном.

Обратно ехали не торопясь. Сумрак зимней ночи уже готов был вот-вот смениться утренними сумерками. Отоспаться им уже не выйдет.

– Вы молодец, поручик, – начал разговор фон Штаден. – Хорошо подметили господина изменника. Предместье мы, конечно, не удержим, но теперь у нас появляется шанс на успех.

– Почему не удержим? Заговор же раскрыт! – удивился Бейтон. В тот момент он чувствовал себя необычайно сильным, способным – если не в одиночку, то уж со своей ротой точно – разгромить врага. Ответ полковника вернул его к реальности.

– Молодой человек, не стройте из себя невинную девицу. Нас меньше трех тысяч подготовленных войск, да три тысячи ополченцев, а у поляков даже без пехоты (которая, кстати, днями подойдет) тысяч пятнадцать. Вопрос в том, сколько людей они потеряют, штурмуя Могилев. Помните, что я Вам рассказывал про прошлую осаду Смоленска? Так вот. Сейчас Могилев – это Смоленск, а Радзивилл играет в этом театре роль покойного государя Михаила Федоровича. Он будет штурмовать, а потому проиграет. Но в этой игре есть и наши частные интересы. Например, я был бы совсем не против остаться живым. У меня еще есть дела на этом свете, и не только в Московии.

– Честно говоря, господин полковник, я тоже хотел бы еще посмотреть на этот мир.

– Вот об этом и стоит поговорить завтра. Похоже, мы уже приехали. Отдохните, если сможете. Завтра будет трудный день, а про послезавтра и говорить нечего.

Они распрощались почти друзьями. Бейтон к собственному удивлению заснул и проспал мертвым сном остаток ночи. Видимо, молодость брала свое. А утром начались перемещения.

Часть могилевского полка перебросили на стены Высокого города, «разбавив» стрельцами Лопухина. Отбирал людей, оставшихся в посаде, сам полковник Поклонский. Потому особых сомнений в том, кому верны оставшиеся с ним, не возникало. Явно не царю Алексею Михайловичу. На их место вводились роты солдат. Впрочем, вводились тихо, без барабанного боя. В Лупулово осталось несколько сотен ополченцев и чуть больше бойцов ван Букховена. Ранним вечером офицеры полка собрались у полковника. План был прост.