Николай Боевкин - Постоянная времени

Сам же Грильон своей главной заслугой в том сражении считал вовсе не галстук, и даже не те драгоценные мгновения, которые он выиграл для перегруппировки войск, а использованную им новую тактику конной атаки. Собственно, тактика, конечно, была вовсе не нова: шведы использовали ее уже очень давно. Но во Франции кавалеристам предписывалось подойти к противнику на расстояние выстрела, разрядить в него все имеющиеся заряды и только потом бросаться вперед со шпагами наголо. Иногда взаимная перестрелка продолжалась в течение нескольких часов.

В то памятное утро соображать было некогда и исполнять обычные боевые приемы – тоже. Поэтому граф приказал своим драгунам пустить лошадей в карьер и ударить по неприятелю безо всякого промедления, пренебрегая встречным огнем. Грильон действовал тогда по наитию; но потом, поразмыслив, пришел к выводу, что так необходимо атаковать всегда. Получалась сплошная выгода: во-первых, у неприятеля нет времени прийти в себя, перестроиться и организовать достойное сопротивление. Во-вторых, стрельба на таком расстоянии все равно почти бесполезна, а заряженные пистолеты будут гораздо нужнее в ближнем бою. И третье, самое главное – солдаты довольно быстро привыкают стоять под обстрелом несмотря на то, что рядом падают убитые товарищи. Привыкнуть же к виду несущихся на тебя во весь опор всадников невозможно.

Грильон подступался с этими нововведениями к маршалу Люксембургу, а позже и к другим полководцам, но так ничего и не сумел добиться. Инерция и неспособность сановников принимать самостоятельные решения без указания короля были для Франции того времени настоящим бичом.

Перебрасываясь с дамами остроумными репликами, Грильон вдруг заметил, что герцогиня Мантуанская, поймав его взгляд, изгибом роскошных бровей указала на выход. Эта молодая красавица, по которой три года назад сходили с ума все мужчины Парижа, сбежала недавно из Италии от старика мужа, державшего ее взаперти в великой строгости. Брак не задался даже раньше, чем начался, поскольку свадебные галеры с невестой едва не попали в лапы африканских корсаров. По счастью, обратное путешествие прошло безо всяких происшествий.

До встречи с Поншартреном была еще уйма времени, которое нужно было как-то скоротать, и Грильон согласно прикрыл веки. Сюзанна Генриетта удалилась, а граф в целях конспирации тут же отвернулся, даже не проводив ее взглядом. Хотя это стоило ему больших усилий. Поразительную красоту свою герцогиня унаследовала от прабабки, Габриэль д’Эстре, официальной фаворитки и властительницы сердца Генриха IV, отравленной сотню лет назад сторонниками семейства Медичи.

Вдруг всеобщий гвалт многократно усилился, и придворные разом пришли в движение. Выход короля к мессе – сразу сообразил Грильон. Воспользовавшись случаем отделаться под благовидным предлогом от дам, он пробормотал какие-то извинения, покинул галерею и спустился по главной лестнице. Дойдя до покоев герцогини, граф незаметно огляделся по сторонам и нырнул в дверь, тотчас же утонув в пенных волнах белокурых волос.

***

Несмотря на столь позднее время, Грильон уже битый час ждал приема у канцлера Франции. Тот еще не возвращался от его величества. И вот, наконец, Поншартрен появился в сопровождении двух вооруженных мушкетами гвардейцев, которые находились при нем неотлучно. Стражники, облаченные в голубые суконные мундиры с короткими рукавами, шли, как всегда, впереди, заслоняя собой хранителя печати. Их одежду украшали вышитые серебром палица Геркулеса и девиз «Erit haec quoque cognita monstris», что означало: «Это отведают чудовища». Под монстрами подразумевались две самые страшные угрозы для государства – ересь и бунт. Канцлер был единственным чиновником во Франции, которого охраняла королевская гвардия.

Граф де Поншартрен был очень мал ростом; видимо, поэтому он носил высокий заостренный к верху парик и длинную черную мантию. На худом и невыразительном лице сияли умом и живостью глаза.

Канцлер много работал и исполнял свои обязанности чрезвычайно усердно, однако был лишен какой-либо инициативы. Но человеком чести он был, несомненно, и очень прост в обращении.

Поншартрен не терял времени даром: он успел подготовить и подписать у Людовика приказ, который интересовал Грильона. А поставить государственную печать, без которой никакой королевский акт не имел юридической силы, было и вовсе делом техники: печать эта постоянно болталась у канцлера на груди.

– Мой помощник будет приносить вам, граф, копии поступающих документов, касающихся этого дела, – сказал Поншартрен. – Я дал поручение сделать подборку из архива, она будет готова через несколько дней. Не пугайтесь, в первый раз бумаг будет очень много.

– А что насчет денег? – поинтересовался Грильон.

– Все как обычно: составьте смету и подайте ее Шамильяру. Пишите побольше – все равно срежут: министр финансов любит показную экономию.

– Не сомневаюсь! Насколько я понимаю, казна сейчас практически пуста.

– Ну, не все так трагично, – улыбнулся Поншартрен. – Да и вряд ли у вас будут такие уж большие расходы.

– Как знать.

– Советую вам обратиться к д’Аржансону: ситуацией в Париже он владеет лучше, чем кто бы то ни было. Кроме того, у него обширная сеть соглядатаев.

– Господин канцлер, мне вот что пришло в голову, – сказал Грильон. – Не могли бы вы приказать своим информаторам сообщать о людях, заподозренных в вампиризме? Это сильно бы упростило мою задачу.

– Я уже дал такое распоряжение, – кивнул Поншартрен.

– Действительно, похоже, правы те, кто считает графа весьма дальновидным человеком, – подумал Грильон.

– Неплохо было бы еще заручиться поддержкой маркизы де Ментенон, – продолжил канцлер. – Тем более что она вам симпатизирует.

– И как это сделать?

– Я подумаю. Для начала нужно выяснить, посвятил ли ее король в это дело.

– Вы думаете, маркиза еще не в курсе?

– Не знаю.

– Но вы же регулярно встречаетесь с ними…

– Да, это так. Но инициатива здесь не может исходить от меня – его величество ведь приказал держать все в тайне. Если король или госпожа де Ментенон сами поднимут этот вопрос, я что-нибудь придумаю, чтобы организовать вашу встречу.

***

Покинув апартаменты канцлера, Грильон обогнул дворец и ухнул три раза филином. Одно из окон второго этажа приоткрылось, и из него выпала, разматываясь на ходу, веревочная лестница.

Когда-то они встречались в небольшом доме, расположенном к югу от дворца около ворот Сатори. Этот дом был подарен герцогине королем. Луиза Франсуаза со свойственной ей иронией называла его в зависимости от ситуации: то Désert, что означало «Пустынь», если речь шла о шумном застолье, то Dessert – «Сладкое блюдо», когда подразумевалось тайное амурное рандеву. Супругу не нравилось ни то ни другое, и он как-то пожаловался Людовику на обильные веселые трапезы благоверной. К тому же на уютное шато имели виды ее брат с сестрой, граф Тулузский и герцогиня Орлеанская. Поэтому место свиданий пришлось переменить.