Василий Карасев - Слуга всех мышей. Космическое фэнтези

Федя отложил трубу на стол, вытер пот со лба, осушил очередную банку, потянулся было за пультом, но передумал и снова набрал номер.

– Алё, Анисим? Ну, уболтал я бабу эту, как её… Селену. Наводку дает. Да не на водку! А за… тьфу ты, привязались оба… Бомбера она нам сдаст! Ну да… ага… Какая соседка? Которая цветы разводит? Ну не знаю, у меня одна соседка… Ил зовут. Ну да она похоже… Чего она читает? Блин, Анисим, ты чё с дуба рухнул? Читают газеты! Ну эти еще… как их… буквари. Да иди ты… Ну дома, наверное, свет вон горит в доме. А какого мне к ней идти? Да ты мне еще за прошлый месяц не отстегнул, я чё тебе лох за так пахать? Скока? Да я на пельменях больше имею. Ну, это еще ладно, обсудим. Так о чем я с ней… Куда везти? Так она откажется, мне что силком тащить? Она ж того… соседка! Чего? Как это заинтересовать? Денег что ли дать? Не, Анисим, ты и прям того что ли? Какой идиот не знает, где Луна находится! А чего мне к нему подходить, у меня оно от пола до потолка! Ну гляжу… ну нет, да… Да это ж ты астроном, я откуда знаю где… Блин, уверен он. Ну ладно, хоккей—окей, так и скажу, уломал языкастый. Так куда везти? А хату свою спалишь? Понятно… Ага… А с Селеной что? Туда же? Не въезжаю я, Анисим, кто там кого читать станет, но обе бабы будут у тебя, обещаю. Понял я, понял! Дай пива хоть глотнуть, с утра сушняк давит. Всё, Анисим, уже иду к Ил, уже звоню Селене,. Да понял я, блин ну ты и зануда! Короче, я тебе баб – ты мне бабки и оба в мармеладе. Покедова!

Федя отбросил трубу, с тоской посмотрел на выключенный кинотеатр, рассовал по карманам пару банок пива и направился к дому Ил.

Дверь дома оказалась приоткрытой, Федя задумчиво остановился, затем все—таки постучал. Ответа не было. Он постучал еще раз. Снова тишина. Тогда он заглянул в дверь и громко крикнул:

– Эй, соседка!

Ему опять никто не ответил. Он решительно вошел в дом и, не снимая кроссовок, двинулся в гостиную. На спинке кресла сидела кошка и внимательно, как-то совсем по—человечески смотрела на него. Феде даже стало не по себе от такого взгляда.

– Брысь ты, скотина, – рыкнул он и стал неторопливо осматривать комнату, – ну и живут люди, – недоуменно покачал головой Хаврошин, – книги, книги… книжную лавку можно открыть… она что же все это читает что ли?

Кыш спрыгнула с кресла, прошла мимо незваного гостя, и ее глаза из зеленых вдруг стали золотистыми. Кошка запрыгнула на оконный подоконник и по—прежнему не сводила взгляда с Хаврошина. Движения его стали замедляться. Он стал похож на большую толстую заводную куклу: неуклюже повернувшись и, осторожно переставляя ноги, вышел из комнаты, затем из дома, прикрыл за собой дверь и по тропинке между грядками вернулся к себе. Затем проследовал прямиком на кухню, машинально выпил еще пива и только тут очнулся.

– Что это было? – недоумевая, спросил он, – заснул я что ли? Наваждение какое-то, блин. Ну и дом у этой Ил! Да и на фиг. Все равно ее там нет. Так сейчас и сообщу Анисиму.

Но сообщить он ничего не успел – во дворе громко звякнул колокольчик, и в калитку вошла Ил. В свете мощного фонаря, освещавшего оба двора с крыши хаврошинского дома, было видно, что женщина одета в какое-то странное темное платье и идет, прихрамывая и спотыкаясь…

Какой враг наиболее опасен? Сильный? Против Силы есть Ум. Умный? Против Ума есть Сила. Имеющий Деньги, обладающий Властью? На большие деньги найдутся еще бóльшие, а власть вообще понятие довольно хрупкое. Самый опасный враг – это обаятельный враг. Против обаяния не помогут ни власть, ни деньги, ни сила, ни ум. Ибо обаяние лишает тебя главного оружия – решимости биться с врагом.

Я так и не понял: враг мне Дядя или нет, но его обаяние уже влияло на мои решения.

Смутное ощущение незавершенности этого места по—прежнему не давало мне покоя. Это было похоже на неоконченную картину, словно Илья Репин тщательнейшим образом нарисовал и бурлаков, и корабль, который они тянут, и каждую веревку до последнего волоска на ней, а вот Волгу пририсовать запамятовал. Этакий пейзаж—караоке.

– У меня странное чувство, – осматриваясь вокруг, заявил я, – словно здесь чего-то не хватает.

– Чего же? – слегка удивился Дядя.

– Знаете, это какое-то болезненное ощущение. Как будто ноготь надломился и постоянно мешает: так и хочется его отрезать, а нечем. Хочешь подумать о чем-то ином, а все время возвращаешься мыслями к этому ногтю.

– И чего же, все—таки не хватает?

– Вы будете смеяться, – смущенно произнес я, – но здесь не хватает дома. Вот должен быть дом, а вместо него пустота какая-то.

– Смеяться я не буду, – Дядя изумленно уставился на меня своими небесно—голубыми глазами, – более того, я попрошу вас описать этот ваш недостающий дом.

– Ну, двухэтажный, деревянный, со всякими резными финтифлющками для украшения, первый этаж – гостиная и две небольших комнаты, второй этаж – одна большая комната с двумя окнами в разные стороны… да, и с двумя балконами. На один ведет лестница прямо с улицы, иного входа на этаж нет… Еще большая веранда, увитая зеленым плющом,.. – странно, но дом стоял перед моим внутренним взором как настоящий, я даже различал, что одна из ступенек лестницы сломана.

На этот раз Дядя удивился по—настоящему. Да что там! Нисколько не преувеличиваю – он был потрясен. Зачем-то обошел вокруг меня, потом помотал головой из стороны в сторону и, наконец, произнес:

– Вы, конечно, сильный эмпат. Видимо, от какой-то центральной линии, на которую не сильно подействовали разбавленные браки. Но, звезды меня побери, никто еще на моей памяти не мог почувствовать этот Дом. Да, дом действительно есть, сейчас вы его увидите, – и он резко провел раскрытой ладонью перед моим лицом.

Тут же из ниоткуда появился Дом.. Теперь был потрясен я. И куда сильнее, чем Дядя. Этот Дом – я просто не могу произносить его название с маленькой буквы – был точь—в-точь таким, каким я его описал. А на открытой незастекленной веранде за маленьким разноцветным столиком восседал пожилой китаец.. Что это китаец я понял сразу – кто еще может так увлечься маджонгом, что даже не повернуть головы к неожиданно появившимся гостям.

Через стол от азиата на мягкой высокой табуретке сидел серый сибирский кот, такой худой и облезлый, что только репьев в шерсти не хватало, чтобы наглядно проиллюстрировать эпитет «драный».

– Подойдем, – предложил Дядя, – сейчас я вас познакомлю с Ван Цзе и…

– Цзе? – перебил я его, – неужели из тех Цзе, которые…

– Прямой потомок! – с гордостью подтвердил Дядя.

Насколько мне было известно, примерно три тысячи лет назад рыбак Цзе изобрел игру в манджонг, чтобы отвлекать сознание рыбаков, выходящих в море от мешавшей им качки. Игра эта нечто вроде «домино наоборот». Из пирамиды из 108 костей нужно было убирать пары с одинаковым изображением. С тех пор, маджонг значительно эволюционировал….Ночь меня убила бы за это слово!…и распространился по всему свету. Некий генерал Чен Ю Мунь, отряду которого поручили ловить бандитов в далекой провинции Нин—По, никак не мог заставить своих солдат бодрствовать во время ночных дежурств. И бил их бамбуковыми палками, и ругал последними китайскими словами, и поощрял – ничего не помогало. Тогда он в приказном порядке заставил их по ночам играть в маджонг. Какое-то время игра удерживала внимание солдат, но потом они все равно засыпали. И тогда мудрый генерал пришел к выводу, что сознание современного человека стало более изощренным, и решил усложнить игру. Он ввел новые карточки, обозначающие цвета и стороны света (север, юг, восток и запад). С тех пор солдаты, забывая о сне, а иногда и о пище, дни и ночи напролет резались в маджонг. Не знаю, сколько уж они там выловили бандитов при таком повальном увлечении, но сам генерал запомнился капризной даме Истории не столько своими военными подвигами, сколько как реорганизатор маджонга.