Марк Цицерон - Об ораторе

(191) Ну, а покамест все то, что разрознено, еще не связалось воедино, мы можем запасаться надлежащими знаниями гражданского права постепенно и отовсюду, набирая его помаленьку то тут, то там. 43. Да вот, к примеру, римский всадник, который издавна жил и живет у меня, Гай Акулеон, человек необыкновенно тонкого ума, но ни в каких науках не образованный; несмотря на это, он до такой степени освоился с гражданским правом, что его не превзойдет ни единый из знатоков, за исключением, конечно, здесь присутствующего. (192) Ведь тут все данные лежат у нас перед глазами, они содержатся в повседневном нашем опыте, в общении с людьми, в делах на форуме; чтобы познать их, не нужно ни многих слов, ни толстых книг; да и в книгах ведь все авторы с самого начала пишут одно и то же, а потом повторяют (даже сами себя!) по многу раз, с небольшими лишь переменами в выражениях.

Но есть еще и нечто другое, для многих, вероятно, неожиданное, что может облегчить усвоение и постижение гражданского права, это — удивительно приятное и сладостное чувство, испытываемое при этой работе. В самом деле, чувствует ли кто влечение к тем ученым занятиям, которые ввел у нас Элий, — он найдет как во всем гражданском праве вообще, так и в книгах понтификов и в XII таблицах в частности, многообразную картину нашей древности, потому что тут и слова звучат седой стариной, и дела отчасти бросают свет на нравы и обычаи предков. Занимает ли кого наука о государстве, которую Сцевола считает достоянием не ораторов, но каких–то ученых особого рода, — он увидит, что она целиком заключена в XII таблицах, так как там расписано все об общественном благе и о государственных учреждениях. Привлекает ли кого философия [135] Философия: как всегда у Цицерона, имеется в виду исключительно этика, в своем интересе к человеческому поведению смыкающаяся с законом. , эта могущественная и славная наука, — я скажу смело, что он найдет источники для всех своих рассуждений здесь, в содержании законов и гражданского права: (194) именно отсюда для нас становится очевидно, с одной стороны, что следует прежде всего стремиться к нравственному достоинству, так как истинная доблесть и безупречная деятельность украшаются почестями, наградами, блеском, а пороки и преступления караются пенями, бесчестьем, оковами, побоями, изгнанием и смертью; и, с другой стороны, мы научаемся — и притом не из бесконечных и наполненных перебранками рассуждений, а из непререкаемых заповедей закона — держать в узде свои страсти, подавлять все влечения, охранять свое, а от чужого воздерживать и помыслы, и взоры, и руки.

44. (195) Да, пусть все возмущаются, но я выскажу свое мнение: для всякого, кто ищет основ и источников права, одна книжица XII таблиц весом своего авторитета и обилием пользы воистину превосходит все библиотеки всех философов.

(196) И если нам должным образом дорога наша родина, любовь к которой врождена в нас с такою силою, что мудрейший муж [136] Мудрейший муж — О диссей: см. «Одиссея», I, 55–59, 135–136, 151–158. Любовь к родине, столь сильная у царя маленькой Итаки, должна стать еще понятнее у гражданина великого Рима. Отсюда и дальнейшее патриотическое восхваление римской культуры и принижение греческой. Итаку свою, точно гнездышко прилепленную к зубчикам ее скал, предпочитал бессмертию, — какою же тогда любовью должны мы пламенеть к такой родине, которая, единственная из всех стран, есть обитель доблести, власти и достоинства! Первым делом нам следует изучить ее дух, обычаи и порядки; как и потому, что это есть родина, общая наша мать, так и потому, что одна и та же великая мудрость проявляется и в ее могучей власти, и в ее правовых установлениях. (197) Оттого–то знание права и доставит вам радость и удовольствие, что вы увидите, насколько предки наши оказались выше всех народов государственной мудростью; достаточно сравнить наши законы с их Ликургом, Драконом, Солоном. Нельзя даже поверить, насколько беспорядочно — прямо–таки до смешного! — гражданское право всех народов, кроме нашего. Об этом я не устаю твердить каждый день, противопоставляя мудрых наших соотечественников всем прочим людям и особенно грекам. По этой причине, Сцевола, я и сказал, что всем, которые желают стать совершенными ораторами, необходимо знание гражданского права.

45. (198) Кому же неизвестно, какой почет, доверие и уважение окружали у нас тех, кто обладал этим знанием? Взгляните: у греков только самые ничтожные люди, которые у них называются «прагматиками [137] Прагматики — н аемные стряпчие, подготовляющие для ораторов весь фактический материал их дел; в эпоху императоров они появились и в Риме, к великому негодованию Квинтилиана (XII, 3, 4). Термин «прагматики» в этом значении, по–видимому, развился только в Риме и у греческих авторов не встречается. », предоставляют ради денег свои услуги ораторам на судах; а в нашем государстве, напротив, правом занимаются все наиболее уважаемые и достойные лица, как, например, тот, который своими познаниями в гражданском праве заслужил следующий стих великого поэт [138] Великий поэт — Э нний, «Анналы», 335 (по Фалену); :

Да и многие другие граждане, и без того уважаемые за их дарования, своей осведомленностью по вопросам права сумели добиться еще большего уважения и веса. (199) А для того, чтобы ваша старость была окружена вниманием и почетом, какое средство может быть лучше толкования права? Для меня, по крайней мере, уже с юных лет право казалось подспорьем не только для того, чтобы вести судебные дела, но и для чести и украшения в старости; и когда мои силы начали бы мне изменять (а уж, пожалуй, и время подходит [140] Время подходит — в момент диалога Крассу было 49 лет. Цитата — из неизвестной трагедии Энния. ), я таким образом защитил бы свой дом от безлюдья. Да и что еще прекраснее для старика, занимавшего в свое время почетные общественные должности, чем возможность с полным правом сказать то, что произносит у Энния его Пифийский Аполлон, и назвать себя тем, от кого если и не «народы и цари», то все граждане «совета ждут»,

(200) Ведь и впрямь дом юрисконсульта, бесспорно, служит оракулом для всего общества. Свидетели этого — сени и прихожая нашего Квинта Муция, к которому, несмотря на его очень слабое здоровье и уже преклонные годы [141] Преклонные годы — С цеволе было больше 70 лет. , ежедневно приходит такое множество сограждан, даже самых блестящих и высокопоставленных.