Александр Немировский - Карфаген должен быть разрушен

– Да! Да! – горячо подхватил Телекл. – Мы, коринфяне, ликовали, хотя для нас македоняне как кость в горле.

– Персею, – продолжал Полибий, – кое-кто помощь обещал, а кто-то тайком и послал. Заколебались самые верные друзья Рима. Но вот Пидна [14] Пидна – место разгрома македонской армии в 168 г. до н. э. . Я бы ее пигмой [15] Пигма – по-гречески кулак. назвал, ибо ромеи вот такой кулак показали.

Полибий поднял кулак и потряс им над головой.

– Не только македонянам, но и нам, эллинам. И все на место стало. Начали ромеи расправу чинить. Кому голова прочь! Кого в оковы и на помост, а таких, как мы с тобой, к себе на исправление. Ибо политика – не кулачный бой, где двое бьются, а остальные глазеют!

– Я не перестаю тебе удивляться, Полибий! В нескольких фразах ты обрисовал историю наших полувековых ошибок и заблуждений.

– А что пользы? Скифы говорят: «После драки кулаками не машут».

– Смотри! На берегу один с трубой, а другой со свитком.

– То, что ты назвал трубой, конус для усиления голоса.

Корабль, развернувшись, подходил к причалу правым бортом. Гребцы убирали весла. Матросы бросили на берег канаты. И вот уже изгнанники спускаются по сходням, таща на плечах поклажу.

– Ого! Сколько нас! – воскликнул Телекл, глядя на заполнявшуюся площадь.

– Набили, как яму соленой кефалью! – откликнулся Полибий.

Глашатай поднес руку с конусом ко рту, и площадь заполнилась мощными звуками.

– Ахейцы! Сенат и римский народ постановили разместить вас в разных городах Италии. Сейчас я назову города, предназначенные для вашего пребывания. В каждом дозволено жить по двое, по трое.

– Альба Фуцинская, Арреций, Больсенна, Волатерры, Ветулония, Вульчи, Кортона, Мурганция, Мутина, Окрикул, Перузия, Рузеллы…

– Тебе что-нибудь говорят эти варварские названия? – спросил Телекл, не дождавшись конца чтения.

Полибий дернул плечами.

– Удивляюсь, откуда у них столько жалких городов.

– На каком же нам остановиться? – в голосе Телекла звучала озабоченность. – Бывают города на гиблых местах.

– Придется положиться на слух. В имени Больсенна звучит что-то коварное, затягивающее. Кортона – каркает. Перузия сулит скорую смерть. Может быть, выбрать ее, чтобы не мучиться?

– Тебя ли я слышу! – воскликнул Телекл.

– Остается Альба Фуцинская. Первую часть этого названия я могу истолковать как «белая».

– Ты прав! Снежные горы здесь называются Альпами.

– Вот-вот! Высота, белизна! Возьмем этот город.

– Возьмем! И побыстрее, пока он не приглянулся другим.

Мимо растерявшихся людей Полибий и Телекл прошли к писцу, восседавшему на стуле.

– Выбрали? – спросил тот по-эллински.

– Нам Альбу Фуцинскую, – проговорил Телекл.

– Можно и Альбу! Назови свое имя.

– Телекл, сын Филодама.

Писец долго искал в свитке имя «Телекл» и, отыскав его, что-то написал в другом свитке напротив первого города.

Не поднимая головы, он обратился к Полибию:

– А ты?

– Полибий, сын Ликорты.

Писец отложил свиток и произнес торжественно:

– Для тебя, Полибий, свое назначение. Там твоя повозка. Тебя отвезут к месту.

– Но мы хотим вдвоем! – воскликнул Полибий. – Глашатай объявил по двое и по трое.

– Кому вдвоем и втроем, – проговорил писец, отчеканивая каждое слово, – а тебе одному. И слово «хотим» надо было дома оставить, Полибий, сын Ликорты!

– Я останусь один! – воскликнул Телекл. – Один на чужбине, в какой-то проклятой богами Альбе! И мой Критолай не сможет отыскать моей могилы!

– А где буду я? – угрюмо протянул Полибий. – Может быть, меня отделили потому, что я гиппарх [16] Гиппарх – начальник конницы, второе по значению должностное лицо в Союзе ахейских городов-государств. Полибий занимал должность гиппарха в 169–168 гг. до н. э. К этому времени ему было немногим более тридцати лет. и нуждаюсь в особо строгом надзоре?

Они обнялись и долго стояли, не в силах оторваться друг от друга.

По кривой римской улочке шли двое – плотный лысый человек в дорожном гиматии с капюшоном и худенький мальчик в рваном хитоне, босой, со светлыми, давно нечесаными волосами.

– Вот так, Андрокл, – проговорил лысый по-гречески. – С этого дня у тебя начинается новая жизнь.

– Меня, господин, зовут Андриском, – буркнул мальчик.

– Как захочу, так и назову, – отозвался лысый без злости. – Ведь ты раб.

– И еще, – добавил он, почесывая висок мизинцем, – благодари богов, что твой господин – Элий Пет.

Улочка, змеившаяся вверх, начала спускаться под гору. Двухэтажные дома с неизменной лавчонкой на первом этаже сменились лачугами, жалкими и неряшливыми. Пахнуло гнилью. Видимо, неподалеку была городская свалка.

– Куда мы идем, господин Элий? – осмелился спросить Андриск.

Лысый рассмеялся.

– Какой я Элий! Элий – римский сенатор и консул. Стал бы Элий пешком по Риму ходить? Меня зовут Филоником. Я был рабом Элия, как сейчас ты. А моя супруга Гликерия – рабыней, кормилицей его дочурки. Когда та подросла, господин отпустил Гликерию на свободу и меня с ней заодно. У нас денег хватило свое дело завести, мастерскую в Кумах. Туда мы с тобой и идем. Рабов же я на господские деньги покупаю. И товар продаю. Доход с господином пополам, по справедливости. А дом, что в Кумах, господский. Мастерская наша скорняжная. Работа не чистая. Да и кожи не фиалками пахнут. Но на судьбу не жалуюсь.

Навстречу им двигался человек со странным сооружением на голове. За ним другой. Подойдя ближе, мальчик увидел, что идущий впереди совершенно гол, а на голове у него колодка, куда всунуты руки. При виде прохожих тот, кто шел сзади, с размаху ударил голого бичом по спине.

Филоник взял мальчика за руку и стал вместе с ним у забора, чтобы пропустить идущих.

– Беглый! – произнес он, когда стихли свист бича и стоны. – Обычно такого зрелища римляне не пропускают, но сейчас на Форуме интереснее. Я же на раба никогда руки не подниму, хотя Элий мне власть дал. Рабы меня между собой «добряком» называют. Но тех, кто плохо работает, я продаю и деньги возвращаю господину.

Они подошли к городским воротам. Двое стражников, опершись на копья, переговаривались на своем каркающем языке.

– Судьбу свою клянут! – пояснил Филоник, когда ворота остались позади. – Сегодня на Форуме покажут гладиаторов. Народу будет дано угощение. А им пост покинуть нельзя!

Рядом с Полибием стоял человек с усталым, невыразительным лицом. Потускневшие глаза. Дряблый подбородок с порезами от бритья. Трудно поверить, что это сам Эмилий Павел, победитель Персея.

– У меня дома книги, – начал ромей, легко выговаривая слова чужого языка. – Я хочу сказать – библиотека царя Персея.