Публий Назон - Элегии и малые поэмы

Или о конной толпе, быстротой и телом двувидным [138] Конная толпа — кентавры, побежденные Геркулесом.

100 Гордой, которую ты с гор фессалийских прогнал.

Мог ты о них говорить, щеголяя в сидонской накидке,

И не замкнул тебе рта этот позорный убор?

Нимфа, Ярданова дочь, [139] Ярданова дочь — Омфала. между тем твой доспех надевала,

Славной добычей твоей, как и тобой, завладев!

105 Что же, душой возносись, перечисли подвиги снова, —

Тут уж не ты, а она мужем по праву была:

Ниже ее настолько же ты, насколько почетней

Было тебя победить, чем побежденных тобой.

К ней теперь перешло твоих деяний величье,

110 Сам возлюбленной ты все, чем владел, отказал:

Шкура мохнатого льва, твоей добыча охоты,

Мягкие трет — о позор! — жесткою шерстью бока.

Нет, не со льва, а с тебя, побежденный льва победитель,

Шкуру содрали — а ты сам не заметил того.

115 Женщина стрелы взяла, от лернейского черные яда,

В руки, которым тяжел пряденой шерсти моток;

Палицу силилась взять, укротившую много чудовищ,

Мужний стараясь доспех в зеркале весь увидать.

Это лишь слышала я и могла молве не поверить,

120 Боль, поразившая слух, чувств не задела почти.

Но если в дом у меня на глазах ты наложницу вводишь,

Тут уж муку мою скрыть невозможно никак.

И отвернуться нельзя: глаза глядят против воли,

Как через город идет пленница вслед за тобой,

125 Не распустивши волос (не так бывает у пленных),

С видом таким, словно ей бед не послала судьба;

Шествует вольно она, золотым приметна убором.

Точно таким же, какой ты у фригийцев носил,

Гордо глядит на народ, как будто Эхалии стены

130 Целы, отец ее жив, а Геркулес побежден.

Может быть, сбросит она очень скоро наложницы имя

И, Деяниру прогнав, станет женою твоей,

Свяжет, безумный Алкид и дочь Эврита Иола,

Вам бесславный Гимен гнусным союзом тела.

135 Чувства от мысли такой помрачаются, кровь холодеет,

И на коленях лежат руки, бессильно упав.

Хоть не одну меня ты любил, но любил безупречно,

Дважды — стыдись не стыдись — в бой ты вступал за меня.

Бог Ахелой, на сыром берегу рога подобравши,

140 С плачем безрогий свой лоб в тинистой спрятал воде. [140] Ахелой — речной бог, в образе быка боровшийся с Геркулесом за право жениться на Деянире (см. «Метаморфозы», IX, 1-100).

Несс, полумуж-полуконь, погиб в смертоносном Эвене,

Где ядовитой вода стала от крови коня.

Но для чего вспоминать? Пока я пишу, прилетела

Весть, что, отравлен моей туникой, гибнет Алкид.

145 Как я могла? Куда привели любовь и безумье?

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?

Будут мужа терзать небывалые муки на Эте,

Ты же останешься жить, столько наделавши зла?

Что для того, чтоб меня женой Геркулеса признали,

150 Сделала я до сих нор? Смерть подтвердит наш союз!

Ныне и ты, Мелеагр, меня признаешь сестрою!

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть? Проклят мой род!

На престоле сидит захваченном Агрий, [141] Агрий — брат Инея, дети которого свергли дядю с престола.

А Инея отца сирая старость гнетет;

155 Брат мой Тидей [142] Тидей — сын Инея, изгнанный за убийство родственников. неведомо где изгнанником бродит,

Заживо брат мой другой брошен в огонь роковой, [143] Брат — Мелеагр, жизнь которого должна была оборваться в тот миг, когда сгорит головня. Мать Мелеагра, узнав об этом, сохранила недогоревшую головню, а затем, разгневавшись на сына, бросила ее в огонь.

Мать железным клинком сама себе сердце пронзила,

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?

Пусть не сочтут лишь — молю я правами священными ложа, —

160 Будто коварно на жизнь я покушалась твою.

Несс, едва лишь стрела пробила жадное сердце,

«Эта кровь, — мне сказал, — силы любовной полна».

Ткань я послала тебе, напитав ее Нессовым ядом.

О Деянира, зачем медлишь и ты умереть?

165 Все прощайте теперь: и отец, и сестра моя Горга,

Родина наша, и ты, изгнанный с родины брат,

Ты, последний мой день, ты, последнее солнце, прощайте!

Сын мой и муж, — о, когда б мог ты и жить и прощать!

Я поняла, что добрее тебя и дикие звери;

Вверь я себя хоть кому, — хуже бы не было мне.

Эти строки, Тесей, я с тех берегов посылаю,

Где паруса твой корабль поднял, отплыв без меня,

5 С тех, где предал меня мой сон, где ты, вероломный,

Время сна подстерег, чтоб Ариадну предать.

Был тот час, когда вся земля росою стеклянной

Окроплена и в листве слышатся жалобы птиц.

В сонной истоме еще, до конца не сбросив дремоты,

10 Чуть приподнявшись, тяну руки — Тесея обнять, —

Нету его! Но снова к нему протянула я руки,

Шарю по ложу, ищу ощупью — нету его!

Страх дремоту прогнал; с покрывал поднимаюсь в испуге

И покидаю, вскочив, ложе пустое мое.

15 Гулко ответила грудь кулакам, по ней ударявшим,

Кудри, как были со сна, сбитые рву на себе.

Светит луна; я смотрю: неужели увижу лишь берег?

Кроме пустых берегов, нечего видеть глазам!

Мчусь то туда, то сюда, мечусь над морем без цели,

20 Ноги не могут бежать, вязнут в глубоком песке.

Громким криком «Тесей!» оглашаю я берег — и своды

Отзвуком имя твое мне возвращают тотчас;

Столько же раз, сколько я, тебя окликала окрестность,

Словно окрестность сама бедной хотела помочь.

25 Есть там высокий холм, поросший кустарником редким,

Где над водою навис морем подмытый утес.

Я взобралась на него (придало мне силы смятенье),

Чтобы измерил мой взор дальше и шире простор.

Вижу оттуда (и мне послужили жестокие ветры): [144] …послужили… ветры… — По представлениям древних, человек видит предметы потому, что их «образы» разносятся по воздуху; ветры доносят до Ариадны издали «образ» корабля.

30 Парус летит вдалеке, Нотом проворным надут.

Чуть увидала его иль подумала, что увидала, —

Чувств не лишилась едва, сделалась льда холодней.

Но в забытьи нам боль не дает оставаться; от боли

Сразу очнулась и я, громко Тесея зову.

35 «Стой, куда ты бежишь? Воротись, Тесей вероломный!

Руль поверни! Недобор есть на твоем корабле!»

Так я кричу и бью себя в грудь, возмещая мой слабый

Голос, и с каждым моим словом сливался удар;

Если не мог ты меня услыхать, то мог бы увидеть:

40 Знак подавали тебе взмахи широкие рук,

И, чтоб забывшим меня о себе хоть как-то напомнить,

Длинную жердь я нашла, белую ткань подняла.

Только когда ты скрылся из глаз, я заплакала горько;

Прежде от боли и мук было как камень лицо.

45 После того как глаза перестали парус твой видеть,