Максим Валерий - Достопамятные деяния и изречения

Он же, изгнав Пирра из Италии, не взял из царских трофеев ничего, что могло обогатить войско и Город. И даже когда сенат назначил каждому гражданину по семь югеров земли, а ему сто, он не стал превышать установленный для всех предел, понимая, что человек, неудовлетворенный тем, что получили остальные, не может считаться гражданином республики. [291]

3.6. Того же мнения придерживался и Фабриций Лусциний. В свое время он был первым по должности в государстве, а по имущественному положению равнялся последнему бедняку. Самниты, бывшие все его клиентами, прислали ему десять фунтов меди и пять фунтов серебра, да еще десять рабов, а он отправил все назад в Самний. В этой доблестной сдержанности он стал богатым без денег, которые лежали бы без всякого применения, потому что богатство его заключалось не в огромных владениях, но в умеренных желаниях. Так и не получила его семья ни бронзы, ни серебра, ни рабов от самнитов, зато снискала среди них славу.

Обеты Фабриция вполне согласовывались с отвергнутыми дарами. Он прибыл послом к Пирру и услышал от Кинея из Фессалии, что у афинян в большом почете какой-то мудрец, убеждающий, что не следует людям ничего желать, кроме удовольствия. [292] Он счел это ужасным и взмолился, чтобы эта мудрость перекочевала к Пирру и самнитам. И пусть афиняне восхваляют свое учение, но благоразумный муж скорее предпочтет отвращение Фабриция наставлениям Эпикура. Что и подтвердилось: город, поставивший во главе удовольствие, утратил самую большую империю, а город, полюбивший труд, напротив, ее обрел; первый не сумел сохранить свободу, второй смог ее даже даровать.

3.7. Можно полагать, что Квинт Туберон по прозвищу Кат был учеником Курия и Фабридия. Когда он был консулом, этолийцы прислали ему через послов тяжелые серебряные сосуды различного назначения, изготовленные с исключительным мастерством, поскольку, когда ранее они посетили его с приветствием, то увидели на столе глиняную утварь. Он же убедил их в том, что умеренность и бедность не одно и то же, и приказал забрать свои дары. И как же он был прав, предпочтя домашнее этолийскому, если и в последующем всегда опирался на свою воздержанность! А мы к чему пришли? Даже рабы с презрением относятся к утвари, которой тогда не брезговал пользоваться сам консул. [293]

3.8. После разгрома Персея Павел до такой степени насытил древнюю наследственную бедность нашего Города, что впервые тогда освободил его от бремени налогов. Но в свой дом он не взял ничего ценного, полагая, что лучше пусть другие извлекают деньги из его победы, а сам он довольствуется славой. [294]

3.9. К людям того же духа могут быть приписаны Квинт Фабий Гургес, Невий Фабий Пиктор и Квинт Огульний. Прибыв в качестве послов к Птолемею и получив от него в частном порядке дары, они, еще до доклада в сенате, поместили их в казну, справедливо полагая, что никто не может требовать от гражданской службы ничего, кроме благодарности за хорошее исполнение обязанностей. А в том, что было далее, надо усматривать человечность сената и строгую дисциплину наших предков. Ибо все, что послы внесли в казну, было отдано им не только по постановлению сената, но и с разрешения народа, и в итоге квесторы распределили все между ними. И вот щедрость Птолемея, отказ послов, единство сената и народа вместе проявились в столь достопамятном деянии. [295]

3.10. А вот этот случай показывает, что в деле такого же рода не меньшей похвалы, чем Фабии и Огульний, достоин и Кальпурний Пизон. Будучи консулом, он освободил Сицилию от тяжестей войны с беглыми рабами и по обычаю полководцев, наградил тех, кто внес свой вклад. Среди прочих был и его сын, который храбро сражался в нескольких битвах. Он украсил его титулом носителя золота венка в три фунта весом, предварительно заметив, что не следует оплачивать из городской казны то, что будет внесено в его дом. Но при этом пообещал юноше золото такого же веса в качестве публичной награды от полководца и частного денежного дара от отца. [296]

3.11. А если бы сегодня какой-либо выдающийся муж, закутанный в козье одеяло, в сопровождении трех рабов осмелился управлять Испанией или отправился бы в провинцию через море за пятьсот ассов, довольствуясь той же едой и вином, что и моряки, разве не сочли бы его несчастным? А вот Катон Старший безо всяких жалоб все это переносил, и любили его именно за такой образ жизни, которому он с удовольствием следовал.

3.12. Катон Младший, рожденный в уже богатом и любящем роскошь обществе, многому научился от древней воздержанности, отделенной от него годами. Когда он участвовал в гражданских войнах, возя с собой сына, было при нем двенадцать рабов, числом больше, чем у Старшего, по смыслу же меньше, если вспомнить, как изменились времена и нравы. [297]

3.13. Дух мой кипит, когда память обращается к величайшим мужам. После двух знаменитых консульств и множества выдающихся по славе триумфов Сципион Эмилиан взял на себя обязанности посла, сопровождаемый семью рабами. Я думаю, он мог бы приобрести большее от доспехов, захваченных в Карфагене и Нумантии, если бы не предпочел славу за свои подвиги для себя, а добычу для отчизны. И пока он прокладывал путь через земли союзников и иных народов, считали его победы, но не число слуг, а его влияние оценивали не по золоту и серебру, но по его величию. [298]

3.14. Воздержанность можно отыскать и в душах других народов, но будет уместно обратиться еще к двум примерам, разделенным большим промежутком времени. Когда ужасное нашествие Пирра ослабело и эпирское оружие устало, он решил купить благоволение римского народа, храбрость которого не сумел унять. Тогда он направил в наш город почти все царское богатство с процессией. Его послы разносили из дома в дом разнообразные и очень дорогие дары и для мужчин, и для женщин. Однако никто из граждан не отпер двери своего дома. Город Рим, скорее горячий, чем деятельный сокрушитель наглости Тарента, я не знаю, чем снискал ты свою славу: нравами или оружием.

И в бедах, которые обрушили на республику Гай Марий и Луций Цинна, столь же поразительным образом проявилась воздержанность римского народа. Хотя Гай и Луций и отдали дома проскрибированных на разграбление, не нашлось никого, кто покусился на имущество несчастных граждан. Напротив, все держались подальше от этих домов, словно от священных храмов. И эта совместная воздержанность народа явилась молчаливым ответом на жестокость победителей. [299]

Не будем завидовать тем доблестям у других народов. Перикл, вождь афинян, имел коллегой по претуре автора трагедий Софокла. Во время исполнения обязанностей Софокл в неуемных выражениях стал восхвалять красоту какого-то свободнорожденного мальчика, проходившего мимо. Смиряя его невоздержанность, Перикл заметил, что претор не только руки должен держать вдали от денег, но и отводить глаза от всякого возбуждающего зрелища. [300]