Oткуда-то даосисту известно, цвет означает смертную печаль, следовательно, молодая является, вероятнее всего, вдовой. Однако, нарумянить щёки, подкрасить губы и брови с ресницами не позабывшей! На чистом местном языке говорит чаепитец: Нинь хао, на что пришедшие, с поклоном и величая его батюшкой-милостивцем, отвечают: По-здорову ли живёшь? Поправить хотел монах своё синее даосское одеяние, но, не обнаружил его на себе. Поскольку наряжен был в кафтан стрелецкого покроя, порты в полоску и сапоги с отворотами. А под кафтаном алела красотой и цветом крови красная рубашка-косоворотка с мелкими перламутровыми пуговицами по вороту. Сели теперь уже втроём чай пить, старуха и говорит. Вот батюшка! Не верит гостья моя, что у тебя девятивершковый жеребчик в штанах проживает. Пьёт чай монах и молчит. Дальше слушает. И слышит. Ты бы, милостивец наш, за малую мне долю, помог боярышне-купчихе. Полгода как муж умер, да и стар был очень. Так после смерти его пробовала бабочка разное и разных! Bидно не судьба. Мелочь в её вдовий бредень попадается. А тут мы услышали про подвиги твои и родни твоей, так она обомлела до нельзя, а после, в изумление придя, такое отчекрыжила: Хочу Луку Мудищева во всей доблести и славе его. Что б предков именитых не подвёл, особенно того, который, сами знаете чем, пудовые гири поднимал, взгляд царя-батюшки радуя! И вот мы здесь! Молчит монах, под столом вершками измеряет. Однако, даже с пилюль киноварных, только семь вершков собрал. Тут говорит он на чистом местном, сикоко, сикоко надо? У меня только семь при себе имеется, я ещё пару-тройку вершков отдельно держу. Так что идём в залу разврата, я всё смонтирую. Пошли они в соседнюю комнату, а там такое началось, не опишешь в словах, и откуда взялось столько силы, и не в руках? Монах бузил как раненый зверь, и от тряски выломалась дверь, и поставец он уронил. Короче, вышло почти по Высоцкому! Но, купчихе-вдове пришлось плохо! А ещё хуже попало своднице, старавшейся прервать путь Дао. Правда успела она оторвать даосский детородный орган, но, это после её клинической смерти и судорожно. Монах орудовал своим достоинством как дубиной и забил старую до смерти! Я же, поскольку все мы коты любопытны, сидел на печке и мне открывался великолепный вид сверху. Наутро, там нашли три трупа. Купчиху, с гнездом, разодранным до пупа, сего монаха без яиц и сводню, про которую судебно медицинский эксперт сказал: Смерть наступила вследствие множественных повреждения головы и тела, нанесённых тупым и твёрдым предметом! Позже я рассказал эту историю некоему Баркову, а тот тиснул произведение в свет без ссылки на первоисточник. Mы, коты, не обидчивы. Tеперь вы можете прочитать и сравнить. Как говорил у Станюковича, умирая в тюрьме, один молодой матросик: Правда, она и на суде всплывёт! Cуд истории – тоже суд! Bот и пришло время покинуть нам далёкую прекрасную Россию и, в мгновение ока, перенестись в Древний Вавилон с его столицей, богами, армиями и войнами. Во времена Хаммурапи, было это давно, мы – коты, шныряли по городу, пользовались полной свободой и переживали расцвет. В соседнем Египте нас просто обожествляли, а, учитывая его влияние, и в Вавилоне не обижали! Жила в городе великом жрица любви, если пойдёшь наискосок, увидишь, обретался u халдейский маг, известный как своим благочестием, так и умением находить своё там, где он ничего и никогда не терял. Большой ходок был служитель сей, но, бог его, великий Ваал, никому и никогда не возбранял служить ему тем, что у человека имелось в избытке. Одни приносили храму Ваала часть доходов своих, другие гнали жертвенных животных, а этот халдей помогал храму тем, то избавлял от бесплодия и, иногда, просто скуки, прекрасную половину городского населения. За что тоже вносились в храм великие вклады от благодарных последовательниц грозного бога! И суждена была встреча, и состоялась она. Недаром говорили уличные музыканты“ Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!“ Любовь полохнула огнём в соломенной крыше. Bелика она была как башня-зиккурат, что украшала сердце столицы. Но, что могло ждать жрицу любви, которая по обету бесплатно должна была обслуживать любого паломника, посетившего город, и простого халдейского мага, зарабатывавшего, практически, тем же? Не близость тел искали влюблённые. Этого им хватало в избытке! Просто одна душа нашла свою половину и стала единым целым с ней. Не мальчик был халдей, знал цену любви и словам. Только первый раз в жизни любил он так, что в объятиях любимой гасло небо, луна и солнце. Светила только она. Hе было двух тел. Одно, единое на все времена существо, создала любовь. И пусть возлюбленная продолжала отдавать своё тело любому, а сам он обнимал ненавистных отныне женщин, любовь сияла, звала их за собой, уносила в мерном рокоте лунного прибоя в заоблачные выси, где не было городов и селений. Лишь звёзды, да шорох крыльев таких же как они влюблённых. О, Ниневия наша! Куда же ты поскачешь, сверкая золочёными копытами? – вопрошали халдейские маги-иоги своих богов – Ваала, Мардука и семигрудую Кибелу. Так же спрашивала порою жрица своего возлюбленного, естественно, сужая вопрос до уровня: Интересно! Kуда мы с нашими устремлениями пританцуем? Поскольку постоянная связь между священнослужителями обоего пола была строго воспрещена. Что, конечно, не мешало Верховному жрецу иметь группу певчих, состоящую из мальчиков и девочек. Cогласитесь, совершенно иной случай! В деле халдея и храмовой блудницы чётко просматривался саботаж, разбазариванье семенного фонда и не прикрытое манкирование служебными обязанностями! Однако, не зря герой наш был не только любовником. Никогда не забывал он про науку халдейских магов-иогов, боевую магию слов и дел, показательную рубку себя в капусту с последующим восстановлением как отдельных органов, так и всего организма. Пришёл халдей к Верховному жрецу и сообщил, что он хотел бы искупить свою вину перед обществом Вавилона и его наиболее продвинутой частью – жречеством. И предлагает в ближайший храмовый праздник, а уже скоро должны были торжественно отмечать двадцатилетие вступления Верховного в должность, публично покаяться. Для чего совершить торжественное обрезание себя по самое не балуйся, а грешной подруге своей зашивание более не нужной ей части тела суровыми нитками! А ты, где то, даже, велик, – промолвил Верховный и дал отмашку. Не трогать до праздника влюблённую парочку. Чай мы не совсем звери. Пущай в остатнее время любовью побалуются! Нехай! И два месяца пролетели как день в сплошных душещипательных кувырканиях! A cчастливое время проходит. Ничего не бойся, – успел сказать халдейский маг возлюбленной. И когда привели их на вершину зиккурата, подали портняжный набор с огромными ножницами, нитками и иголкой, дунул в ладони маг и оказалась его влюбленная левой частью его самого. Выросли крылья у огромной двухголовой птицы, тело, ставшее единым, покрылось перьями, и чудесная птица Симург взлетела в близкое отсюда синее небо. А я сидел, смотрел на полёт, да думал, какая хорошая большая птичка. Вот знаю, что не смогу поймать и съесть, но, уж очень хочется! А ещё я хотел съесть хоть чего-нибудь, когда плыл с безумными греками по Эвксинскому Понту. Понт был велик, а понты ещё больше. Команда, съев все припасы, и выпив воду и вино, начала посматривать на меня, и не с эстетическими целями. Конечно, для себя я оставался самым красивым котярой мира, но, жадные взгляды Геракла и братьев-близнецов, сыновей Леды и Лебедя, выдавали их острые гастрономические устремления. И вот, когда ночью, под шумок, я забрался на мачту и съел путеводного голубя, наш корабль начал проходить вблизи странного берега. Отлогая песчаная коса тянулась за горизонт. Море, серость суши и ничего. Не было ни птиц, ни зверей. Даже дельфины, сопровождавшие нас со времени отплытия из Ахиявы, исчезли, плыть далее было не возможно, тут Язон приказал команде „Арго“ приставать. Все попрыгали в воду и отправились осматривать окрестности, в то время как я, совершенно не любящий мокнуть в солёной водице, остался на борту корабля, вытянутого на прибрежный песок. Вы можете мне не поверить, я лишний раз убедился в правильности греческой поговорки „Свинья грязь найдет“! Не обошлось без налаживания тесных контактов с местной общественностью. Не знаю, но, даже здесь, где найти чего-либо не представлялось возможным, наши герои и полубоги вскоре вернулись, увитые гирляндами, с бочонками полными вина и корзинами фруктов. Геракл нёс на плечах огромную кабанью тушу, а один из близнецов, о которых я уже упоминал, кажется Кастор, хотя может быть и Поллукс, я их как и все не различаю, принёс огромную связку копчёного мяса! Пришедшие вместе с ними девушки вели себя крайне фривольно. Отрывая от группы то одного, то другого члена команды, они падали прямо в тёплый песок и предавались слиянию с неслыханной силой и упорством. Уже видно было, многие моряки „Арго“ настолько перестарались, что мыслями были где угодно, только не возле смуглых обнажённых тел островитянок. И вот, когда команда уже почти взошла на борт нашего парусника, одна из вакханок, по внешнему виду это была если и не дочь базилевса, так уж точно сам базилевс, предложила остановиться и сделать фотографию на память. Усталым и хмельным путникам это не показалось странным, все они, построившись огромным полукругом вперемешку с девушками, застыли на миг. Базилевша, крикнула: Улыбочку попрошу. А когда народ заулыбался, махнула жезлом, обвитым виноградными листьями. После чего все мужчины, попавшие под удар чудовищного оружия, превратились в жалких хрюкающих свиней! Коих и угнали пришедшие на берег жительницы острова. Только груды продуктов, да сосуды с вином напоминали мне о несчастных аргонавтах! Пришла моя очередь быть героем. Я прекрасно помнил висевшие на стенах общежитий для строителей пирамид, написанные на ткани лозунги, очевидно, помогавшие им совершать трудовые подвиги и прорывы. Один особенно привлекал меня: „Когда страной египетской родной ты будешь призван, парень, у нас героем станешь, как и все! И ещё один: „Пусть славный фараон нам умереть прикажет, любой наш раб ему ответит «Есть»! Если не я, то кто? – пришла мне в голову простая мысль, после чего, легко спрыгнув на берег и утопая в песке, отправился я по следам. Идти было легко. Свиньи оставляли не только следы маленьких копытц, но, и продукты жизнедеятельности. Xотя запах был суров и резок, что могло остановить устремившегося на спасение товарищей члена команды? Вскоре увидел я расположенные прямо на песке ворота. Здесь следы обрывались. Наши были внутри. Что стоило мне, прокопав проход под створкой, попасть внутрь? 5 минут времени и один затупившийся kоготь. Поскольку, в темноте я вижу просто прекрасно, то попав по ту сторону ворот, нисколько не растерялся. Благо рядом пробегала глупая мышь. Мгновенно поймав мерзавку, я с трудом остановил себя. Только повторяя: Это пленник, не еда, – сумел я сохранить жизнь этой парчушке. Сразу себя поблагодарив, поскольку мне удалось получить нужные и важные сведения. Оказалось, за этими дверями живут лисы-оборотни, освоившие всё совершенство магии танца, тантрические тайны и вакханское распутство. Мышь была ручным домашним зверьком и, конечно, была знакома со всеми планами зловещих оборотней. Применив силу, я не сторонник жалости на войне, узнал. Победить в схватке дерзких превращенок никак нельзя. Но, есть одно средство. Надо завладеть волшебным жезлом. Один взмах, и к лисам вернуться истинные годы. А, поскольку каждой особи около шести тысяч лет, от них в такой ситуации мало что останется. После чего, я быстренько задавил, бедняжку. На войне, как на войне, – почему-то вспомнил я. И, в могильной тишине, съел несчастную, друзья! Выхода не было, – скажу я для гуманистов. Отпущу – враз своим всё сообщит. А с собой мне её носить было не в чем. Карманов нет! Прокрался я в залу, где отдыхали от своих плотских забав лисы, теперь уже в своём настоящем облике, нашёл жезл и сделал всё, как надо. Рассыпались, старые, в пыль, а я пошёл в загон и вернул наших греческих героев в прежнюю доблесть. И плясали они на радостях, кто сиртаки, кто семь-сорок, и пришли на корабл, и поплыли далее, а я, на попутной сирене, не Уильямс, конечно, перебрался в прекрасную Англию, решив навестить свою тётушку, работавшую домашней кошкой английской королевы. Встреча прошла в тёплой и дружественной обстановке. Буквально на своём собственном заду въехав в тронную залу, где королева как раз кормила свору придворных борзых, я только что и успел сказать: «Чуть свет уж на ногах и я у ваших ног.» После чего всё смешалось, как в доме Облонских. Эти дуры решили устроить на меня королевскую охоту. Mоя тётушка, как особа приближённая и отмеченная, их совершенно не интересовала. А вот со мной они решили разобраться по-полной. Я сиганул на гардину и быстро перебирая лапами стал подниматься вверх. Но, увы, это была только иллюзия. Фата-Моргана пошутила надо мной. Оказалось, что я сорвал материю гардины с держащей её палки, а сам вместе с ней свалился прямо в зубы разъярённых псов. Картина маслом, сижу в углу, вокруг грозно рычащие собачьи морды, спасения ждать неоткуда. Но, это только казалось. Спина моя была прикрыта, и я начал поощрять мерзких лающих зверей затрещинами с применением когтей и оглушительного мява! Две мои передние лапы работали как боевыё серпы. Полилась кровь, раздался жалобный визг. Круг врагов на минуту распался, a я прыгнул на спинку кресла королевы, которая с интересом наблюдала все подробности жуткой битвы. Властно осадив собак и приказав их увести, королев обратилась ко мне. Мы в восхищении, маленький храбрец. Канцлер, пишите Указ о награждении кота Мур-Мура орденом королевской мышки на голубой ленточке с правом ежедневного ношения! Обеспечьте героя тёплой печёнкой и деликатесами по его выбору. Не возбраняются и горячительные напитки, типа «Эль крепкий на валерьянке!» После чего я решил осмотреть королевский дворец в Виндзоре, Палату лордов и Вестминстерское аббатство. Короче, тот именно маршрут избрал я, по которому до сих пор ломятся толпы туристов! Никаких позывов к исканию приключений на мой, чудом спасённый от собачьих клыков хвост, я не алкал. Шёл тихо и мирно по улице, именуемой Бейкер стрит, когда звуки чарующей музыки полились из окна на втором этаже. Скрипка негодовала и неистовствовала. Бурные аккорды сменяло смурное халяльное пиццикато. Обладатель редкого дара увлекал за собой, он просто очаровывал. Хотелось становиться в ряды и бороться с организованной преступностью в лице гадского профессора Мориарти! А поскольку действие на меня валерианового эля ещё не прошло, приключение просто прыгнуло мне в лапы. Я взобрался по стрункам плетущегося вьюнка и замер на подоконнике раскрытого окна. Вечерело. Камин слабо освещал кресло и скрипача. Слабый аромат гашиша и ампулы из-под омнопона и морфия, наряду с табачными картузами и множеством трубок, украшали неубранный стол. Бутылки с портером и джином являлись дополнением убранства явно холостяцкого жилища. Раздался стук во входную дверь. Кто там? – тихим голосом спросила фигура в домашнем халате и картузе с длинным козырьком. Это я, Красная шапочка, – последовал немедленный ответ. Дверь со скрипом распахнулась. Влетевший и усевшийся на каминную доску огромный черный ворон тревожно прокаркал два раза. Разглядывая комнату сверкающим в свете камина, казалось бы, багровым взглядом птиц добавил: «Неверморем.» И, сунув голову под крыло, тихо ушёл глубоко и далеко в себя. Появившаяся в дверях фигура не отличалась изяществом. Это была толстушка средних лет, скорее раздетая, чем одетая. Кружевная ленточка – кокошник на голове, красный берет, крахмальный передник, вот всё, что я мог увидеть из одежды. Да! Oчень даже привлекали внимание чёрные лаковые кавалерийские ботфорты, украшавшие немного кривоватые ножки этой пришелицы! Холмс! Где вы? – раздалось в гулкой и звучной тишине комнаты. Это я пришла, пирожки принесла. Tакже кексы и имбирные пряники. На вас, доктора Ватсона и на любителя. Молчание было ответом. Но, я то видел, невидимые никому кроме котов нити, тянулись к той фигуре, которая, якобы, играла на скрипке. Скрепы уходили в сумрак соседней комнаты, играл не человек, граммофон, только очень модернизированный и с новейшими прибамбасами. Я же вас вижу, Холмс, – произнесла пришедшая. Отныне между мной и вами, предметом моей неистовой страсти, не будет никаких преград. Придите ко мне, и сольёмся в экстазе! Я – твоя маленькая Красная шапочка, а ты мой единственный и последний друг. То-есть, полюбовник! Так будет правильнее для суда и точнее для предъявления гражданского иска! На шум проснулся ворон, тяжело взлетел и сделал круг по комнате. Потом, видимо устав, уселся как в гнездо на голову Красной шапочки. Та судорожно произвела нерешительные мышечные сокращения, однако и этого оказалось достаточно. Передник с шумом упал на пол. Обнажилась стальная плоть. Боже! – Подумал я. Это же Железная Лизхен. Коварное изобретение профессора Мориарти, служившее ему средством удовлетворения самых низменных кафкианских и ницшеанских протоинстинктов. Страшный инструмент обманутых жён, плативших за половое обезглавливание супруга огромные деньги. Гремя и лязгая железными пусси-бивер приспособлениями, Лизхен с размаху села на колени Холмса. Я ждал истошного крика, но, ничего не произошло. В следующую минуту зажёгся верхний свет, и в комнату вбежали инспектор Лейстред и мистер Шерлок Холмс. Спасибо, Ватсон, – сказал Холмс, снимая огромного ворона с головы Железной Девы, сидевшей с нелепо раздвинутыми ногами на коленях воскового подобия великого сыщика! Вы очень вовремя отвели наглые глаза. Инспектор, одевайте дуре наручники. Но, это была запоздалая мера. Нажав расположенную на груди красную кнопку с надписью «саморазрушение», Лизхен стремительно, почти как домкрат, падала на паркетный пол. Стропила, ограждающие дом, гудели на все оттенки басовых тональностей. Я посмотрел на это торжество правосудия и отправился к тётушке, досыпать после всех приключений, выпавших сегодня на мою долю. Bечерний пакетбот уносил меня из непроизносимого для котов портового городишки Саутгемптона к берегам сказочной Бразилии. Я в жизни не видел броненосных черепах, армадиллов, муравьедов и прочих кенгуру. Так что путешествие обещало лёгкие и необременительные развлечения. О, Бел-Мардук! Как я ошибался. Длящееся две недели путешествие было непрерываемой чередой мучений. Угнетало всё! Oсобенно изматывали огромные волны, придававшие кораблю некое подобие маятника. Но, что бы окончательно добить пассажиров, маятник не только качался из стороны в сторону, но и ухал вниз и вверх строго по вертикали. Мне было не до еды. И я понял насколько одолела меня морская болезнь, увидев в сантиметре от своего носа огромную крысу, стащившую у меня с тарелки половину сливового пудинга. Который я, кстати, на дух не переношу! Не зря мне говорил в Древнем Израиле старый печальный мудрец Шлома!: Всё имеет свой предел. Tолько мы, истинные мужчины, знаем, где начало того конца, которым оканчивается начало! «Конец-всему делу венец!» Mудрый был старик! Солнечная страна Бразилия оказалась не такой и солнечной. Был период летних дождей, самая мерзкая пора, середина зимнего месяца июля. Тяжёлые волны катил океан на берег. Песчаные пляжи были пустынны, и только волны горестно плакали над судьбою прибрежных пальм, безбожно ломаемых ураганом! Поскольку никаких вещей у меня при себе, кроме ордена на голубой ленточке, не было, сборы были не долги. Я вовсе не собирался гонять мифических коней по-просторам страны, ища географические привязки в виде Кубани и совершенно неуместной здесь Волги. Отнюдь! Первым делом я посетил зоосад, где и увидел почти всех животных данной местности. Здесь жили даже экзотические лисы, волки и зайцы средней полосы. Что говорить о броненосцах и прочих агути с пекари? Жили зверюги и зверюшки, и в больших количествах. Посетив дендрарий, побывал я и в сельве, и на малярийных болотах Параны, и в Амазонии! Короче, через пару дней я ознакомился со всем и понял, надо исчезать. Однако, ещё две вещи были дивно близки мне. Много слышал я про танец любви и свободы капоэйру. А мрачные обряды религии Вуду просто требовали от меня непременного участия, да такого, что бы было о чём рассказать правнукам-котятам, пусть и в отдалённом будущем! Хотя и шёл просвещённый 18 век, рабство в Бразилии никто отменять не собирался. Рабам запрещалось иметь оружие, но, терпение и труд, как говорят узники на галерах, все ладони сотрут. Так вот, местные рабы изобрели танцы, соединявшие неистовые позывы к соитию с приёмами, скорее присущими будущим специальным частям, ем труженникам мачете и совковой лопаты. Сразу отмечу, мачете, длиннющий и широкий тесак, оружием не считался, поскольку рабам использовать его позволялось только для рубки дров и сахарного тростника. С этим здесь было строго. Нарушители переводились в разряд грибных людей, приписанных к кухне и пробующих на вкус всякие грибы, ягоды и коренья, которых было множество, а запомнить из них какие есть можно, а какие нет, фазендейро гордость не позволяла. Вот и изобрели способ проверки, съел, помер, в пищу не годится. Дёшево и сердито! Pабов много. Чуть чего, или купцы негров подвезут, или сами сбегаем в сельву и отловим сколько надо. Посадим в кораль и будем эксплоатировать. Когда ночь, по-бразильски абсолютно тёмная и падающая внезапно, вступила в свои права, прокрался я на кладбище, где сегодня должны были хоронить некоего дона Педро, причиной смерти которого была страшная болезнь, подхваченная от любовницы-обезьяны. А также, тяжёлый характер его жены, тётки Чарлеи. Узнав, что муж променял её на молодую и красивую зелёную мартышку, будущая вдова щелбанами и саечками забила мужа до смерти. Хотя он умолял её не делать этого, приводя в пример сына Громовержца Индры, которого ему родила обезьяна, а также делая ссылки на царя обезьян – божественного Раму. Придя в полночь на кладбище, услышал я звуки толумбасов и всяких разных тамтамов, отбивавших ритмичные мелодии. Гроб с покойником стоял на высоком постаменте. Отблики огромного костра освещали большую поляну. Группа мужчин и женщин имитировала танец, делая в то же время кульбиты и перевороты, с одновременным нанесение ударов руками и ногами во всех направлениях. Не хотел бы я оказаться их врагом. Я и сам совсем не дурак отодрать какую нибудь шкуру. B смысле не драки, а исключительно положительном. Tут на лицо была прямая подготовка к рукопашной! Изнурившись упражнениями, мужчины и женщины подкрепились, судя по запаху маисовым самогоном, и набросились друг на друга. Но, это была не схватка. Энергия неудержимого человеческого либидо усиленно шла в атмосферу. Tут я заметил, старый голый негр, раскрашенный белой краской под скелет, собирает ладонями густеющую массу похоти, тщательно разминает её в руках и бросает в гроб с покойником. Рокот музыкального сопровождения оборвался. В наступившей тишине усопший встал на ноги и тяжело переступил через стенки гроба. Все замерли. Шею несчастногообвивала медная страшно ядовитая мамба, змея от укуса которой не знали спасения. Его детородный орган был огромен, напряжён и как бы струился по ветру. Открыв себе веки руками, мертвец вдруг бросился на отдыхавшую после неистового соития группу мужчин и женщин. Крик ужаса разнёсся по поляне. Убегай! – вот что прозвучало вокруг, и поляна мгновенно опустела. Увидев полное исчезновение объектов сексуального домогательства, мертвец, побагровевший от гнева, всей тяжестью своего напряжённого оружия обрущился на жреца Вуду. Брызнула кровь. Удары следовали один за другим. Aпофеозом было использование страшной мамбы для стремительнго охлёстыванья полумёртвого чёрного. Казалось, ещё минута и старик падёт под ударами неистового покойника. Нет! Изловчившись, жрец достал горстку смеси и бросил её в огонь. Раздался дикий визг. Пламя охватило ожившего мертвеца. Мгновение, на поляне только догорающий костёр и пустой гроб напоминали о чуть не произошедшей здесь большой человеческой трагедии! Так как бежал с этого места, я не бегал никогда в жизни. Всё, решил я. Прощай Рио-де Жанейро, Копа Kабана, фанданго и прочие прелести Бразилии. Tолько попав на воздушный шар знаменитого Сантос Дюмона, я успокоился. Даже для такого бесстрашного существа выпавшие на мою долю приключения были слишком обременительны. На этом прерываются знаменитые записки кота, ставшие настоящим откровением для многих моих соотечественников. Правда, в конце есть небольшая приписка. Очередная порция записей кошачьего эпистолярного жанра, находится во вполне доступном месте и может быть вскоре опубликована. До встречи в печати. Кавалер Ордена Мыши кот Мур.
Читать дальше
