Максим Валерий - Достопамятные деяния и изречения

10.1. Гораций Пульвил в качестве понтифика на Капитолии посвящал храм Юпитеру Лучшему и Величайшему, держась за дверной косяк. И когда он произносил надлежащие по обычаю слова, ему сообщили, что умер его сын. Он не убрал руку от косяка, чтобы не прерывать посвящение столь величественного храма, сохранил спокойное выражение лица, подобающее для общественной церемонии, чтобы не подумали, будто он скорее отец, чем понтифик. Славный пример, а следующий не менее примечательный. [430]

10.2. Эмилий Павел представляет собой самый знаменитый образец счастливого отца, внезапно ставшего самым несчастным. Из четырех своих сыновей двух, исключительно красивых и даровитых, он отдал через усыновление в семьи Корнелиев и Фабиев, таким образом решительно от них отказавшись, а двух других отняла судьба. Один из них на три дня опередил своей смертью триумф отца, а другой, замеченный на триумфальной колеснице, скончался тремя днями позже. И вот Павел, имевший столь много детей, что даже отдал двух, в одночасье сделался бездетным и покинутым. С какой силой духа перенес он эту утрату, он поведал сам, выступая перед народом. «Пожав плоды столь великого счастья, квириты, — сказал он, — и боясь, как бы Фортуна не нанесла нам какого-либо ущерба, я молился Юпитеру Лучшему и Величайшему, царице Юноне и Минерве, чтобы, если какие-то угрозы нависнут над римским народом, пусть постигнут они мой дом. И все получилось хорошо. Благодаря моим молитвам, они сделали так, чтобы вы сокрушались о моем несчастье, нежели я о вашем». [431]

10.3. Добавлю еще один домашний пример, а затем обращусь к иноземным. Квинт Марций Рекс, коллега Катона Старшего по консульству, потерял сына, самого почтительного и многообещающего, да еще к тому же — немалое добавление к горю — единственного. И хотя он чувствовал себя подавленным и сломленным, он смирил свое горе советом самому себе — после погребения немедленно отправиться в курию и созвать сенат, поскольку в тот день это была его обязанность. А не сознавай он, как вынести такую утрату с мужеством, не смог бы распределить свет одного дня между собой как скорбящим отцом и собой же, но как консулом, облеченным полномочиями. [432]

Перикл, вождь афинян, в течение четырех дней лишился двух удивительных маленьких сыновей. И на протяжении этих дней, сколько бы ни общался он с людьми, никто не заметил никаких изменений в его лице или речах. Он даже продолжал носить на голове венок по старинному обычаю, который не нарушил, несмотря на семейное горе. И недаром за такую силу духа он заслужил прозвище Олимпийский.

Ксенофонт, приверженец школы Сократа, за свое обильное и счастливое красноречие считавшийся вторым после Платона, не прервал регулярное жертвоприношение, когда узнал, что старший из двух его сыновей по имени Крилл пал в битве при Мантинее. Он не мог даже представить, как прервать едва начатое служение на таком основании, и всего лишь снял венок. Но и этот венок он снова надел, когда, спросив, как именно погиб сын, услышал, что тот погиб, храбро сражаясь. А потом он воззвал к богам, которым приносил жертву, чтобы они стали свидетелями того, что для него важнее храбрость сына, нежели горечь от его смерти. Может, кто другой оставил бы жертвоприношение, спустился с алтаря, заливаясь слезами, но Ксенофонт остался недвижим в ритуале, разум его, по совету мудрости, был спокоен. Подчинить горе размышлению, возможно, тяжелее, чем услышать о несчастье. [433]

И Анаксагора невозможно было сломить. Услышав о смерти сына, он сказал: «Это для меня вовсе не неожиданная и не новая весть. Я знал, что родил смертного». Таковы высказывания, посланные доблестью, и они-то являются самыми полезными наставлениями. Кто бы ни воспринял такие вести, должен знать, что дети рождаются по Природе вещей, когда она в определенный момент времени дарует им дыхание или забирает его. Не может умереть тот, кто не жил, и не может жить тот, кто не готов к смерти. [434]

Сомнения некоторых историков по поводу идентификации первого лица с Максимом уже неуместны после убедительного исследования Дж. Бриско (Briscoe J. Notes on Valerius Maximus // Sileno, 1993. P. 395–408).

Mueller H.-F. Roman Religion in Valerius Maximus. London; New York, 2002.

Briscoe J. Op. cit. Р. 395.

Valeri Maximi: Facta et Dicta Memorabilia / Ed. J. Briscoe. Leipzig; Stuttgart, 1998. V. 1–2.

Valerius Maximus: Memorable Doings and Sayings / EM. by D. R. Shackleton Bailey. Cambridge, Mass, and London, 2000. V. 1–2. С латинским текстом и английским переводом.

Introduction // Ibid. Р 6.

Valerius Maximus. Facta et dicta memorabilia. Denkwiierdige Taten und Worte / U. Blank-Sangmeister. Stuttgart, 1991; Valere Maxime. Faits et dits memorables/ R. Combes. V. 1–2. Paris, 1995–1997.

Исключение — отдельные работы, как например, статья Д. П. Шестакова «К Валерию Максиму (2, 10)» // Филологическое обозрение. Т. 21. 1902. С. 64.

… Разместить… здесь в надлежащем порядке… — в оригинале digerere— чтение Кемпфа, в рукописях deligere— собрать.

По книгам оракулов Аполлона… — имеются в виду Сивиллины книги. Тарквиний Древний — полулегендарный римский царь (672–640 до н. э.).

Флами́ны (лат. flamines, единственное число flamen ) — жрецы отдельных божеств в Древнем Риме. (прим. комп.)

Постумий отправился не в Африку, но на Сицилию в 242 г. до н. э.

Консуляр (лат. Consularis) — в Древнем Риме — бывший консул. (прим. комп-ра.)

Сложение полномочий Гая Фигула и Сципиона Назики относится к 163 г. до н. э.

Детали по поводу этого и последующих примеров передает Плутарх в биографии Марцелла (5): «.. Тиберий Семпроний, которого горячо любили в Риме за храбрость и безукоризненную честность, будучи консулом, назвал своими преемниками Сципиона Назику и Гая Марция, и те, приняв командование войсками, уже прибыли в свои провинции, как вдруг Тиберий, просматривая священные книги, случайно открыл старинный обычай, прежде ему не знакомый. Обычай этот состоял в следующем. Если должностное лицо наблюдает за полетом птиц в специально для этого нанятом за пределами города доме или шатре и, не получив надежных замечаний, вынуждено по какой-либо причине вернуться в город, надлежит отказаться от нанятого прежде помещения, выбрать другое и произвести наблюдения еще раз, с самого начала. Тиберий, как видно, об этом не знал и объявил упомянутых выше Сципиона и Марция консулами, дважды воспользовавшись одним и тем же шатром. Позже, обнаружив свою ошибку, он доложил обо всем сенату, который не пренебрег столь, казалось бы, незначительным упущением и написал новым консулам, а те, оставив свои провинции, быстро вернулись в Рим и сложили с себя власть. Но это случилось позднее, а почти в то же время, о котором рассказывается здесь, двое жрецов из числа самых известных лишились жреческого сана: Корнелий Цетег — за то, что, передавая внутренности жертвенного животного, нарушил должную очередность, Квинт Сульпиций — за то, что у него во время жертвоприношения упала с головы шапка, которую носят так называемые фламины. А когда диктатор Минуций (так иронически назван Фабий Максим. — С. Г.) назначил начальником конницы Гая Фламиния и вслед за этим раздался писк мыши, которую называют “сорика” (sorex), римляне отвергли и самого диктатора, и его начальника конницы и выбрали на их место других» (пер. С. П. Маркиша).