Дмитрий Быстролетов - Para Bellum [журнальный вариант]

— Герр Моссе интересуется достать гол­ландский заграничный паспорт.

У Гая даже уши заложило — несколько секунд он не слышал оркестра.

— Что вы ему сказали?

— Что я могу сказать? Вы помните, что я сказал вам, когда вы попросили достать жетон гестапо: нужны деньги, много денег.

— Это все? Он ведь торчал в конторе битый час...

— Еще он спрашивал, могу ли я поло­жить деньги в банк на имя какого-то одно­го человека.

— Ну?

— Я ему сказал: какая мне разница?

— И до чего же вы договорились?

— Придет завтра в девять...

— А вы действительно можете достать паспорт?

— Я? Нет... Деньги — могут.

Гай и не хотел, а улыбнулся:

— С вами пообщаешься — жить нау­чишься.

— Ого-го! — Рубинштейн был явно поль­щен.

— А много надо денег? — спросил Гай.

— Вы говорите так, как будто в кошелек надо лезть вам, а не ему.

— Но все-таки: сколько?

— Этого я не знаю, но это легко узнать.

— А с чего вы взяли, что он не Моссе?

— Когда этот мальчик шлялся тут по го­роду, его встретила одна моя знакомая — она работает посудомойкой в столовой. Удрала из Берлина еще три года назад. Она знает этого Клауса Лёльке, как я вас.

— Придется доставать паспорт.

— А кто говорит, что не придется?

Из ресторана, взяв такси, Гай отвез Ру­бинштейна не к нему домой, а на квар­тиру к его хорошим знакомым, жившим в Амстердаме с незапамятных времен, ко­торые, как сказал Рубинштейн, знали здесь всех, кроме кладбищенских сторожей, и которых тоже знали все, кроме налоговых инспекторов.

А утром, ровно в девять, Рубинштейн встречал в конторе дорогого, уважаемого клиента — Абрама Моссе.

Поговорив о преимуществах берлинской погоды перед амстердамской, они пере­шли к сути.

— Как насчет паспорта? — смахивая со стола несуществующие пылинки, как бы между прочим поинтересовался клиент.

— Можно. Тысяча долларов.

Клиент кивнул головой.

— А как скоро?

— Три дня.

— Что от меня еще требуется?

— Фотокарточка и ваш паспорт.

Клиент вынул из кармана немецкий пас­порт на имя Абрама Моссе, порылся в портмоне, извлек фотокарточку, положил то и другое на стол. Рубинштейн спрятал паспорт и карточку в свой карман и выжи­дающе взглянул на клиента. Тот понял и от­считал из толстой пачки, лежавшей в порт­моне, десять стодолларовых купюр.

— Может быть, вы хотите взять другую фамилию? — осведомился предупреди­тельный вице-директор, приняв и пересчи­тав деньги.

Клиент подумал и сказал:

— Пожалуй...

— Как же?

— Карл Герзон.

Если бы Рубинштейн знал, что Абрам Моссе, он же Клаус Лёльке, штурмфюрер СС, пожелал взять себе фамилию своего бывшего хозяина, обворованного и в конце концов доведенного им до краха, даже такой тертый калач подивился бы вычур­ности человеческих прихотей. Но он этого не знал, и потому бесстрастно записал в блокнот новое имя герра Моссе.

— Теперь о деньгах, — сказал клиент.

— Да, я слушаю...

— Вы должны положить их в Нидерланд­ский коммерческий банк на это имя.

— Как прикажете, так мы и сделаем. Процент за услуги тот же.

— Но это не все. Необходимо соблюсти еще одно условие...

— Слушаю...

— Мне непременно надо иметь доку­мент из банка, подтверждающий отправку денег во Францию по нескольким адре­сам.

Рубинштейн наморщил лоб:

— Это сложнее.

— Но можно?

— В принципе все можно...

— Я готов платить, сколько надо.

— Но по каким адресам?

Клиент извлек из портмоне сложенный вчетверо лист, протянул его вице-директору.

— Хорошо, постараюсь, — скромно обе­щал Рубинштейн.

— Значит, через три дня!.. Сегодня втор­ник... Прикажете в пятницу?

— Приказывает тот, кто платит, герр Моссе, — еще более скромно прозвучало в ответ.

Клиент как будто маялся еще каким-то невысказанным желанием. Вице-директор подбодрил его:

— Если у вас возникнут затруднения...

— Один вопрос, — прервал его Моссе,— Мне нужен билет на пароход. Скажем, в Суринам...

— Ничего не может быть легче, — сра­зу понял вице-директор, снял трубку те­лефона и назвал телефонистке номер. Мос­се внимательно слушал его разговор: — Алло, скажите, милая, если мне надо по­быстрее сесть на пароход, который доста­вил бы меня в Суринам, — что я должен делать?.. Да... Пожалуйста, я подожду... Да-да... Очень буду благодарен... Один билет, да... Каюту... — И к Моссе: — Люкс? — Тот кивнул. — Да, люкс, пожалуйста... «Короле­ва Вильгельмина»? Спасибо, я приеду за билетом... — Рубинштейн положил трубку.

— Ну вот, видите. Лайнер «Королева Виль­гельмина» снимается из Амстердама ровно в двадцать четыре в пятницу.

Моссе был доволен, и только поэтому, вероятно, его наипоследнее пожелание об­леклось в такую мягкую форму:

— Вы не болтун?

— О чем вы говорите! — весело запро­тестовал Рубинштейн. — Что хочет наш кли­ент, то умирает вот здесь. — Он ткнул се­бя пальцем в левый бок.

— Хорошо. Насчет квитанции из банка мы договоримся в пятницу — как и что. До свидания...

Гай, ожидазший конца этой затянувшей­ся деловой беседы, сделал еще одно не­маловажное открытие.

Когда он шел за Моссе на площадь Рокин, сюда же шла и Эрна. Слежка сильно осложнилась для Гая с тех пор, как она составила ему компанию в этом неблаго­дарном занятии: приходилось быть неза­метным и для Моссе, и для нее, причем для нее — в большей степени, ибо с Мос­се он, по крайней мере, не был знаком и не завтракал с ним за табльдотом. Неко­торое успокоение он почувствовал, когда установил, как сильно эта красивая особа поглощена предметом слежки. На него, графа ван Гойена, просто не хватало ее пронзительных зеленых глаз.

Так вот, придя втроем на площадь Рокин, они разъединились. Моссе, естествен­но, скрылся в конторе, Гай занял удобный пост за бассейном, а Эрна минутой позже после Моссе тоже вошла в подъезд фирмы.

Зная о существовании пожарного кори­дора на пятом этаже, Гай держал под на­блюдением и подъезд, и переулок. И был вознагражден забавным зрелищем. Снача­ла из двери в переулок быстро, как будто и вправду спасаясь от пожара, выскочила Эрна. Минуты через две оттуда же по­явился и Моссе-Лёльке. Гай даже поцокал языком от удовольствия. Значит, вот оно как: Эрна сторожила его, наверное, на пло­щадке четвертого этажа, откуда удобно на­блюдать за дверью фирмы и за выходом, а этот голубчик тоже почему-то заинтере­совался внутренним устройством дома и повторил открытие, которое уже сделали сначала Эрна, а потом Гай. Ей пришлось спасаться бегством.

А потом они пошли по городу, являя со­бой некий странный треугольник, гораздо более необычный, чем классический тре­угольник, который так безотказно выру­чает литературу и театр не одну тысячу лет и будет выручать, по крайней мере, еще столько же. Лишь Моссе слегка напоминал одну из сторон классического треугольни­ка, а именно мужа, который всегда ничего не знает. Каждый его шаг наблюдали две пары глаз, а он об этих глазах не знал. Эрна видела Моссе, но не видела Гая. Гай видел и его, и ее. Зато Моссе выбирал же­лания и шел, куда хотел, а им оставалось лишь следовать за ним.