Мария Макссимова - Спектакль в прямом эфире. Трешевая история

– Мой микрофон поимели! Я так глубоко его пихала интервьюеру в рот, чтобы звук хорошо записался, ибо было очень шумно, – Барбариска ругалась, как сапожник. И этот человек утверждает, что читал Шекспира в оригинале.

– Барбарисыч, перестань нести чушь! – Я слегка повысила голос. – Ты пихала свой микрофон в рот людям и жалуешься, что его поимели, нахалка! Это ты всех поимела своим очень большим микрофоном.

Барбариска успокоилась и согласилась, но через пять минут раздался крик ужаса. Оказалось, что звук не записался. Да уж, редакционная «аппарадура» ни к черту! За техническое состояние диктофонов и микрофонов много лет отвечает у нас Горемыков. Я пошла вместе с Барбариской к нему и сказала, что устройство не работает. Горемыков вертел минут 20 диктофон Барбариски, подключал его к компьютеру, надевал и снимал очки, громко сопел, изображая тяжелую умственную работу, чесал седой затылок. Потом выдал заключение: «Я не знаю, что с ним не так, все инструкции на английском. Оставьте мне его, я потом еще посмотрю».

Барбариска не выдержала:

– Вы мне сорвали сюжет! Мне сейчас идти к директору или потом, когда снова что-то не запишется? Скажу, что я провалила классный сюжет, потому что вы не знаете английского и не можете настроить технику? А?

На что он вдруг встал и нагло заявил:

– Вдруг вы сами не туда нажали! Я заберу его на экспертизу, и у вас его стоимость из зарплаты вычтут! Он стоит 25 тысяч рублей! Вы, наверное, столько и не зарабатываете еще.

От неожиданности брови Барбариски взлетели вверх, появилась складочка на лбу, а рот широко открылся как у оперной певицы. Она, наверное, хотела сказать, что работает бесплатно – она же практикантка. Инна зло хлопнула дверью и ушла прочь. Я пожала плечами и тоже вышла. Через час Горемыков, убедившись в том, что к директору никто не ходил, пошел к нему сам. А потом рассказал о грубой практикантке всем, начиная от техничек. Барбариску осуждали: кто она такая, чтобы хамить пожилому человеку, который уже давно работает. Она плакала: «Я думала, что в этой организации журналистов на руках носят, а технический персонал обеспечивает работу, а не срывает. И если старый, некомпетентный сотрудник никогда не справляется с работой, то это не должно сказываться на карьере молодого перспективного журналиста!»

Как бы не так! Директор вызвал нашего редактора Светлову и заявил, что практикантка должна извиниться. Светлова рассказывала с фальшью в голосе, что заступалась за Барбариску, потому что Гормемыков на самом деле работает из рук вон плохо. Когда начальница врет, то чешет свою бородавку за ухом, которую обычно не видно, благодаря прическе. Кстати, я вам ее еще не описывала? Начальницу, а не бородавку! Лана уже не молодая, но и еще не старая. У нее низкий голос, пронзающий взгляд, элегантная дорогая одежда. Лана носит очки в строгой оправе и короткую стрижку. Ее шаги всегда звучат одинаково бесшумно, потому что она не любит обувь на каблуках. По перепадам настроения у нее черный пояс. Она постоянно тренируется на нас.

В 18 часов мы с Инной слиняли. На выходе из здания редакции столкнулась лицом к лицу с актером и режиссером Султановым. Он самый красивый мужчина в городе: высокий, широкоплечий брюнет. У него правильные черты лица, густые красивые брови, выразительные светло-зеленые глаза, голливудская улыбка, вкусный парфюм. Мы с Барбариской с ним поздоровались и вышли из здания. На парковке стоял незнакомый Порше Кабриолет. Мы переглянулись.

– Как думаешь, это его? – спросила Барбариска.

– Может быть, – ответила я. – А если так, то он позер! Уже осень, дожди. А скоро вообще зима. И для наших дорог можно было бы что-то мощнее купить.

– Танк что ли? – Барабриска засмеялась так беззаботно, будто Светлова и Горемыков не портили ей весь день настроение. – Тебе он сильно нравится?

– Нисколько! – немного подумав, ответила я.

– Врешь! Ты часто у него берешь интервью. И как он? Тебе удалось понять какой он не на публике, а по жизни?

– Настоящий принц!

Обычно он играет принцев и романтических героев. Наверное, кто-то из наших коллег пригласил его на программу в студию. И почему этот кто-то не я?

Несколько месяцев назад ходила в театр по работе. Пресс-секретарь Раиса меня завела прямо в зал. Там шла репетиция. Я плюхнулась в кресло и кинула сумку на пол. На сцене что-то играли, а один парень ходил туда-сюда и всем мешал. Одна его фраза мне особенно понравилась: «Что вы в пол все смотрите?! Тараканов ищете?!» После этих слов стало ясно, что он и есть новый режиссер Султанов. Как только я это подумала, он улыбнулся мне так, что я влюбилась с первого взгляда. Он сразу объявил перерыв, спустился в зал и подошел ко мне.

– Здравствуйте, я к вам, – кокетливо сказала я.

– Здравствуйте, – кокетливо-равнодушно ответил он.

– Дадите мне интервью? – С придыханием спросила я и достала свой большой микрофон.

– Где будем? – беспечно смеясь, спросил он.

– Хоть где, мне всего-то 30 секунд надо для счастья. А вам, наверное, еще несколько минут – для разогрева?

Вообще полминуты – стандартный комментарий на радио. Но мне хотелось посмотреть, что он ответит. Режиссер подмигнул, повернулся ко мне спиной и куда-то пошел, показывая жестом, чтобы следовала за ним. Я подумала, что он зовет меня в свою гримёрку, чтобы поцеловать. Мы прошли через сцену, через какие-то темные коридорчики. В полуобморочном состоянии вспоминала: побрила ли я ноги. Знаете, куда он меня привел? Та-да-та-дам! В светлое и просторное фойе! Там другие журналисты брали интервью у артистов. То есть мы были не одни. Но туда можно было попасть гораздо быстрее – минуя все темные коридорчики. От неожиданности я чуть не выронила свой большой микрофон. Он сделал меня. Счет 0:1 в его пользу.

– Здесь у меня еще не было комментария, – проронила с досадой.

Он спокойно сказал, что в жизни надо все попробовать. Его бархатный голос и открытый взгляд очаровывали меня все больше. Я задавала одни и те же вопросы по два раза. И он на них отвечал, а потом поблагодарил за интервью. Наверное, он решил, что я тупая, но старательная. 0: 2 не в мою пользу.

Потом пообщалась с артистами. Вскоре продолжилась репетиция. За 15 минут я записала достаточно реплик и музыки для пятиминутного сюжета. Можно было собраться и уйти, но вспомнила, что телефон в сумке, а ее бросила где-то в зале. Чуть ли не ползком, стараясь быть незаметной, пробралась с первых рядов до середины зала. Сначала увидела свой аксессуар, потом ноги Султанова. Сумка лежала рядом. Режиссер посмотрел на меня взглядом озорного мальчишки, еле сдерживая смех. Я быстро выпрямилась и села в соседнее кресло. Он продолжал смотреть на меня, уже оценивающе, как будто чего-то ждал. Я думала, что он накажет за то, что мешаю репетировать, но он молчал и улыбался. Вместо того чтобы сделать то, что собиралась – уйти, я решила остаться. Потом заметила, что остальные, присутствующие в зале, сидели гораздо дальше – отдельной кучкой. И тоже смотрели на меня. Вдруг поняла, что села не там. Это было место режиссера и его помощников. Я улыбнулась и опустила глаза в пол. Султанов усмехнулся и посмотрел на сцену, где кого-то грабили. Счет 1:2.