Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Я же ушла — и тебя поцеловать не могла,

15 Волосы только рвала и слезы лила бесконечно:

Все мне казалось, что вновь — горе! — берут меня в плен.

Я порывалась не раз обмануть сторожей и вернуться,

Но ведь поблизости враг, схватит он робкую вмиг.

Дальше зайду в темноте — и к любой из невесток Приама

20 Пленницу в дар отведут — вот что пугало меня.

Ты меня отдал затем, что не мог не отдать. Почему же

Медлит твой гнев и меня ты не потребуешь вновь?

Сколько ночей мы врозь провели! А ведь мне, уходившей,

Менетиад прошептал: «Скоро вернешься, не плачь!»

25 Мало того, что меня ты не требуешь. Пылкий любовник,

Сам добиваешься ты, чтоб не вернули меня.

Сын Теламона к тебе и Аминтора сын приходили,

Родственник кровный — един, друг и сподвижник — другой.

Третий — при них Лаэртид; и меня они рады бы выдать.

30 Льстивые просьбы спеша к ценным прибавить дарам,

Двадцать медных котлов предлагали тонкой работы,

Семь треножников — все весом равны и красой,

Золота дважды пять талантов тебе обещали,

Дважды шесть скакунов, первых в ристаньях всегда,

35 Семь прекрасных рабынь (вот уж это лишний подарок!),

Взятых на Лесбосе в плен из разоренных домов;

Даже одну из троих дочерей Атрида сулили

В жены тебе, — но жена, право, тебе не нужна.

Значит, то, что отдать Агамемнону должен ты был бы,

40 Если б меня выкупал, — ты не желаешь принять?

Я ли виновна, Ахилл, что меня ты дешево ценишь.

Что отлетела твоя слишком уж быстро любовь?

Будет ли злая судьба неотступно преследовать слабых?

Ветер попутный опять парус наполнит ли мой?

45 Ты на глазах у меня разрушил стены Лирнесса, [92] Лирнесс — родной город Брисеиды, союзный с Троей и разрушенный Ахиллом.

А ведь на родине я не из последних была.

Смертью погибли одной в одном рожденные доме

Трое, и матерью им мать Брисеиды была;

Муж мой, хоть был он могуч, на земле обагренной простерся,

50 И содрогалась его кровью залитая грудь.

Ты мне всех заменил, ты один возместил все потери,

Ты господином моим, мужем и братом мне был.

Матери, девы морской, ты клялся божественной силой

И говорил мне, что в плен взяли на счастье меня.

55 Да! Для того, чтоб отвергнутой быть, вернувшись с приданым,

Чтобы принять не желал ты ни меня, ни богатств!

Ходит слух, что заутра, едва покажется Эос,

Ты тученосным ветрам вверишь холсты парусов.

Чуть лишь пугливых ушей коснулась жестокая новость, —

60 Сразу дыханье и кровь остановились в груди.

Если уедешь, меня на кого ты, жестокий, оставишь?

Кто мне, покинутой, боль ласковым словом уймет?

Пусть меня раньше земля, я молю, проглотит, разверзшись,

Или слепящим огнем молния испепелит,

65 Чем без меня под веслом мирмидонским простор поседеет,

Я же вслед кораблям с берега буду глядеть.

Если угодно тебе к родным вернуться пенатам,

Я для твоих кораблей груз нетяжелый, поверь!

Не как за мужем жена, а как пленница за господином

70 Я поплыву за тобой: прясть ведь умею и я.

В спальню вступит твою — ну и пусть! — жена молодая,

Будет прекраснее всех женщин ахейских она,

Будет достойна стать Юпитера внуку невесткой,

Не постыдится родства с нею и старец Нерей, [93] Нерей — морской старец, отец Фетиды, матери Ахилла.

75 Мы же, служанки твои, смиренно будем стараться.

Чтобы из полных корзин шерсть убывала быстрей.

Лишь бы мне не пришлось от нее натерпеться обиды:

Как, я не знаю, но мне будет жена твоя мстить.

Только бы ты не глядел равнодушно, как волосы рвут мне,

80 Не говорил бы, смеясь: «Нашей и эта была!»

Нет, как хочешь гляди — лишь бы здесь ты меня не покинул!

Этот больше всего мучит несчастную страх.

Ждешь ты, упрямец, чего? Агамемнон кается горько,

Вся лежит у твоих скорбная Греция ног, —

85 Гнев победи в душе у себя, ты, всегда побеждавший,

Гектору долго ль еще силы данайцев громить?

Меч возьми, Эакид, но раньше возьми Брисеиду!

Марсом ведомый, гони в страхе бегущих врагов!

Скорби причина твоей, пусть я же ей буду пределом,

90 Из-за меня начался — мною и кончится гнев.

Нашим мольбам уступить для себя не считай ты позором, —

Сын Инея на бой вышел по просьбе жены. [94] Сын Инея — Мелеагр, отказавшийся участвовать в войне после того, как убил своего дядю и был проклят матерью, но потом отогнавший врагов от города по просьбе жены.

Я это слышала, ты это знаешь: оставшись без братьев,

Сына надежды и жизнь гневная мать прокляла.

95 Шла война, а он покинул битвы, разгневан,

Тверд и упорен, помочь родине он не хотел.

Только жена упросила его, — не в пример мне, несчастной,

Чьим легковесным словам чаши весов не склонить!

Я не сержусь: не мне притязать на имя супруги,

100 Лишь как хозяин рабу, звал ты на ложе меня.

Помню, из пленниц одна назвала меня госпожою;

«В тягость, — ответила я, — имя такое рабе».

Мужа прахом клянусь, в могилу наспех зарытым,

Прахом, который всегда в помыслах свято я чту,

105 Душами братьев клянусь — для меня они стали богами,

Пав за отчизну в бою, вместе с отчизною пав,

И головою твоей, что с моею рядом лежала,

И острием твоих стрел, ведомых близким моим, —

Ложа ни разу со мной не делил властитель микенский!

110 Если я солгала — можешь покинуть меня.

Если ж тебе я скажу: «Поклянись и ты, что ни разу

Не насладился ни с кем!» — станешь ли все отрицать?

Думают все, ты грустишь — а ты неразлучен с кифарой,

Ночью подруга тебя нежит на теплой груди.

115 Скажешь, коль спросят тебя, почему ты сражаться не хочешь:

«Битв не люблю, а люблю лиру, и ночь, и любовь;

Ведь безопасней лежать, держа в объятьях подругу,

И по фракийским струнам легкой рукою скользить.

Чем поднимать и щит, и копье с наконечником острым

120 Или тяжелый шлем, кудри примяв, надевать».

А ведь когда-то, Ахилл, безопасности мирных занятий

Предпочитал ты войну, слава прельщала тебя.

Или, быть может, лишь с тем, чтобы взять меня в плен, ты сражался?

Может быть, пыл твой остыл с пеплом отчизны моей?

125 Нет, пусть лучше пронзит, — я молю, — пелионская пика,

Пущена сильной рукой, Гектора храбрую грудь!

Греки, меня отправьте послом — умолять господина!

Ваши слова передам меж поцелуев ему.

Больше сделаю я, чем Тевкра брат [95] Тевкра брат — Аякс. или Феникс,

130 Больше, поверьте, чем сам красноречивый Улисс.

Ведь не пустяк, если вновь обнимут знакомые руки,

Если напомнит глазам милая грудь о себе.

Будь ты зол и свиреп, как валы материнского моря, —

Я тебя и без слов, только слезами сломлю.