Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского

Вскоре в глухом переулке раздались голоса хожалого [73]с командой.

– Ну, где тут?… эка невидаль! проспалась бы и здесь! тащи ее покуда в будку.

Хожалый, отдав приказ, отправился домой, а будочники перетащили беспамятную Саломею к будке.

– Вот тебе раз, еще в будку! – сказал один из них, – брось ее в загороду.

На другой день Иван Иванович донес, что во вверенном квартале, в Переезжем переулке, поднята женщина в нетрезвом состоянии, а по освидетельствовании оказалось, что она же и в горячечном состоянии; никакого вида при ней не оказалось, кроме носильного крестьянского платья, почему, вероятно, она в бегах обретается, и куда благоугодно будет ее отправить, – не благоугодно ли в острог в больницу?

– Без сомнения, отправить в острог в больницу.

– Слушаю, – отвечал Иван Иванович.

Обратимся теперь в Москву, к родителям и супругу Саломеи Петровны.

В тот самый день, когда она отправилась по своим надобностям из Москвы, около полуночи Федор Петрович, очень хорошо зная, что Саломеи Петровны нет еще дома, так, для большего убеждения, спросил у слуги:

– Что, Саломея Петровна еще не возвращалась?

– Никак нет-с.

– Ах, ты, господи!… Нет уж, как хочет, а я спать лягу, – сказал Федор Петрович и лег спать.

По обыкновению, всякое утро приходил человек и будил его, докладывая, что чай готов и что Саломея Петровна изволили уже встать.

Против обыкновения, на другой день после отъезда Саломеи Петровны по своим надобностям человек не приходил будить Федора Петровича и докладывать, что Саломея Петровна изволили уже встать.

Был уже час третий пополудни, Федор Петрович отлежал бока, удивляясь, что Саломея Петровна так долго спит.

«Верно, поздно приехала домой, – думал он. – Вот жизнь собачья!» – прибавил он вслух и крикнул:

– Эй!

– Чего изволите, сударь? – спросил лакей.

– Барыня встала?

– Никак нет-с.

– Ах ты, господи! – сказал Федор Петрович, – в котором часу приехала барыня?

– Барыня не приезжали-с.

– Как, барыня еще не возвращалась домой?

– Никак нет-с.

– Ах ты, господи! – вскричал Федор Петрович, – да где ж она?

– Не могу знать-с; Петр ездил с барыней, они изволили послать его из галереи за афишкой в театр; он взял афишку, а в галерее уже барыни не было, так он и велел кучеру ждать У театра; а сам ждал в галерее в бельэтаже, подле нашей ложи. Театр-то кончился, все пошли вон, а Петр ждал-ждал, покуда свечи потушили. Петр хотел было еще немножко подождать, да капельдинер прогнал его: ступай, говорит, вон; кого ты ждешь? вce разъехались, и лампу потушили. Петр и пошел, спросил кучера Игната: «Что, барыня ее выходила?» – «Да не выходила же», говорит…

– Ах ты, господи! – вскричал Федор Петрович, – да где ж она?

– Не могу знать. Карета стояла подле театрального подъезда до рассвета, какое до рассвета – уж солнце высоко было, когда они воротились домой,

– Кто, барыня?

– Нет, Петр и Иван.

– А барыня?

– Ее так и не дождались.

– Ах ты, господи! Это ни на что не похоже! Давай чаю!

– Ключи у барыни.

– Тьфу! Давай одеваться.

Федор Петрович оделся и отправился к Петру Григорьевичу. Петра Григорьевича не было уже дома; Софья Васильевна куда-то сбиралась ехать, только Катенька была в гостиной.

– Ах, Федор Петрович! – вскричала она радушно, бросаясь к нему навстречу, – как давно вы у нас не были!

У Федора Петровича забилось сердце от какого-то тайного, горького чувства; несмотря на строгое запрещение Саломеи Петровны не подходить к ручке Катеньки – молоденькой девчонки, он в забывчивости подошел к руке.

– Что вы такие смущенные?

– Ничего, Катерина Петровна, так, устал, жарко!

– Вы пешком пришли?

– Пешком.

– Как же это вы осмелились? Сестрица не позволяет вам пешком ходить, – сказала шутя Катенька, – постойте, вот я ей окажу!

«Господи! – подумал Федор Петрович, – если б Катенька-то была моей женой!…»

– Вы что-то все думаете, не отвечаете.

– Отвечать-то, Катерина Петровна, нечего. Как на душе скребет, так бог знает что и отвечать.

– Что за несчастие такое с вами случилось?

– Помилуйте, встанешь в семь, жди до полудня чай пить!

– Кто ж вам велит?

– Кто? да это уж жизнь такая, неприятно же врозь пить чай… да добро бы в полдень, а то сегодня я по сю пору чаю еще не пил!

– Отчего ж это? Хотите, я велю поставить самовар.

– Сделайте одолжение… Ключи у Саломеи Петровны, а она еще, бог знает, со вчерашнего дня по сю пору не возвращалась домой.

– Как! – вскричала Катенька.

– Да так. Я уж этой жизни и не понимаю!

– Коляска готова? – раздался голос Софьи Васильевны; и с этими словами, она, разряженная, вышла в гостиную. – А! Федор Петрович.

Федор Петрович подошел молча к руке.

– Что это вас давно не видать, вы как чужой стали! Что Саломея делает?

– Да я пошел, ее еще не было дома, – отвечал Федор Петрович, стараясь говорить спокойным голосом.

– Маменька, Федор Петрович еще не пил чаю, я велела поставить самовар.

– Где ж вы были все утро?

– Дома.

– Напой, Катенька, Федора Петровича чаем; а мне нужно ехать. Прощайте, Федор Петрович, поцелуйте за меня Саломею.

– Покорнейше благодарю! – отвечал Федор Петрович по модному выражению, переведенному с французского диалекта.

Софья Васильевна поклонилась довольно сухо и уехала. Софья Васильевна сердита была на Федора Петровича, потому что Саломея, не позволив давать отцу своему денег взаймы, на него же свалила отказ.

Катенька напоила Федора Петровича чаем, и он пошел домой.

– Что, приехала барыня?

– Никак нет! – отвечали ему в передней в несколько голосов.

В ожидании Саломеи Петровны он сжег десяток пахитосов, потому что Саломея Петровна трубку ему запретила курить; потом ходил, ходил по всем комнатам, смотрел на часы и, наконец, вышел из себя.

– Шесть часов! Эй! что ж не накрыт стол?

– Да кушать не готовлено. Барыня с вечера ничего не изволили заказывать.

– Тьфу! Это черт знает что за жизнь! – крикнул Федор Петрович и прибавил сквозь зубы: – Таскается день и ночь…

Федор Петрович, не зевая, к кому прибегнуть с горем своим, снова пошел к Петру Григорьевичу, застал его с женой, дочерью и двумя гостями за столом.

– А! обедали, Федор Петрович?

– Нет еще, – отвечал Федор Петрович, – Саломеи Петровны нет дома.

– Так садитесь, – оказал Петр Григорьевич и стал продолжать разговор с гостями. Софье Васильевне также некогда было с ним говорить, а потому он молча, торопливо догонял кушающих уже десерт.

– Куда ездила сегодня Саломея? – спросила, наконец, Софья Васильевна.

– Никуда, – отвечал Федор Петрович.

– Как же вы давеча говорили, что ее нет дома?

– Ее по сю пору нет дома, – отвечал Федор Петрович, – она вчера поехала в театр… и не возвращалась… я не знаю…