Любовь Паршина - Хроники Нового Вавилона

– Да-да, не в мою смену!

– Помилуйте, Зелковиц! Это уже даже не смешно. Корф приходил к вам – лично к вам! – дважды. Что ему понадобилось в отделе голосов?

– Я решительно не понимаю, о чем вы говорите, – лепетал Отто. – Я никогда…

– Ах, довольно, господин Зелковиц! Вы ведь передали ему «Голос Эдварда МакКлелана», не так ли? – выпалил Грево так, будто ему это и вправду было доподлинно известно. Зелковиц воззрился на детектива в каком-то благоговейном ужасе. – И не вздумайте вилять и дальше! Рассказывайте. И живо!

Грево стоял над арестантом, скрестив руки на груди и хмуря брови – немного картинно, но на Отто, похоже, действовало. Претор настороженно и внимательно наблюдал за обоими.

– Когда я перешел в отдел голосов, те валики – они уже лежали там. Даже не в самом отделе – в старой кладовке, которой давно не пользовались. Ящик был запечатан сургучом, я думал, что это какая-то затерявшаяся посылка.

– И вам стало любопытно, что в ней?

– Нет, что вы! Я не трогал этот ящик, пока не пришел он…

– Корф?

– Да.

– А он знал, что находится в этом ящике?

– Нет. Он описал валики, которые были ему нужны, назвал первые строчки, с которых начинается запись на них. И предложил мне деньги. Много денег. Понимаете, оклад у библиотекаря весьма скромный, а я хотел жениться…

– Невесту уже нашли?

– Конечно. Мы помолвлены.

– Что ж, будем надеяться, она дождется вас из тюрьмы. Итак, Корф захотел, чтобы вы достали для него эти валики.

– И я стал их искать. Перекопал весь отдел, сидел ночами, прослушивал все сомнительные записи, пока не вспомнил об этом ящике в кладовке. О нем на моей памяти никто никогда не спрашивал. Я и решил заглянуть в него. Подумал, что в случае чего, расплавлю и залью сургуч обратно…

Тут Отто Зелковиц осекся. Его глаза остекленели, сделавшись непроницаемыми. Лицо переменилось – будто влажная, вязкая глина в мгновение ока засохла, запеклась, затвердела…

– И? – поторопил его Грево. – Валики были в той коробке?

– Нет, – удивительно спокойно отвечал ему Зелковиц. – В той коробке оказалась куча старых семейных фотографий. Не знаю даже чьих.

– Что?! Вы же только что сказали…

– Я ничего вам не сказал. Я не нашел валиков и ничего не передавал Вальтеру Корфу.

Претор, не выдержав, ударил кулаком по столу.

– Ну, Зелковиц, с нас довольно. Думаете, дураков нашли? Вы соображаете, где находитесь, с кем говорите?

Отто Зелковиц уставился в пол и ничего не отвечал.

Раздался стук в дверь, и вошел полисмен.

– Господин претор…

– Да, я вас слушаю.

– Ваш… То есть арестант Джейсон МакКлелан просит встречи с вами. Он утверждает, что это касается неотложного дела.

МакКлелан и Грево переглянулись.

– Такую возможность нельзя упускать! – сказал детектив. – Идите не мешкая.

Претор встал из-за стола и вышел вместе с полисменом. За дверью к ним присоединился охранник.

Вместе они прошествовали в другое крыло здания, где находился архив вещественных доказательств, а также несколько камер для временного содержания особых арестантов. Сейчас была занята только одна, пока Лефрой еще не привез экипажи, под завязку полные возмущенных и оскорбленных жрецов.

Вероятно, именно поэтому Джейсон и решился поговорить с отцом теперь – чтобы его прошлые соратники не увидели.

Он сидел на лавке в глубине камеры и даже не поднял взора, когда отец переступил порог.

– Оставьте нас, господа, – обратился претор к охраннику и полисмену. Они покорно удалились в начало коридора.

– Итак, что ты хотел мне сказать?

Джейсон лишь поднял на него глаза. Претор продолжил:

– Если ты решил сказать правду о Ложе, можешь рассчитывать на мою полную поддержку. Я сделаю все…

– Мне ничего не нужно. Просто я не хочу быть повинен в смерти невиновного человека. Пока у нас… У них была Силк Смит, меня это не так терзало. Но Хэзер… Я знаю, что она для тебя значит.

– Что они задумали? Они убьют ее?

– Да.

– Зачем им это?

– Они сейчас где-то в Нижнем Городе, и Хэзер там же. Где именно, я не знаю. И больше не спрашивай. Мне жаль Хэзер, но о Ложе я не скажу более ни слова.

– Спасибо, – кивнул претор. – Я сделаю все, что смогу, чтобы вытащить тебя…

– Я ни о чем не прошу, отец.

После злополучного завтрака Хэзер больше не давали ни есть, ни пить. К ней никто не приходил, никакие звуки не доносились в этот каменный мешок.

Она осмотрела каждый угол своей каморки, отодвинула, насколько смогла, всю мебель, простучала стены. Она даже вытащила из ниши картину с цветущим садом, но за ней обнаружился лишь все тот же бетонный монолит.

Иногда Хэзер засыпала (случалось, что и прямо на полу), но очень скоро просыпалась оттого, что ей мерещились шаги ее тюремщиков.

В последний раз она переживала похожую тревогу (несравнимо меньшую, конечно, но похожую) в шестнадцать лет. Это было перед самым важным ее выходом в свет – перед встречей с самым первым ее клиентом. Ей несказанно повезло, как редко везет девушкам ее профессии, – первым ее клиентом оказался достаточно молодой и милый человек. И заплатил очень-очень щедро. Еще бы – он все-таки платил за первую ночь любви.

Что ж… Теперь Хэзер предстояла последняя ночь ужаса.

Засыпая, устав от тревоги и смутных страхов, она почувствовала, что ей почти уже интересно – что же там будет? Что уготовили для нее эти неверующие сектанты?..

Однако когда она проснулась от скрипа механизмов в стене, ее охватила настоящая паника. Они пришли! Они пришли за ней!

Спросонья Хэзер даже не сразу поняла, что видит людей. Вошедшие мужчины были одеты в отглаженные брюки, жилетки и накрахмаленные рубашки – как официанты или валеты. И на каждом была маска – сплошная, глухая, угольно-черная.

Не дав Хэзер опомниться, они подхватили ее под руки, подняли с кровати и уволокли прочь.

Будучи в шоке, еще не опомнившись от короткого сна, Хэзер вначале не сопротивлялась своим стражам. Ее провели через темную гостиную, где она завтракала с Вальтером Корфом.

Далее они оказались в тускло освещенном коридоре. Пол тут был бетонный, холодный, и, ступая по нему босыми ногами, Хэзер окончательно убедилась в безжалостной реальности бытия.

Она в первый раз попыталась вырваться из рук стражей, но они держали ее так крепко и уверенно, что, казалось, даже не заметили этой слабой попытки.

– Прошу, не надо! – вдруг выпалила Хэзер и тут же до боли закусила губу.

Как же глупо – вот так вымаливать пощаду у невозмутимых фанатиков! Нет, она не станет их молить и не станет плакать. Впрочем, если верить словам Корфа, настойка господина Вонга избавит ее от самой возможности заплакать.

Хэзер ввели в лифт и повезли куда-то вниз. Перед ее взором промелькнуло несколько этажей, прежде чем они опустились в какое-то… подземелье. Не знавшая другого мира, кроме Вавилона, Хэзер решила, что ее теперь ведут по настоящему подземелью. Как иначе можно назвать это сырое, темное, пахнущее гнилью переплетение множества коридоров?