Семён Ешурин - Крепостная герцогиня (главы 64—115). Квазиисторическая юмористическая эпопея

– … коий наречён в честь победоносца славного! – воскликнул царь.

Кивнули собеседники, изобразив немой восторг от прозорливости монаршей. И не пошли они супротив совести своей, ибо назван был малыш и впрямь в честь победоносца… Правда, не святого, а реального, ибо генерал славный Джордж Гриффит, отец Уолтера-Роджера и впрямь одни виктории на поле брани одерживал. И даже последняя для него битва про Гохштедте, опосля коей он оказался на пенсии по инвалидности, викторией славной завершилась.

Улыбнулся монарх довольный и молвил:

– До встречи на крестинах. И кликните Алексашку Светлейшего.

Ушли Смиты, и явился Меншиков. Передал ему царь рассказ Малашки занимательный и молвил в заключении:

– Выходит, зря «гноил» я Малашку, желая отмстить агликашке, ибо вовсе он и не нахал трепливый Уолтер Гриффит, а лояльный к моему величеству и величию Роджер Смит. Посему сей Малашке велю дать волю!

– Рад зело, мин херц, решению сему разумному, ибо заслужила свободу сия юмористка отпадная и шахматистка гениальная! Правда, супруг ея всё-таки Уолтер, ибо пять лет назад сразу опосля дарения мне Архимеда быстроногого просил он меня заключить его в тюрьму за обмеление канала Ивановского.

– Сие мне ведомо! Но ведь не виновен он и насупротив – чуть было ни предотвратил безобразие сие!

– Так-то сие так, мин херц, однако, будь даритель Роджером, не мог он знать про то, что в оказии с обмелением Уолтер Гриффит замешан.

– Но ведь мог же он каким-то неведомым нам образом узнать сие.

– Мог-то мог, да не мог… требовать посадить себя, Роджера за вину своего кузена Уолтера!

– И то верно! – был вынужден признать Пётр. – Выходит, хитрющая Малашка обманула меня!

– Скорее всего, хитрющий Уолтер Гриффит убедил ея, что он Роджер Смит. А Малашка законопослушная от чистого сердца впарила тебе, мин херц, туфту сию!

– В таком случае, – воскликнул царь, – потребно наказать Уолтера чрез супругу его! Пущай сия законопослушная и чистосердечная Малашка остаётся крепостной! Зато смогу я пред иностранцами хвастать, что в Расее имеется крепостная девка, кояя умнее ихних свободных интеллектуалок!

…Засим крестины состоялись. Окрестил царь Егора Смита и молвил крёстной матери чада вопящего:

– Гордись, Эсмеральда таборная! Токмо что стала ты крёстной матерью аж графа! И не простого, а… крепостного!

– Уж лучше бы простого! – возразила цыганка дерзкая.

– Не скажи! – расхохотался монарх. – Простых графов пруд пруди, а крепостной граф один на всю Расею, а то и на весь мир!

Окружающие, включая цыганку, не приняли слова сии всерьёз, ибо Его Величество уже изрядно навеселе был.

Вторые крестины оказались шумнее первых, ибо на сей раз вопил не один граф, а два разнополых. Незадолго до издевательства сего поведал крёстный отец Меншиков крёстной матери Екатерине Алексеевне, что самые удачные наряды, сшитые крепостными швеями Славы Кроликова, разработала мамаша крестимых. Посему царица взирала на Наташу с уважением немалым.

Опосля крестин Ея Величество оживлённо побеседовала с модисткой талантливой. Выразила она пожелание августейшее, что крестница ея Юдифь лет этак чрез десять по стопам родительницы своей пойдёт и порадует двор царский разработкой наряда своего. А пока малышка на сие не горазда, заказала царица матери ея Наташе наряды для юных модниц принцесс Анны и Елизаветы. Вскоре наряды сии были доставлены мужем умелицы и произвели фурор в обществе светском.

Вернулись царь с царицей в Летний дворец во столь же Летнем саду. Поднялась Екатерина Алексеевна на свой второй этаж. А к царю лакей явился:

– Ваше Величество! Вот уже час «маринуется» во прихожей купчина Томас Голд со своею невестою младой.

– Коли он «МАРИНуется, – усмехнулся монарх, – то невеста суть «Марина»?!

– Не могу знать, но могу узнать.

– Сам узнАю. Пущай войдёт.

– То бишь «войдут»?

– Коли уже брюхата, то «войдут»! – рассмеялся царь. – А коли нет – пущай войдёт, … а уже опосля станет брюхата!

Вскоре во главный кабинет расейский вошла скромная милая юная дева очаровательная и приветствовала монарха почтительно. Тот аж вскочил от избытка чувств:

– Ай да Томка! Такую девку отхватил! Губа не дура!

– Согласна с Вашим Величеством! ГАУПТическая ВАХТА, именуемая «губой», явно не дура, ибо добавляет ума нарушителям дисциплины воинской, в ней пребывающим!

– Везёт мне ныне на юмористок остроязыких! – рассмеялся монарх. – Токмо что беседовал с одной такой… крепостной!

– Одобряю, Ваше Величество, Вашу методику притупления излишне острого языка путём перевода обладателя органа сего для окружающих опасного в зависимость крепостную!

Того пуще расхохотался Пётр:

– Вообще-то, сия Малашка юморная уродилась крепостной, однако методику твою, то бишь… мою следует на вооружение принять при разборках с инакомыслящими, ибо в отличие от заключения тюремного, для казны накладного, обращение в зависимость крепостную ввиду труда почти дармового для казны прибыльно.

– Мыслю, что в рамках перевоспитания строптивицы сей стала уже оппозиционная Малашка Вашей милашкой.

– В отличие от супруга своего и впрямь оппозиционного, девка сия вполне позиционная. Но несмотря на факт сей похвальный, не стала она милашкой моей, ибо довольно ликом страшна… в отличие от тебя, дева лепая… безымянная.

– Предвидя желание Вашего Величества зреть пред собой деву именную, позвольте представиться: Анна Браун.

– А Томка-то наш молодец! Однолюб, можно сказать. Любит токмо Анну! Сперва с расейской фамилией… Можно сказать, с самой главной расейской фамилией. Токмо по-нашему ни бельмеса не смыслила. А ныне опять Анну, «шпарящую» по-нашему аки Малашка, токмо с фамилией забугорной. Видать, предок папаши твоего из-за бугра, али из-за Буга Южного в Расею попал.

– Предки отца моего (в отличие от потомков его частично европейских!) чисто расейские. А фамилию его славную «Романофф» сменила я на фамилию усопшей опосля родов матушки моей по совету нашей общей, Ваше Величество, учительницы Авдотьи Голд, урождённой Долгорукой, дабы у великого любознательного народа расейского ненужных ассоциаций не возникало.

– А скажи-ка, мисс Браун, какой ты веры?

«Атеистической!» – помыслила девушка и ответствовала:

– Пока англиканской, но во связи со предстоящим (во случае одобрения Вашим Величеством!) бракосочетанием с перешедшим во православие Томасом Голдом, мне предстоит перейти туда же. В народе расейском глаголят: «Пока гром ни грянет, мужик не перекрестится!» Я же, не дожидаясь грома в виде высочайшего неудовольствия государыни Екатерины Алексеевны, планирую не токмо перейти во православие, но и перекреститься из англиканской веры во православную с помощью Вашего Величества, дабы будучи дщерью Вашей крёстной, не считалась дщерью родной и не претендовала на престол расейский к радости Ея Величества, да и моего убожества, ибо управление Великой Расеей великих способностей требует, коии хоть и в наличии у Вашего Величества, но мне по наследству не передались, ибо даже при общении с женихом своим Томасом приятнее мне подчиняться, нежели повелевать.