Георгий Кузьмин - Deja Vecu [Уже пережитое]

Боже, Анька свалила все в одну кучу, перемешав в каше выводов маленький кусочек фактов, и теперь не нарадуется на получившееся блюдо.

– Саш, обещай, что никогда больше такого не сделаешь.

О, Божья участь, за что мне это?

– Ладно-ладно, обещаю.

– Обещаешь?

– Обещаешь!

– Точно обещаешь?

– Да точно-точно обещаю!!!

– Смотри, ты трижды пообещал, – сказала моя любимая мучительница, туша сигарету об специально подготовленную урну, и не растекаясь далее мыслью по древу, взяла меня под руку.

– Напомни мне, больше тебе не показывать фильмы Финчера.

– Ой-ли, ой-ли! – хохотнула она. – Так куда ты хотел меня привести? Ты стал «любителем ходить по магазинам»?

В это время мы влились в поток картонных пакетов с покупками, со всех сторон давящий хаотичным гомоном, да к тому же с такой концентрацией всевозможных ароматов, что впору было вешать табличку «смерть аллергикам».

– А ты помнишь, как мы с тобой встретились? – говорю я, постепенно двигаясь к огромному главному холлу.

– Ага, ты тогда ошибся вагонами в метро – тебе нужно было «от центра», а ты перепутал, и сел «в центр».

– Да-да. Я тогда «Фаустом» зачитался и не заметил, куда иду. В поезде тебя увидел, когда голову поднял… Ты никогда не думала, что это сама судьба меня направила в тот вагон?

– Были такие мысли…

Мы наконец прорываемся до середины торгового центра и останавливаемся среди людской толчеи.

– Любимая, я хочу чтобы время было не властно над нашей судьбой, и чтобы мы всегда были вместе, не смотря ни на что. И если ты хочешь того же, я готов для тебя на всё! Даже остановить само время …

– Прости, остановишь что? – Аня не успела даже улыбку с лица снять, из-за чего получилась мимическая смесь из недоумения и шутливой иронии.

– Время, – говорю я, и подняв руки, три раза громко хлопаю в ладоши.

Всепоглощающий хаос из людских речей, топота ног и музыки, оборвался до того резко, что в первые секунды у меня заложило уши сухой ватой. В огромном помещении пугающим образом повисла гнетущая пустота из звуков и движений – все, абсолютно все замерли на своих местах, без всяких намеков на жизнь. Модный и безнадежно дорогой московский торговый центр за секунду превратился в сплошную немую сцену спектакля без названия.

– Я люблю тебя, – пока Анька приходила в себя, силясь понять, что происходит, я преспокойно опустился на одно колено, и достал заветную коробочку с кольцом. – Выходи за меня. Будь моей женой.

– Я… Я… – бывают в жизни такие мгновения, когда тело ощущает одно, а разум не может принять данную физическую реальность, и эта борьба настолько сильна, что человеку легче упасть в обморок, нежели принять одну из борющихся сторон.

Глаза моей благоверной созерцали, как все люди встали парализованными столбами, а слух улавливал лишь эхо неопределенных мелодий, звучащих из глубин торгового центра.

– Ань? Любимая?… – пытаюсь вернуть её в наш мир.

– Я… Я… – в остекленевшем взгляде начал просыпаться огонёк разума. – Я согласна… Да, я согласна!

Стоило эху её слов унестись в глубину торгового центра, и оглушительный взрыв аплодисментов и криков «ура» выбил тишину как пробку из бутылки. Хлопки и крики толпы не смолкали, что на контрасте с царствующим только что вакуумом, делало картину просто сверх сюрреалистичной.

В центре этого хорошо сорганизованного хауса стояли я и Анюта, крепко прижившись друг к другу.

Глава 6.

Возраст: 33 года

Место: Москва

Монета, отправленная щелчком вверх, разрезает воздух своим ребром. Неважно, сколь долог будет её полёт, монета обязательно, обязательно упадет одной из своих сторон вниз.

Это есть фатум неизбежного выбора.

Песочные часы, запущенные чьей-то рукой, ссыпают весь песок вниз. Как бы не была узка горловина, и насколько бы не была наполненной верхняя колба, рано или поздно она опустеет настолько, насколько наполнится нижняя.

Это есть фатум земного притяжения.

Так устроено наше существование, сопрягая неизбежный выбор со скоростью падения, вынуждая ежесекундно выбирать один из всех возможных вариантов, а после мириться с результатом своего выбора всю оставшуюся жизнь.

Но из всего многомиллиардного человечества есть одно исключение – моя жизнь. Двенадцать лет назад мне удалось поставить ребром свою монету и закрепить песочные часы параллельно земле, избавив себя от тягот выбора и последствий. Я смог обмануть причинно-следственный принцип повседневного быта и научился править судьбоносные перекрёстки своим цензом. Буква «Я» стала для меня заглавной раз и навсегда, изменяя контексты многих событий, кружащих календарным калейдоскопом вокруг меня и ежедневника.

В общем, рычаги на полную, тапку в пол и «А-е, крошка!».

– Ой-ё… – хотя ничто так не может помешать чувствовать себя «властелином мироздания», как обыкновенное человеческое похмелье. – Зачем же столько-то, Санёк. Кому оно надо было, а?

Утренний разговор со своим вчерашнем бестолковым поведением – это классика жанра, ухватившая за горло всякого, кто познал блаженство хмельного безрассудства. Кто в этом грешке не замечен? Если есть такие индивиды на территории нашей необъятности, то они должны писать автобиографическую «Учитесь, как надо». Я же ничем не лучше остальных, пытался воссоединить самостоятельное правление телом со своим не совсем ясным, а даже очень замутнённым сознанием.

В общем утро начиналось довольно весело…

– Анька! – зову свою жену с нашей кровати. – Ау!

И тишина мне несчастному была ответом. Значит во всем нашем пентхаусе ни души, и некому водички с целебными пузырьками газиков мне поднести. Промаявшись пять минут в раздумьях о вечном, головной боли и о вечной головной боли, я заставил бренные конечности двигаться в сторону холодильной камеры, где таился отсек с «запотевшей» от холода минеральной водичкой. Совершив подвиг поднятия тела с лозунгом «Никто, кроме нас!», я преодолел коридор, затем лестницу и спустившись на первый этаж квартиры произвел-таки возлияния живительной влаги.

– Да, хороша чертовка, – говорю я на раскинувшуюся Москву, стоя возле огромного окна. Величие этого поистине могучего мегаполиса можно узреть лишь с хорошей высоты, на коей я и находился. Огромный город-монстр горделиво выпячивал свои архитектурные прелести омывая их лучами ласкового весеннего солнца, отчего становился похож на сплошную рекламу самого себя.

– Чего-то я хотел, – вслух прорывается мой мыслительный процесс. – Ах да, матч!

Оторвавшись от панорамирования столицы, я подошел к широкой барной стойке, где у нас всегда стоял открытый ноутбук подключенный к глобальной ловушке для подростков. Ежедневник был оставлен мною на этом же месте.