Максим Валерий - Достопамятные деяния и изречения

Когда Софокл был уже в преклонном возрасте, кто-то спросил, как он относится к любовным утехам. Тот ответил: «Великие боги! Да я охотно бежал бы от них, как от тяжкого господства». [301]

Говорят, что столь же воздержанным был и Ксенократ, и следующий рассказ подтверждает это мнение. Фрина, знаменитая в Афинах гетера, всю ночь без сна провела рядом с ним, уже изрядно выпившим вина, и поспорила с какими-то юношами, что она сумеет развратить его воздержанность. Он же, не коснувшись ее и не потревожив словом, позволил ей пребывать в его объятиях сколь угодно долго, а потом отправил ее, раздраженную. Действие воздержания достойно мудрости, однако и сказанное публичной женщиной оказалось забавным. Когда молодые люди стали над ней глумиться, поскольку она, несмотря на свою красоту, изящество и все свои чары, не сумела обольстить выпившего старика, и потребовали за выигрыш в споре оговоренные деньги, она ответила, что поспорила с ними в отношении человека, но не статуи. Ну кто еще более правдиво подтвердил бы воздержанность Ксенократа, чем эта публичная девчонка?

Фрина не произвела на него впечатления своей красотой. Ну а царь Александр? Сумел ли он увлечь его богатством? Можно думать, что и он напрасно искушал статую. Он послал к нему даровитых послов. Их привели в Академию, где Ксенократ принял их, по обычаю крайне скромно, предложив совсем маленькие порции. На следующий день они спросили, кому заплатить за угощение. «Что? — удивился он. — Вы еще не поняли из вчерашнего обеда, что я не нуждаюсь в деньгах?» Вот так царь пытался купить дружбу философа, а философ не пожелал продать ее царю. [302]

Ксенократ из Халкедона

Бюст

Антик

Глиптотека, Мюнхен, Германия

Александр заслужил прозвище Непобедимый, но не сумел победить киника Диогена. Как-то раз он подошел к нему, греющемуся на солнце, и спросил, что бы он хотел для себя. А тот, человек ничтожного рода, сидел на приступке и с твердой решимостью ответил: «О прочих делах потом, а пока не стой-ка ты между мной и солнцем». В этих словах заключался, видимо, такой смысл: Александр пытается смирить Диогена богатством — скорее он победит Дария оружием.

Тот же Диоген в Сиракузах как-то мыл овощи, и Аристипп ему сказал: «Поклонился бы ты Дионисию, и но пришлось бы тебе это есть». «Напротив, — ответил тот, — если бы ты это ел, не пришлось бы тебе кланяться Дионисию». [303]

4. Предисловие.Дети — лучшее украшение матроны, и находим мы этому свидетельство у Помпония Руфа в его книге разных историй. Корнелия, мать Гракхов, принимала у себя в доме в качестве гостьи матрону из Кампании, которая показала ей свои украшения, самые прекрасные на то время. Та заняла ее разговором, пока дети не вернулись из школы, а потом сказала: «А вот мои украшения». Конечно, автор имел в виду человека, который ни к чему не стремится, а не того, кто владеет всем, поскольку владение вещами имеет обыкновение заканчиваться плачевно, тогда как наличие доброго разума не влечет за собой наказания со стороны недружественной Фортуны. В таком случае, что важнее: богатство как первое основание счастья или бедность как последняя доля несчастья? Веселый облик одного преисполнен внутренней горечи, тяжелый вид другого подкреплен твердыми и несомненными благами. Лучше показать это на людях, чем на словах.

4.1. Когда власть царей пала по причине чрезмерной гордыни Тарквиния, консулами стали Валерий Публикола и Юний Брут. Валерий потом три раза избирался консулом к величайшему счастью римского народа и расширил славу своего образа многочисленными и великими деяниями. Однако наследие досталось ему столь незначительное, что не покрыло даже расходы на похороны, поэтому он был погребен за общественный счет. И нет нужды в дальнейшем обсуждении бедности такого мужа: всем он владел при жизни, а по смерти недостало ему погребальных носилок и костра. [304]

4.2. А теперь давайте подумаем, насколько великим человеком был Менений Агриппа, которого сенат и плебс выбрали для установления между ними мира. Именно ему подобало стать судьей общественного благосостояния. А ведь если бы народ не собрал по секстанту [305] с человека, ему не хватило бы на похороны, достойные его чести. Но община, разделенная гибельным раздором, предпочла вверить себя рукам Агриппы, когда убедилась, что они хоть и бедны, зато чисты. Пока он был жив, ему нечем было подкрепить свой ценз, а после смерти он стал самым знатным представителем римского согласия вплоть до наших дней.

4.3. Надо признаться, что Гай Фабриций и Квинт Эмилий Пап в свое время имели в домах и серебро. У обоих были жертвенные чаши и соляные амбары. А Фабриций считался более зажиточным, потому что предпочел пользоваться чашей из рога. Да и Пап оказался достойным: когда к нему все это перешло по наследству, он счел эти предметы принадлежностью богов, но не своими. [306]

4.4. Даже те богачи, которые от плуга пришли к консульству, они ведь не променяли почву Пупинии на удовольствия, проматывая с потом огромнейшие куски себе на утеху. Да нет, опасности, угрожающие республике, сделали из них полководцев, а по сути — почему бы не сказать прямо? — пахарей.

4.5. Те, кого сенат послал к Атилию, чтобы вручить ему власть над римским народом, застали его разбрасывающим семена. Но эти истертые сельским трудом руки укрепили республику и разбили многочисленные вражеские войска. Еще совсем недавно Атилий шел за упряжкой волов, а теперь держал поводья триумфальной колесницы. А все потому, что он не стыдился отложить, когда надо, жезл из слоновой кости и вернуться к плугу. Атилий в бедности не горевал и поэтому гораздо явственнее сумел доказать богатым, как важно стремление к твердой славе для общего блага. [307]

4.6. К той же крови и к тому же имени принадлежал Атилий Регул, во время Первой Пунической войны многочисленными победами подорвавший могущество Карфагена. Он узнал, что в ознаменование его успехов его власть продлена на следующий год. Тогда он отписал консулам, что управляющий его имением в семь югеров в Пупинии умер и что у наемных работников появилась возможность сбежать со всеми орудиями труда, и просил поскорее прислать ему преемника, чтобы поле не пришло в запустение и жена его с детьми имели бы пропитание. Узнав об этом от консулов, сенат постановил, чтобы земля его обрабатывалась, чтобы жена и дети были обеспечены пропитанием, а утраченные орудия труда заменены новыми за счет республики. Вот так расплатилась наша казна за доблесть Атилия, и потом всякий раз это будет становиться предметом гордости. [308]